Но не то сделалось, что я думал и чего ожидал. День сей на то пошел, чтоб мне быть в совершенном удовольствии.
Князь мой не только чтоб затевать и начинать спор, но будучи в сей раз совершенным агнцем, в одном месте сам, без просьбы, хороший лоскут земли мне прибавил, и мы развелись с ним, как водою разлились.
Признаюсь, что я сам себе не верил и не понимал, откуда бы происходило такое его смирение, а для меня неожидаемое благополучие и удача, и благодарил только Всевышнего, что он, против чаяния моего, избавил меня от наиопаснейшего во всем межеваньи для меня обстоятельства. Таким образом, затворивши ворота со всех сторон в свою дачу и окончив межевать уже ночью, в полном удовольствии поехал я домой с межевальщиком ужинать.
С князем распрощались мы, как приятели, и я надавал ему тысячи благословений; а, правду сказать, имел к тому и причину.
Глазомер мой меня не обманул, и в его Злобинской даче, как я после узнал, действительно десятин около пятидесяти недоставало, которыми принуждены б были мы не только поплатиться, но и заплатить завладенные деньги.
Доискиваясь причины тому, для чего он не спорил, услышал манием {Невзначай.} я, что он сперва и хотел было спорить, но увидев, что волостные большую часть Хмыровской пустоши к себе прихватили спором, заключил, что ему уже не осталось тут спорить.
Итак, волостные помогли мне в том своим спором, и из мнимого худа, по особливому распоряжению благодетельных нам судеб, вышло для нас неожидаемое и великое добро, как вы после о том обстоятельнее услышите.
Таким образом, приехав домой, привез я домашним моим радостное известие о благоприятном и, сверх великого чаяния, удачном разводе со всеми нашими соседями.
И как мы нашли тут и семейства моих деревенских соседей и ближних родственников, нас с межи дожидавшихся, то все они обрадованы были тем до бесконечности и все наперерыв благодарили межевщика за оказанное нам с его стороны вспоможение. И как товарищи мои не менее были довольны и мною, и всеми моими об общей даче стараниями, то благодарили они и меня, и не могли довольно выхвалить всего моего проворства и уловок, признаваясь, что без меня принуждены б были они пить горькую чашу и что они при всем межевании сем были только свидетелями и ничего, собственно, сами не делали и ничему хорошему успеху не поспешествовали.
А не менее и я рад был, что имел случай им всем услужить. Итак, ужин в сей день был у нас очень веселый, и день сей был прямо достопамятным для всех соучастников в наших дачах.
Но как письмо достигло уже своих пределов, то дозвольте мне теперь на сем месте остановиться и сказать вам, что я есмь ваш, и прочая.
(Ноября 19, 1807)
ПРИЗЫВ МЕНЯ В КАШИН
ПИСЬМО 142–е
Любезный приятель! Описав в предыдущем письме межевание наших дач, или паче обойдение вокруг оных и отделение их от посторонних владений, скажу теперь вам, что сим межевание наше далеко еще не кончилось, но предлежали нам еще многие хлопоты и в рассуждении оного заботы.
Кроме того, что оставалась еще маленькая луговая отделенная дачка, лежащая за церковью не обойденною и неотмежеванною, самые разные наши пустоши внутри дачи не были еще разрезаны и отделены друг от друга.
Произошло сие, как я вам уже упоминал, от погрешности межевщика или паче от того, что ему хотелось скорее нашу дачу обойтить кругом, дабы по положении на план можно было по исчислению узнать, сколько у нас всей земли вообще было, и, с тем сообразуясь, принимать меры и к примирению нас с волостными, которым он, будучи ими задарен, толико благоприятствовал.
Может быть, думал он устрашить нас огромностью дачи и великостью числа сей земли и чрез то удобнее преклонить нас к уступке волостным заспоренной земли.
Однако попал он не на таких людей, которые бы слепо дали ему водить себя за нос, но которые разумели и сами сколь–нибудь все межевые дела и уставы. И потому, продолжая об ошибке его молчать и приняв вид, будто бы я совсем оной не приметил, ожидал я, что, по окончании помянутого обхода кругом нашей дачи, он предпримет и нашу ли внутренность будет размежевывать или обратится куда в иную сторону.
По надлежащему, надлежало бы ему приступать к первому и стараться как можно скорее ошибку свою исправить, чего и надлежало тогда ожидать.
Но, как удивился я, услышав, что межевание опять на несколько дней отсрочивалось и что г. Лыков разъезжал только по гостям, давал себя везде угощать и потчивать, а не предпринимал ни того, ни другого и ни сам не межевал, ни своего помощника, помянутого второклассного землемера г. Сумарокова, не заставливал.
Более десяти дней продолжалось такое его бездействие, и мы, находясь в беспрерывном ожидании, не знали, что о том и думать и заключать, и внутренно досадовали на межевщика за сию почти непростительную медленность.
Более же всех была она мне чувствительна, ибо домашние мои обстоятельствы привлекли меня в другое место и требовали неотменно скорого отсутствия моего от дома.
