17 ноября, въ субботу, послѣ обѣда.
«Въ продолженіе вчерашняго, скажу вамъ, что не успѣлъ я войтить къ Марьѣ Петровнѣ и отдать ей мою записку, какъ она начала говорить: «что, батюшка, я говорила уже объ васъ со многими, но всѣ говорятъ, что сдѣлать васъ капитаномъ очень-трудно и проч.». Словомъ, я услышалъ от нея точно тоже, что говорилъ мнѣ Васильевъ. Она послѣ того отбирала от меня, соглашусь ли я быть поручикомъ. Прапорщикомъ же гвардіи въ отставкѣ она мнѣ никакъ быть не совѣтовала, потому-что лишусь навсегда надежды быть при штатскихъ дѣлахъ. Словомъ, она привела меня въ невѣдѣніе, на что рѣшиться. Однако, обѣщала обо мнѣ не забыть и попросить г. Чернышева, говоря при томъ, что лучше когда уже онъ самъ будетъ переѣзжать на эту сторону, то я, дискать, попрошу его сама лучше записки, можетъ быть какъ- нибудь и сдѣлаетъ милость. Изволите видѣть, батюшка, какія мои теперь обстоятельства? Завтра думаю опять ѣхать къ Васильеву и онъ рѣшитъ уже мою судьбу. И чего уже мнѣ ожидать будетъ должно. Только поручикомъ быть очень не хочется. Лучше опять ѣхать въ отпускъ.
«Севодни по-утру я опять кой-къ-кому ѣздилъ, но все не заставалъ дома. Нашелъ наконецъ Артемья Никитича Шишкова. Я отдаю ему Петра Гарасимовича письмо. Онъ принимаетъ меня какъ родню, роднаго своего племянника и рекомендуется. Вообразите себѣ, батюшка, и покойнаго старика г. Владыкина. Сей похожъ весьма на него пли нѣсколько подобрѣе. Сначала разговоры у насъ съ симъ почтеннымъ старикомъ были довольно сухи. Онъ зналъ коротко дѣдушку Тимоѳея Петровича и былъ ему пріятель. Сіе обстоятельство подало ему довольно матеріи къ разговору. Когда же онъ узналъ, что я смыслю нѣсколько языки, охотникъ до книгъ и могу съ нимъ кое-о-чемъ разговаривать, то забылъ мой старикъ, что от слабости своей лежалъ въ постели, вскочилъ, одѣлся, началъ показывать различныя свои книги, которымъ онъ, не смотря на свою бѣдность, былъ вокругъ окладенъ. Библіотека его состоитъ въ однихъ почти нѣмецкихъ книгахъ. Онъ знаетъ совершенно сей языкъ и великій дока на вышариваніе рѣдчайшихъ новѣйшихъ сочиненій. Словомъ, имѣетъ весьма рѣдкія и важныя книги. Начались у насъ тотчасъ важныя матеріи и разсужденіи, то о книгахъ, о учености, о политическихъ дѣлахъ Европы и о нынѣшней войнѣ. И истинно часа три или болѣе онъ не переставалъ ни на минуту говорить и разсказывать мнѣ о многихъ вещахъ. И я, къ великому удивленію, судя по образу его жизни, противъ ожиданія нашелъ такой рѣдкій проницательный разумъ, такую ужасную память, такую тонкую политику и основательность въ доказательствахъ и разсужденіяхъ, что сей; сѣдинами покрытый, старецъ составляетъ сущее чудо въ своемъ вѣкѣ. Я разстался съ нимъ, пріобрѣтя великую къ себѣ любовь и похвалу, и за удовольствіе сочту и еще нѣсколько разъ пользоваться бесѣдою сего препочтеннаго и преразумнаго старика. Ласками же своими п учтивствами онъ такъ обязываетъ, что я приведенъ въ тупик , чѣмъ ему на оныя отвѣтствовать. Словомъ, сей старикъ меня обворожилъ и рѣдкія его достоинства не выходятъ у меня ни на минуту изъ мыслей. Я увѣренъ, что вы мнѣ позволите занимать мѣста въ письмахъ, обстоятельными описаніями о будущихъ нашихъ съ нимъ свиданіяхъ. Я слышалъ также от него множество разныхъ исторій, между коими множество и секретныхъ, кои онъ имѣетъ вѣрнѣйшій случай узнавать, но пересказываніе объ оныхъ надобно отложить до самоличныхъ разговоровъ.
Въ тотъ же день, ввечеру.
