Оба сии письма меня удивили и некоторым образом сконфузили. Я не мог опять довольно надивиться неполучению Нартовым моих писем и сожалел о том искренно. С другой же стороны препоручение мне Обществом комиссии, относящейся до предпринимания опытов к истреблению червей, было мне некоторым образом не только неприятно, но и отяготительно. «Что ж такое? думал и говорил я сам себе: — господа сии, от которых я, как от козлов, ни шерсти, ни молока, или никакого добра себе еще не видал, кроме пустых и малозначущих похвал, недовольны будучи еще тем, что тружусь, пишу, хлопочу и убытчусь при отсылании к ним своих писем и сочинений, платя за то очень дорого, без всякого за то возмездия, вздумали еще, так сказать, и верхом на мне ездить и делать мне предписания… Делай–ста я в угождение им разные опыты и по рисункам сохи, и лихия болести, и уведомляй их об оных. Хоть бы, право, и потише раз!… и что право за диковинка»? и так далее. И как по счастию в здешних местах тех червей в хлебах, о каких они упоминали, никогда не бывало и нам они неизвестны, то положил я ответствовать им коротко, что в здешних местах червей таких нет и никогда по сие время не бывало, и что опыты по их предписанию делать мне не над чем, и тем от сей комиссии отделаться.
Все течение великого поста препроводил я в обыкновенных своих кабинетных упражнениях и во все остающееся мне от разъездов по гостям и принимания их у себя, время употреблял отчасти на чтение прежних и вновь купленных и с собою из Москвы привезенных немецких и французских книг; а как начали дни уже гораздо увеличиваться, и комнатною своею оранжереею, или горшками, коими все окна в доме моем были установлены. Неимение у себя ни оранжереи, ни теплицы, ни самых парников, к чему ко всему не имел я никогда дальней охоты, награждал я недостаток оных ящиками и горшками, содержимыми в комнатах, и при приближении каждой весны все нужное в них сам садил, сеял и возращал, что и доставляло мне еще больше удовольствия, нежели иным самые оранжереи и теплицы.
Кроме сего, по обыкновению своему, занимался я при увеличившихся днях и в сей год опять разными родами рисованья, как водяными, корпусными и сухими, так и самыми масляными красками, и делал сие как для собственного своего удовольствия, так и для наставления и приучивания к тому же обоих моих сотоварищей и учеников. Ибо я не только привез с собою опять обратно племянника своего Травина, но по возвращении в дом свой, взял опять к себе и старшего сына соседа моего г. Ладыженского, Никиту Александровича. Сих–то обоих, так сказать, воспитанников своих старался спознакомливать я, сколько мог, не только с нужнейшими для них науками, но и с рисованьем всякого рода, а сверх того, как нередко гащивали у меня и обе дочери тетки Матрены Васильевны Арцыбышевой, то делал сие некоторым образом и для них, дабы преподать и им некоторое о том понятие. А все сие и доставляло мне множество минут, приятных и помогало время сие проводить с удовольствием. Как в числе купленных в Москве мною немецких книг были некоторые, относящиеся и до натуральной истории, которые мне нужны были для почерпания из них нужного при продолжаёмом по временам сочинении моей «Детской философии», и между ими находилась и одна ботаническая книга, а именно Рейгерово описание: дикорастущих в окрестностях Данцига произрастений, расположенной по их разным родам, отродиям и видам; то особливого замечания было достойно, что при читании оной не только получил я общее и довольно достаточное понятие о сей части натуральной и доселе мне незнакомой еще части натуральной истории, но получил даже и самую охоту к ботанике, и потому с неописанною нетерпеливостью; дожидался сошествия снега и наступления весны, дабы мне, по руководству сей книги, тотчас начать спознакомливаться со всеми растущими у нас дикими травами и другими произрастениями, и чрез рассматривание состава их цветков узнавать их роды, отродия и имена, приданные им от ботаников.
В сих и подобных сему упражнениях и других экономических любопытных занятиях и не видал почти я, как прошел и весь ваш великий пост; а начавшиеся тали и обнажение земли от снега и последовавшая затем прекрасная всегда в нашем селении половодь подали мне новые поводы к увеселениям и забавам душевным. Признаюсь, что мне всегда сие время бывало в особливости любезно и приятно, и возобновляло в душе моей новые и наиприятнейшие чувствования. С отменнным и превеликим удовольствием сматривал, я всегда на яркую белизну, в марте, начинающих уже таять снегов; на отменную ясность солнца и свода небесного, на обнажающиеся кой–где первые бугорки земли; да первые капели с кровли и ручейки снежной воды и на все особые движения всех животных, и потом на самую половодь, меня всякой раз отменно увеселяющую; а книги, содержащие в себе описания красот натуры, которые обыкновенно я в сии времена читывал, делали мне в том великое вспомоществование и производили то, что все, и такие предметы, на которые смотрят множайшие люди без всяких чувствий и удовольствия, производили собою в душе моей наисладчайшие и приятнейшие движения оной и доставляли мне тысячу минут приятных.
