Не успели мы сего дела кончить, как и начали уже съезжаться со всех сторон охотники нанимать у нас землю. И как было сие еще в первый раз, и дело еще необыкновенное, то имел я по сему случаю множество хлопот и сует. Собралось к назначенному дню народа превеликое множество, и не только простого, но и самых дворян несколько десятков, знакомых мне и незнакомых. Все увивались вокруг меня и всякий старался, нельзя ли как нанять подешевле. Но я предпринял наблюдать при сей торговле наисовершеннейшее беспристрастие и никому ни перед кем не давать ни малейшего преимущества. И какой это был затор [за торг?] и сколько шума и крика!
Торговлю сию производили мы во дворце и назначили к тому для дворян гостиную комнату, а для прочего народа зал. А стол и аукциониста с его молотком поставили в самых дверях, соединяющих обе сии комнаты, дабы тем и другим все было видно и слышно. И сколько ж было тут шума, сколько крика и друг у друга переторжки. Каждый надрывался и старался всячески получить себе землю и многие вылезали, так сказать, из кожи, возвышая час от часу цены. Почему и не удивительно, что вместо прежней полтины за десятину, возвысилась цена за десятину рублей до двух и более, смотря по тому, много ли или мало на какое звено было охотников, и что я при одной сей первой переторжке увеличил уже доход двумя тысячами с половиною рублей и прямо тем доказал свое беспристрастие.
Как торговля сия продолжалась у нас дня три сряду, то имел я случай познакомиться тут со многими из окрестных дворян, которых не преминул я приглашать всякий день к себе и угощал их по своей возможности. Знакомые же все и жили у меня во все сие время, и мне достался–таки изрядный толчок по сему случаю.
Едва только я сие бремя свалил с плеч долой, как взвалилось на меня другое, несравненно еще тягчайшее, скучнейшее и досаднейшее. Начались у нас опять дрязги, и даже самые приказные, ссоры по откупным делам и винной продаже с преждеупоминаемым поверенным г. Игнатьева, Деревенским, по случаю бездельнических его ко всему привязок и делаемых волостным крестьянам крайних обид и притеснений. Я принужден был опять вооружаться против бездельника сего всеми своими знаниями и выдумывать все способы к преоборению его. И не один раз доводим был до величайшей досады. К вящему несчастию гидра сия была такого рода, что не успеешь у ней одну главу отсечь, как выростала, вместо ней, другая или еще больше, и я принужден был не только сей и последующий за сим месяц, но и весь почти сей год терпеть от бездельника сего досады, хлопоты и неудовольствия всякого рода.
Между тем я в конце еще февраля месяца прислал ко мне г. Новиков еще целую партию своих книг для продажи, а из Петербурга получил я опять от Пастухова уведомление, что он у Малиновского был, письмо мое отдал, и что он очень обрадовался обо мне услышав, что меня все еще по прежнему любит и хотел ко мне писать по почте, — что все и порадовало меня очень.
Месяц март ознаменовался у нас многими происшествиями, достойными замечания, и наиглавнейше тем, что, по случаю бывшей в течение сего года у нас ревизии, которая до порядку была уже четвертая, принуждены мы были сочинять ревизские сказки и имели по сему отношению хлопот полон рот. Мне надлежало не только пещись о сочинении сказок сих по волостям, мною управляемым, и занимать ими все руки канцелярских моих служителей, но сочинять самому такие же сказки по всем собственным своим деревнишкам, рассеянным всюду и всюду. И отдаленность их и самая отсутственность делали мне в том множество хлопот и затруднений.
Во–вторых, заняло меня еще одно собственное дельце. Пропадал у меня уже несколько лет один из тушинских моих мужиков. Будучи плотником и ходивши для сей работы по сторонам, полюбилось ему в дальних степях, на Битюке, место, и он у нас пропал. Но в начале сего месяца случайным образом узнал я, где он находится. И как надобно было посылать туда человека для отыскивания и поймания его (мой же поверенный находился в отлучке), то принужден я был нанять в поверенные (однако из богородицких купцов) Силичева, человека умного, знающего приказные дела и проворного, и отправить его туды для отыскивания оного, который и спроворил сим делом так, что хоть и не скоро, но кончилось оно с удовольствием для меня. Человек сей был отыскан, схвачен, но как ему оттуда домой возвращаться не хотелось, то тамошние упросили меня, чтоб я им его продал, на что я и согласился и получил за него изрядную сумму денег.
Третье число сего месяца достопамятно было тем, что в оное вздумал и затеял я сделать для новокупленных своих часов ту прекрасную и расписными стеклами убранную часохранительницу, которая в руинах своих существует у нас еще и поныне, и что в самой тот же день взял я к себе одного из детей моих подкомандующих, умненького мальчика для обучения его рисованию, и чрез самое то подал бедняку сему случай произойтить после в люди. Звали его Григорьем, а но прозвищу Щедиловым. И как он был очень понятен, то и успел он в рисованьи, а особливо по стеклу, так много, что сделался наконец совершенным в сем искусстве мастером, и мог делать такие штучки, которые стояли поднесенными быть самой императрице.
