азался мне к тому способным, и охотно хотел вступить и сам со мною в сие дело, то по нескольких о том с ним переговорах и согласились мы с ним обо всем нужном; и как положили приступить к изданию сему с наступления последующего за сим 1778–го года, то при отъезде моем из Москвы и оставил было я ему и написанное объявление для напечатания в газетах. Но из дела сего не вышло ничего. С человеком сим случилось какое–то несчастие и он принужден был чрез несколько времени после отъезда моего скрыться, и я имел досаду не только видеть предприятию своему с самого начала остановку, но лишиться и всех данных ему своих книг для продажи, и за те немногие французские книги, которые у меня остались от него для читания присланными, заплатил убытком сим очень дорого.
Наконец 11–го августа имел я удовольствие видеть свой владенный указ на 1,000 десятин проданной мне земли подписанной, и за отлучкою младшего члена г. Сулемы самим генералом Ивашевым. В сем случае помог мне случайным образом сосед мой Иван Фомич Хрущев, случившийся быть тогда в межевой канцелярии, и по знакомству своему с сим генералом убедивший его просьбою подписать указ мой вместо младшего члена. Но как кроме сего надлежало указ сей явить в вотчинной коллегии, также выпросить из межевой указ к тому же землемеру для отмежевания мне и сей проданной земли, то и для сего необходимо надобно мне было прожить в Москве еще более недели.
Напоследок кончил я благополучно и сии все дела, и осталось мне только возблагодарить г. Князева за оказанное мне одолжение. Как я не сомневался, что и с меня возьмет он также, как и с других за проданную мне землю, то завернув 300 рублей ассигнациями в бумажку, поехал я к нему, и при распрощании с ним, принося благодарения мои, подносил ему оные. Но он в рассуждении меня так был честен, что ни под каким видом взять не согласился, а говорил, что он за особливое удовольствие считает, что ему случай допустил мне услужить, и что он очень тому рад и просит, чтоб я всегда его помнил и почитал своим другом.
Легко можно заключить, что сие было для меня непротивно. Триста рублей не составляли безделки и годились мне на иное. Итак, удивившись и обрадовавшись тому, расстался я с сим новым своим благодетелем в полном удовольствии, которое было для меня тем чувствительнее, что и оное доставила мне небольшая моя ученость и охота к наукам.
Таким образом, распрощавшись потом и с стариком–князем, моим командиром и со всеми моими московскими знакомцами и друзьями, в исходе августа поехал я из Москвы, и заехав на самое короткое время опять в свое любезное Дворяниново, благополучно возвратился в Богородицк.
Там встретило меня то удовольствие, что я нашел у себя кашинских своих родных, приехавших без меня для свидания с нами и с превеликим нетерпением меня дожидавшихся. С ними был и живший прежде того у меня племянник мои Александр Андреевич Травин, но которой гость чуть было чуть не лишил меня единственного моего сына Павла и с ним наивеличайшего удовольствия в свете. Как племянницы мои с ним прожили у меня тогда более трех недель, и сему молодцу была без меня своя воля, то однажды севши на какие–то туртыжные дрожки, и подхватя малютку моего сына с собою и без человека, пустился с ним одни в лес для катанья или гулянья. Они проездили с ним несколько часов, и будучи в так называемом Балахонском лесу заехали где–то в такое топкое и вязкое место, что с лошадью и дрожками увязли, и оттого принуждены были с ним сходить и долгое время стоять по колена почти в грязи и в воде, покуда могли высвободить свою лошадь и дрожки. Но чего, будучи оба малолетными, не могли б они никак сделать, если б не помог им в этом один мужик, которому в самое то время мимо их по дороге проезжать случилось; и как по несчастию случись тогда погода холодная и время уже вечернее, то малютка сын мой и настращался и так простудился, что схлебнул оттого прежестокую горячку, едва было не лишившую его совсем жизни и настращавшую всех моих домашних так, что они не знали, что с ним и делать. К особливому несчастию, племяннику моему, боявшемуся, чтоб за то не стали сестры его да и я после бранить, вздумалось тогда все сие несчастие с ним утаить, и уговорить к тому же и сына моего. Посему и не можно было предупредить сему злу какими–нибудь от простуды лекарствами, что бы мои домашние и не преминули учинить, есть ли б о том тогда же сказано было. И как сын мой и тогда еще был болен, как я из Москвы возвратился, то сие много уменьшило мое удовольствие, чувствуемое при свидании с моими родными. А племяннику моему было так совестно, что он с того времени у меня уже и не бывал ни однажды; ибо вскоре после того записался он в службу, а по прошествии нескольких лет, без всякого согласия и против желания всех своих родных, женился на купеческой дочери, которая и отвела его от всех его родных, и так что он с тех пор даже и до сего времени со мною ни однажды не видался, и сделался по сему отношению крайне против меня неблагодарным. Сын же мой хотя тогда и выздоровел, но остатки болезни так в него внедрились, что имели некоторое влияние на всю его жизнь, и много к слабому его здоровью споспешествовали.