Наконец сошел у нас снег, прошла половодь, стала наступать уже весна и началось время, удобное и способное уже к копанию земли и первейшим садовым работам. Сего времени я уже давно с нетерпеливостью дожидался, ибо хотелось мне произвести в сию весну одно, давно уже затеянное и некоторым образом еще в 1772 году начатое, весьма большое и важное дело, а именно: до сего имел я у себя хотя два или паче три нарочитой величины сада, но все они далеко не в состоянии были удовлетворить собою моей охоты к садам; мне казалось, что все еще их было мало, и хотелось завести еще один, гораздо всех их обширнейший и уже не регулярной, а единственно плодовитой и назначенной быть всегда продажный и к доставлению мне собою знаменитого прибытка. Желание к сему уже давно во мне возродилось, но долго я сам с собою не соглашался, где назначить под него место, ибо в прежней усадьбе своей, по великой тесноте и ограниченности оной, не было нигде праздного и способного к тому места; а из полевой земли назначить к тому оное, как единое остающееся мне средство, мешало то, что ближние пашни не все были мои, но перемешаны чрезполосно с соседскими, и оставалось только разве поразменяться с ними и выменить хотя несколько десятин к одному месту.
Как сие наконец мне и удалось, и я увидел целые три десятины, сряду и подле самой моей усадьбы за прудами лежащие, в моем собственном владении, то не долго думая и назначил я все их под новозатеваемой большой сад. И как все сие великое пространство места вдруг обнесть какою–нибудь оградою был я не в состоянии, то положил на первой случай окопать все оное глубоким рвом и оградить земляным валом, что и начали мы производить в действо еще в 1772 году и в последующий за оным; и как работа сия была уже кончена, а между тем подготовлено было у меня уже нарочитое число прививочных и отводковых яблонок, то и дожидался я сей весны для первого посажения всех их уже в оной и к сделанию чрез то ему формального уже основания.
Итак, не успел сойтить снег и место сие от него опростаться и сколько–нибудь обчахнуть, как и приступил я тотчас к назначению мест в нем под деревья и к посадке оных. И особливого замечания достойно, что случилось сие в самую великую пятницу, бывшую в сей год 18 апреля, и я работою сею так занялся, что провел весь день. с утра до вечера. в оной не евши и не пивши ничего и не чувствовавшего дажё к тому и охоты. Совсем тем всех заготовленных и поспевших к пересадке яблонок далеко не достало на занятие ими всего пространства, а всего стало только с небольшим на половину оного; а поелику заведен он на пашенной полевой земле, то самое сие и подало мне, повод назвать его полевым садом, которой впоследствии времени и был хотя подвержен многим несчастиям, но, существуя и по ныне, приносит мне уже доход довольно изрядной.
Наставшую после сего Святую неделю провели мы по прежнему обыкновению довольно весело, в разных свиданиях с родными своими и соседями и в забавах, сему времени свойственных. А как между тем начала уже оживать и трава и показываться кой–где разные цветочки, то по намерению моему и не преминул я за первое в жизни моей ботанизирование, или при помощи книги моей рассматривать все оные уже ботаническими глазами и узнавать к какому классу, породе и отродию принадлежит то произрастение, и как которое из них собственно называется. И Боже мой! какое неописанное удовольствие я имел, когда первые опыты стали удаваться мне наивожделеннейшим образом, и когда, по ботаническим приметам узнав породу, узнавал вкупе и офицнальные, и ботанические названия оным, и сколько приятных и неоцененных минут они мне доставляли! Не успевал я узнать собственное латинское и немецкое название какой–нибудь рассматриваемой травки, как благим матом хватался я за Цынков Экономический и Гибнеров натуральный лексиконы и приискивал уже в них статьи под сими названиями, и как радовался, когда находя описания оным сходные с описанием Рейгера, находил вкупе и упоминания о том, какие которая из них имела свойства и силы, и которые из них принадлежали к врачебным и способны были помогать от каких болезней. И Боже мой! как много увеличивалось тогда чувствуемое мною удовольствие, когда узнавал я, что иная довольно нам известная и нами нимало неуважаемая травка достойна была иногда наивеличайшего нашего, по целебным ее силам, примечания и уважения. Я прыгал почти иногда при таких случаях от радости, и с узнаванием вновь какой–нибудь травы получал вновь, равно как некоего нового себе друга и знакомца, и удовольствие мое было неизреченно.
Вот в которое время стали начинаться все мои ботанические знания, доставившие мне впоследствии времени случай и возможность сделаться с сей стороны полезным своему отечеству и доставить бесчисленному множеству соотечественников моих не только нынешним, но и самым потомкам их существительную пользу, и заслужить чрез то несчетные благодарения от оных.
В таковых–то приятных и полезных занятиях, вместе с прочими весенними садовыми упражнениями, препроводил я все достальное время месяца апреля, а тем же самым продолжал я заниматься и в наступивший потом май месяц.