Племянница моя, Травина, прислала ко мне около сего времени нарочного человека из Кашина с уведомлением, что мачеха их приехала уже в Кашин и неведомо как просила, чтоб я поспешил к ним своим приездом для сделки с нею, в рассуждении следуемой ей к получению указанной части из имения умершего моего зятя, а их отца, и которую часть племянницам моим у ней купить хотелось.
Итак, надлежало мне неотменно туда съездить; но как можно мне было отлучиться при тогдашних обстоятельствах и при неоконченном еще межевании и отъехать в самый критический момент времени?
Признаюсь, что призыв сей меня очень смущал, будучи весьма неблагоприятным. Но мы не успели еще собраться духом, как глядим, смотрим, прискакал другой гонец из Кашина, и племянница всеми святыми умоляла меня, чтоб я поспешил как можно скорее своим приездом.
Она писала ко мне, что мачеха их была у них в доме, что несет пыль непомилованную {Несет немилосердную чепуху.} и не хочет никак продавать им своей части, и дала им сроку только на десять дней до моего приезда, и что самое сие побудило ее послать ко мне еще нарочного и просить, чтоб я поспешил к ним для самого Бога.
Признаюсь, что призыв сей меня очень смущал, будучи весьма неблаговременным. Но мы не успели еще собраться с духом, как глядим, смотрим, прискакал другой гонец из Кашина, и племянница всеми святыми умоляла меня, чтоб я поспешил как можно скорей своим приездом.
Она писала ко мне, что мачеха их была у них в доме, что несет пыль непомилованную и не хочет никак продавать им своей части, и дала им сроку только на десять дней до моего проезда, и что самое сие побудило ее послать ко мне еще нарочного и просить, чтоб я поспешил к ним для самого Бога.
Что мне было тогда Делать? Могу сказать, что находился я в крайнем замешательстве и проклинал межевщиков, гуляющих столь долго и нас недомежевающих.
Совсем тем ехать мне было еще никак не можно, ибо предстоящее и ожидаемое всякой день размежевание пустошей так было важно, что без себя оставить и препоручить оное никому было никоим образом не можно.
В сей крайности другого неоставалось мне, как в тот же день приниматься за перо и писать в Кашин письмы, и я занимался тем почти целую ночь, ибо писать надобно было ко многим.
К племянницам своим писал я, что всячески постараюсь скорее в путь отправиться, и что может быть в неделю все свои дела кончу и к ним выеду.
К мачехе их писал наиубедительнейшее письмо, чтоб взяла терпение и меня подождала; а ко всем их милостивцам и соседям писал также с убедительною просьбою, чтоб они в случае, если мачеха меня не дождется, не оставили их своим вспоможением.
Но не одно сие меня еще удерживало, но было и другое обстоятельство, меня останавливавшее.
Случилось так, что около самого сего времени надобно было приехавшей ко мне с тещею моею из Кашина средней племяннице моей, Любови Андреевной, занемочь у меня горячкою, и находиться от ней в самой опасности; а сверх того, случилось и других больных в доме моем множество, так, что не осталось ни одной почти девки в самых хоромах здоровою, а много и людей было больными, и я трепетал духом боясь, чтоб не занемочь и самому при таких повальных болезших.
Итак, отправив в Кашин письмы, расположился я ожидать продолжения межеванья, доколе только будет можно, а между тем, чтоб не терять праздного времени по пустому, употребить все оное в пользу.
И как в дачах наших не вся еще внутренняя ситуация была у меня снята на план, а сие было крайне нужно, то, во–первых, принялся я за сие нужное дело и препроводил в том несколько дней сряду.
Во–вторых, как межеванье долженствовало скоро дойтить и до села Тулеина, в котором я вместе с другими владельцами имел наивеличайшее участие, а количество наличной земли в сем селе не было мне еще известно, то решился я и ее снять предварительно на план, и измерив узнать, полная ли в ней дача, или есть лишек или недостаток?
И какая досада была для меня, когда, сняв сию дачку на план измерив, увидел, что и в ней около 50 десятин оказывалось примеру.
- «Боже мой! говорил я сам себе, куда ни кинь, так клин; надобно ж и тут случиться излишку, и предстоять также опасности!»
Мне сие тем было неприятнее, что доходили до меня слухи, что и по сей деревне некоторые из соседей замышляли производить ссоры.
Итак, стал я бояться, чтоб не потерять и тут сего примерного земли и почитал и для сего межеванья присутствии мое необходимо нужным; а сие прибавило мне еще более горя.
В–третьих, как спор с волостными не выходил у меня ни на минуту из ума, и чем более я об нем помышлял, тем опаснейшим он мне казался, то пришло мне на мысль, не могло ль бы мне в сем опасном случае послужить сколько–нибудь в пользу. есть ли я отнесусь об оном письменно к самому их господину, и представив всю наглость и явную несправедливость его отводчиков и поверенных, а свою справедливость. попрошу о собственном разсмотрении сего дела, и приказания оставить нас, как добрых и всегда мирно с его волостными живших соседей, в покое?