«Теперь только былъ я опять у Николая Степановича Тютчева и имѣлъ опять случай трактовать съ нимъ о моемъ дѣлѣ. Онъ опять, по ласкѣ своей, обѣщалъ стараться обо мнѣ, только всё разноголосица превеликая, и единому Богу надобно предоставить, какимъ путемъ назначитъ Онъ произведеніе моего чина и чѣмъ все сіе окончится. Я имѣлъ также ввечеру великое удовольствіе наслушаться музыки Марьи Михайловны, жены Николая Степановича. У ней прекрасный позитивъ съ органами и педалями, и я пріятнѣе сего инструмента ничего въ свѣтѣ не слыхивалъ.
18 ноября, въ воскресенье, послѣ обѣда.
«Севодни я имѣлъ опять весьма досадное длясебя утро, ибо все сдѣлалось противъ моего намѣренія и неудачно. Я надѣялся получить севодни уже рѣшеніе от г. Васильева въ разсужденіи моего дѣла. Для сего я, рано вставши и одѣвшись, къ нему поѣхалъ. Но видно, что его превосходительство изволилъ совсѣмъ обо мнѣ забыть, либо не хочетъ постараться, сказавъ только мнѣ, что онъ съ секретаремъ не видался еще и обо мнѣ не говорилъ. Болѣе сего не сказалъ онъ мнѣ ни слова, и я поѣхалъ ни съ чѣмъ. Словомъ, малую уже имѣю я надежду на его превосходительство. Поѣхавши от него, думаю, куда мнѣ теперь поѣхать. Дай поищу дома Малиновскаго; но сколько я ни ѣздилъ и у кого ни спрашивалъ, но никто не могъ меня о семъ увѣдомить. Уже въ канцеляріи его сказали мнѣ, что ежели я пріѣду завтра поранѣе, то о жительствѣ его увѣдомятъ меня. Итакъ, поѣхалъ я и отсюда ни съ чѣмъ. Вздумалъ потомъ ѣхать искать домъ Дмитрія Степановича Сонина. Для сего справился въ адмиралитействѣ и хотя и получилъ тутъ свѣдѣніе, гдѣ его домъ, но, поѣхавши въ то мѣсто, истинно часа два искали его дома и никакъ не могли сыскать, слѣдовательно, и возвратился домой также ни съ чѣмъ. ѣдучи давича мимо почтоваго двора и узнавъ, что почта уже пришла изъ Москвы, думалъ вѣрно получить что-нибудь на оной, и хотя къ удовольствію своему и нашелъ по картѣ, что есть письмо от васъ, но видно, что вы опять изволили подписать подателю, то почталіоны, не упускаютъ уже ни минуты, и таковыя письма тотчасъ по себѣ разбираютъ. Я никакъ не могъ добиться письма, для того что, дескать, къ вамъ привезутъ на домъ. Но плуты сіи по сихъ поръ письма еще не привозили-досада и нетерпѣливость ужасная. О непріѣздѣ по сихъ поръ Михаила Васильевича также я очень сожалѣлъ и думалъ, что онъ уже отдумалъ, но сей часъ пріѣхалъ его обозъ, который, ѣдучи сюда другою дорогою, думалъ его ужъ здѣсь найтить, потому что онъ давно уже хотѣлъ выѣхать. Видно, что какія-нибудь непредвидимыя обстоятельства либо остановили его, либо онъ заѣхалъ къ своему тестю. Сказываютъ также, что и Анна Петровна будетъ къ Рождеству. Сіе меня весьма обрадовало, и я ежечасно буду ожидать Михаила Васильевича.
19 ноября, въ понедѣлѣник.
«Хотя по совѣту Марьи Петровны и намѣренъ я былъ послать сіе письмо къ вамъ севодни, но различныя причины принудили меня опять перемѣнить сіе намѣреніе и отложить до четверга. Болѣе всего не хотѣлось мнѣ послать письма сего, не читавши вашихъ писемъ, также имѣю я еще кой-о-чемъ къ вамъ написать, а къ четвергу и еще болѣе наберется; къ тому же, произойдетъ можетъ быть къ тому времени что-нибудь рѣшительное теперешнему моему положенію, а можетъ быть и четверговая почта, для моего счастія будетъ вѣрна, да и что я за грѣшный, что ваши письма получаю въ 10-ть дней, а мои бы къ вамъ не доходили. Можетъ быть какая-нибудь особая причина была виною недохожденію писемъ г-жи Травиной и совсѣм-не четвергъ.