Вскоре за сим перепуганы мы были опять пожаром, случившимся от двора моего в самой близости. Был он хотя ничего незначущий и сгорел только овин у соседа моего, по близостию своею настращал нас, а особливо меньшую дочь мою, Ольгу, чрезвычайно, которая бедняжка, видя всеобщие суеты, от страха не знала, куда спрятаться. Достопамятно, что пожар сей был как бы предварительный многим другим и несравненно важнейшим, бывшим в течение сего года, который, по сему отношению и для всего государства нашего, особливого замечания достоин.
Не успели мы от сего страха оправиться, как удивлен я был одним полученным от князя ордером, которым уведомляем я был, что в команду нашу принят, под званием помощника мне, тот самой Полунин, глухой, который угощал у себя, как прежде было упоминаемо, князя, заезжавшего к нему в деревню. Меня сие смутило было сперва очень, и я не знал, что бы сие значило, и признаться, что иметь дело с таким хитрецом, льстецом, наушником и негодным человеком, не весьма мне было приятно; но как после я узнал, что сие сделано было князем для одной только проформы и для облагодетельствования его чрез доставление ему не слишком большого, определенного ему жалованья, то скоро и успокоился опять духом.
Вскоре за сим заезжал опять ко мне и у меня ужинал г. Муромцев, бывший у вас губернатором, но в сие время вышедший уже в отставку и ехавший в свое Баловнево — жить на свободе и заниматься своими затеями. Мне очень было жаль сего моего знакомца, ибо определенный на место его г. Заборовский был мне совсем уже незнакомым человеком.
Между сими происшествиями прошел нечувствительно и весь наш великий пост, в которой все праздные часы, остающиеся от дел, употреблял я на сочинение материала для своего журнала, и как писать и сочинять его было мне тут уже несравненно удобнее, нежели в Москве, то и успел наготовить его вдруг на несколько недель вперед и снабдить ими г. Новикова надолго.
По наступлении страстной недели, начали мы говеть, ибо в первую неделю нам сего сделать не удалось, и по обыковению в четверг исповедывались и причащались у нового, к нам определенного, протопопа Алексея, прославившегося у нас своею взрачностию и церемониалами в церковной службе до которых он был охотник и умел производить это дело.
Достопамятно, что накануне сего дня случилось мне видеть достопримечательный сон о старике–князе моем прежнем командире и о сотоварище моем, г. Верещагине: первого видел я весьма помолодевшим и сбирающимся куда–то ехать в дальний путь, пахать землю, а другого — украшенного на пальцах драгоценными перстнями. Снам хотя не велят верить и слишком уважать оные, да и я не весьма к тому ретив, однако, сей сон был так жив и так для меня поразителен, что я, проснувшись, долго не мог его позабыть, и сам себе не один раз говорил: «Ах, батюшки мои! уж не умер ли, или не умрет ли скоро князь Сергей Васильевич! сон этот об нем очень дурен». — И что ж, подивитесь тому, ведь действительно, около сего времени он в Москве кончил свою жизнь и повезен в любимое его село Мишино для погребения. Я поразился, услышав о сем чрез несколько времени после сего; вспомнил сей сон и не мог ему довольно надивиться, а о князе сердечно пожалел и пожелал ему вечного блаженства. И хотя я от него, кроме определения меня к сему месту, никакой иной пользы и добра не видал; но, имея в нем у себя такого командира, с которым бы хотелось хоть и век жить, и будучи о любви его к себе совершенно удостоверен, не мог долго из памяти своей истребить сей утраты и лишения в нем себе верного защитника и покровителя.
Впрочем, при напоминании сего сна об нем, вспомнил я и то, что мне снилось тогда и о Верещагине, и не мог никак догадаться, чтоб такое перстни, виденные на нем, значили; и так сие и осталось. Но как бы вы думали? — Вскоре после того узнал я, что и сей сон имел свое значение и также сбылся. Г. Верещагину с самого того времени повезло счастие и произошла с ним та перемена, о которой упомянется после, в свое время.
День Пасхи случился у нас в сей год 27–го марта и во время самой половоди и распутицы, недозволявшей никуда вдаль ездить, я потому всю Святую неделю провели мы в городе и разъезжали только по своим городским, как судьям, так и по моим канцеляристам, имевшим обыкновение всегда в таковые праздники звать нас всех к себе и угощать добрыми обедами. В праздные же часы занимался я деланием своей часохранительницы.
С наступлением апреля вскрылась у нас весна, и с нею начались весенние работы в садах и в других местах. Сии начали уже вызывать меня почаще на свежий воздух и отрывать от работ комнатных. Кроме сего, как началась у нас уже и продажа нашим карпиям приезжающим со всех сторон разным людям, то и ловлею их надобно было заниматься. Сочинение и писание ревизских сказок и моего «Магазина» продолжалось также. В садах у себя заводил я крап и спаржу, которая в доследующее время меня так много занимала. А впрочем, в течение всего сего месяца не случилось ничего почти особливого, кроме того, что 11–го числа был в Богородицке в другой раз пожар, я нарочито великой. Но как оной был в новопостроившемся уже городе и в нарочитом от нас отдалении, то сим были мы не так перепуганы, как прежним; а в конце сего месяца заезжал к нам опять пре