Племянницы мои по возвращении моем из Москвы не долго у нас уже пробыли, но повидавшись со мною, поехали опять в свое кашинское жилище. А я, оставшись и нашед все дела по волости в порядке и текущими как надобно, первым долгом для себя почел отправить скорее полученные указы к землемеру с нарочным в шадскую свою деревню, приказав тотчас меня уведомить, как скоро межевщик в тамошнее место для отмежевания прибудет.
Сие и воспоследовало гораздо скорее, нежели я думал и ожидал; ибо не успело еще и двух недель пройтить после моего приезда, как и прискакали ко мне нарочные оттуда гонцы с известием, что Пашков межевщика привез и уже начинает межеваться, и потому просили меня, чтобы поспешил и я туда колико можно скорее. Нельзя изобразить, как сильно перетревожен я был сим известием. Я получил его находясь в гостях у господина Киреева на крестинах и сидючи за столом во время обеда, и смущение мое было так велико, что не пошла и еда на ум. Словом, обстоятельства были таковы, что я принужден был бросить и покидать опять все и расставаться вновь с своими родными и домашними и скакать опять в свою шадскую деревню.
По счастию истребовал я на то предварительно дозволение от князя моего командира. Итак, не долго думая и сделав на время отсутствия своего все нужные распоряжения, в половине сентября месяца в сей дальний путь свой и отправился.
Езда моя была благоуспешна, и как во время оной не случилось со мною никаких важных и особливого замечания достойных происшествий, то и расскажу об оной в коротких только словах. Ехал я туда в сей раз уже не на Епифань, а прямо на Данков, а от оного уже на Ранебург и так далее на Козлов и на Тамбов. В деревне своей нашел я обиталище для себя уже гораздо покойнейшее перед прежним; по приказанию моему куплена была в предследующие перед тем годы довольно просторная белая светлица с тремя красными окошками, и поставлена на лучшем и красивейшем месте подле двора моего. Итак, жить мне было уже гораздо покойнее и лучше. Но приезд мой был и в сей раз совсем почти по пустому. Пашков хотя подлинно привез взятого на свой кошт землемера, и начал было действительно отмежевывать себе проданные ему на имя разных особ земли, по повстречалось с ним при самом начале неожиданное и такое препятствие, что межеванье принуждено было остановиться или паче совсем прерваться, и чему наиболее был он сам причиною, а именно.
Будучи нимало недоволен тем, что можно б ему было бесспорно и без всякого помешательства тысяч пятнадцать десятин из сей степи намежевать, в чем не мог бы ему никто и никак воспрепятствовать, есть ли б только пошел он прямым путем, или все дело стал производить законным порядком, а по беспредельной алчности и ненасытимости своей возжелал не только всею тамошнею обширною и ковылем порослою степью овладеть безданно–беспошлинно, но сверх того все проданное ему на разные имена количество земли, простиравшееся до одиннадцати тысяч десятин, вырезать из соседственных дачных и распашных земель, следовательно получить себе не только земли гораздо множайшее количество, но воспользоваться многими тысячами десятин чужими руками распаханной земли, с крайним вредом и наичувствительнейшею обидою соседственным дворянам. И дабы сей злодейской умысл можно б было ему удобнее произвести в действо, то отыскал и межевщика такого же бездельника и прямо на свою руку. Ибо не один честной и сколько–нибудь совестной человек никак не хотел с ним связываться и войтить в такое мошенническое дело; почему назначенной было к тому межевщик господин Нестеров прямо от того отказался, и он принужден был отыскивать и обещаниями большого награждения соблазнять другого, и к несчастию нашему ему и удалось найтить такового. Был он некто г. Окороков, и прямо запометной и никем в межевой неуважаемой, но на всякое зло способной человек. Итак, приехав с ним и боясь, чтоб соседи, по примеру прежнему, не помешали им плутовать своими спорами, предприяли они употребить обыкновенную плутовскую уловку, а именно: все межеванье производить почти потаенным и скоропоспешнейшим образом, или не дав никому по обыкновению наперед знать, не дождавшись ни от кого поверенных, и не принимая ни от кого споров межевать не пешком, по обычаю ходючи, а скачучи верхами на лошадях и отрезывая у всех земли без всякого отвода, а как самому ему хотелось и самым наглым и насильственным образом.
И как к особливому его несчастию начал он сим хватским или прямее сказать разбойническим образом отмежевывать проданную ему на имя князя Голицына и речкою Паникою приуроченную землю, где не было уже и клочка дикой ковыльной земли, а вся земля была распашная и принадлежащая разным соседственным к нашей округе владельцам, и он всю ее начал от них беззаконнейшим образом себе отхватывать: то сии, не зная о том ничего, и не будучи предуведомлены, так тем были перетревожены, что сочтя сие самым разбойническим делом, другого в скорости ничего не нашли, как соответствовать ему такою же наглостию и буянством, и скопившись в множестве напали на землемера и на всю его межевую команду, и ну всех как злодеев бить, и не только всех их рассеяли и разогнали, но отбили у них и астролябию и все прочее, но многих и переранили, а одного из бывших при том людей убили даже до смерти.