«Теперь сажусь къ вамъ, батюшка, писать, имѣя весьма довольно матеріи въ продолженіе моихъ похожденій, и особенно о севоднешнихъ вамъ донести. Соскучиваясь быть въ нерѣшимости о моемъ дѣлѣ, былъ я севодни опять у Травиной. Но, услышавъ от людей, что она ни съ кѣмъ еще послѣ меня не видалась и что Чернышеву нельзя еще скоро переѣзжать въ каретѣ чрезъ Неву, разсудилъ я лучше ее такъ часто не обезпокоивать, чтобъ не наскучить, и отложилъ до другаго времени. Не хотя же пропускать время по-пустому, вознамѣрился я отыскать уже неотмѣнно г. Малиновскаго. Для чего я справился опять въ канцеляріи графа Безбородки и, получивъ скоро свѣдѣніе, въ скорости отыскалъ и домъ его. Теперь скажу вамъ, что я ошибся въ моемъ воображеніи. Я нашелъ его совсѣмъ не таковымъ, какъ воображалъ. Онъ, кажется, человѣкъ простой. Только прочитавъ ваше письмо, обласкалъ меня очень, отзываясь очень похвально объ васъ, и просилъ, чтобъ я чаще къ нему ходилъ. Я сіе охотно исполню и тѣмъ паче, что недалеко от насъ, живетъ. По короткости времени нашего свиданія и за его недосугомъ, мнѣ не удалось болѣе ни о чемъ съ нимъ поговорить.
«Обращусь теперь къ вашимъ письмамъ. Видя и севодни, что ихъ ко мнѣ не несутъ, вышелъ я уже изъ терпѣнія и бранилъ тысячу разъ господъ почталіоновъ. Я бы вѣрно не скоро еще получилъ оныя, ежели бы не заѣхалъ давича самъ на почтовый дворъ. Тутъ присталъ я уже непутёмъ и просилъ неотступно почталіоновъ, чтобъ они мнѣ сказали, куда дѣвали мои письма. Наконецъ, отыскалъ самого того, кому они отданы. Сей, по примѣру прочихъ, нахваталъ писемъ для разношенія множество, но не успѣлъ; имѣлъ въ числѣ многихъ оставшихся и ваше ко мнѣ письмо, да письмо от княгини. Съ жадностію отнявъ у него оныя, спѣшилъ скорѣй домой для прочтенія ихъ. Въ другой разъ будемъ умнѣе, и Василій мой будетъ уже тамъ заранѣе дожидаться.
«Я не знаю опять, какъ изъявить вамъ ту благодарность, которую я чувствую за всѣ ваши драгоцѣнныя, милостивыя ко мнѣ писанія. Будучи твердо увѣренъ въ вашей ко мнѣ любви, предаю сіе на собственное ваше разсужденіе и вѣроятіе и не предпринимаю опять изъявлять вамъ благодарность сію на словахъ, для того что оная начертана въ моемъ сердцѣ и втайнѣ усугубляетъ въ ономъ мою любовь къ вамъ и высокопочитаніе. Таковое истинное чувствіе замѣняетъ, по моему мнѣнію, многія напраснозвучащія слова, испускаемыя иногда при льстивыхъ изображеніяхъ чувствованій. Лесть же мнѣ въ семъ случаѣ совсѣмъ не нужна, и я увѣренъ, батюшка, что вы мнѣ въ семъ изволите повѣрить.
«На опасеніе же ваше, батюшка, чтобъ я здѣсь не испортился и не свелъ знакомства съ распутными людьми, опять, при изъявленіи моей благодарности, на то скажу, что, какъ я былъ доселѣ столь счастливъ, что поведеніемъ моимъ не наводилъ вамъ никакого сумнѣнія, то самое сіе заставитъ меня быть въ семъ случаѣ непремѣннымъ и обнадеживаетъ меня, что и вы будете увѣрены въ моей въ томъ непоколебимости. Если бы и свелъ я съ таковыми людьми знакомство, чего я всегда буду гнушаться, то повѣрьте, что не скоро кто преклонитъ меня къ чему-нибудь худому. Первое потому, что я, благодарить Бога, могу уже нѣсколько различить худое от добраго, а, во-вторыхъ, потому, что я полагаюсь болѣе всего въ семъ случаѣ на Его святое предохраненіе. Я вамъ скажу еще, батюшка, что хотя столь мало еще здѣсь живу, но хлопоты и ежедневныя заботы и безпокойства сдѣлали уже во мнѣ то, что я совершенно мизантропическимъ или, лучше сказать, отшельническимъ окомъ взираю на здѣшнюю суетную жизнь, а особливо — презрѣнія достойныхъ молодыхъ людей... Я вамъ также признаюсь, батюшка, что разлука съ дражайшими моими родными сдѣлала мнѣ всѣхъ ихъ гораздо драгоцѣннѣйшими, то и сіе можетъ ли меня допустить причинить огорченіе вамъ моимъ поведеніемъ. Ахъ, батюшка, будьте увѣрены въ семъ и не изволь