«Еще скажу тебѣ, Павлушка, одно печальное происшествіе: нашего Ѳедора Ивановича Полунина нѣтъ уже на семъ свѣтѣ. Третьяго дни преселился онъ къ своимъ предкамъ и грудная горячка прекратила дни его. Лѣкарь нашъ очень объ немъ тужитъ и говоритъ, что онъ лишился въ немъ своего истиннаго благодѣтеля. Потуживаетъ и Петръ Гарасимовичъ, говоря, что онъ потерялъ добраго сосѣда, а сынъ будетъ ли тутъ жить и каковъ будетъ — неизвѣстно. Всѣ Полунины и Алабины теперь тамъ; на сихъ дняхъ будетъ погребенье. Повѣса нашъ Петръ Степановичъ Челищевъ проигралъ цѣлыхъ сто рублей. То-то бить не-кому, уже ему ли играть! Человѣкъ къ ставцу лицемъ сѣсть не умѣетъ! Новикова и теперь еще нѣтъ въ Москвѣ. Съ Настасьею условливаемся мы, чтобъ и она ко мнѣ также обо всемъ писала изъ Твери и на такихъ же бумажкахъ. Пускай привыкаетъ. Я даю ей кусочек туши, чашечку также, и бумаги.
«Возвратившійся вчера изъ Тулы, Варсобинъ сказывалъ, что намѣстникъ нашъ еще не скоро будетъ и выборы будутъ безъ него. Сказываютъ его тамъ въ арміи какъ-то обокрали и кто-то подтибизилъ жалованныя табакирки и другія драгоцѣнности, всего тысячъ на семь, а прежде говорили тысячъ на 20. О Николаѣ Сергѣевичѣ прислано от него предложеніе, однако, слава Богу, не велѣно еще слѣдовать, а только съ напрягаемъ казенной палатѣ, для чего упустила она его изъ Тулы и не велѣла порядочно все сдать. Итакъ, велѣно его выписать изъ Калуги и заставить дѣла и деньги порядочно сдать и потомъ, чтобъ дать ему квитанцію. Словомъ, дается ему время сколько-нибудь исправиться. Богу извѣстно, что съ нимъ наконецъ будетъ: не является денежекъ до 80 тысячъ и болѣе».
А симъ кончу я и мое письмо, какъ достигшее до своей величины опредѣленной и, предоставя сообщеніе втораго письма письму будущему, скажу, что я есмь вашъ, и прочее.
(Февраля 18 дня 1811 года).
Письмо 259.
«Благодѣтельнаго человѣка (генерала Алексѣя Ивановича Васильева) сего не могу и понынѣ вспомнить безъ чувствованія сердечной ему благодарности и безъ пожеланія праху его мирнаго и безмятежнаго покоя. Онъ переселился уже въ вѣчность и въ жизни своей равно какъ предназначенъ былъ самимъ Промысломъ Господнимъ поспѣшествовать благоденствію всего дома моего, ибо, кромѣ милости, оказанной имъ тогда сыну моему, случай довелъ чрезъ 13 лѣтъ послѣ того и самому мнѣ имѣть до него надобность, какъ будучи тогда уже финанс-министромъ оказалъ мнѣ чрезъ ходатайство свое у монарха такую милость, которую не только я, но и всѣ потомки мои должны вѣчно помнить и благословлять его имя.
«Вчера (18 декабря, во вторникъ) встревожены мы были пронесшимся здѣсь, но недостовѣрнымъ еще слухомъ, якобы отнимается от насъ нашъ намѣстникъ и на его мѣсто будетъ графъ де-Бальменъ. Вамъ сіе въ Петербургѣ скорѣе услышать и узнать можно. Ежели это правда, то произойдутъ въ здѣшнихъ краяхъ многія революціи, какъ въ Тулѣ, такъ и вездѣ, и многіе люди о нынѣшнемъ потужутъ, а особливо жаль будетъ въ семъ случаѣ Николая Сергѣевича, а не произвело-бъ сіе нѣкоторыхъ перемѣнъ и въ нашихъ обстоятельствахъ.
Письмо 260.
«Отѣ Артемья Никитича поѣхавъ, сидѣли мы съ братомъ весь вечеръ у нѣкоего г. Шаблыкина. Но надобно вамъ учинить описаніе, что это за звѣрь. Сей мужъ не выдастъ также бойкостію нашему старику Шишкову; онъ, по женѣ, брату Михаилу Васильевичу сродни, человѣкъ немного постарѣ васъ. Онъ, будучи славнымъ повсюду директоромъ экономіи въ Володимірѣ, замѣшанъ былъ также по славному Воронцовскому дѣлу и теперь живетъ здѣсь по оному. Много прожилъ, но дѣло все перекаверкалъ, и оно скоро кончится въ его пользу. Пріятно весьма слушать сего человѣка, и мы съ великою охотою слушали его разсказыванія цѣлый вечеръ.
«Мы были въ театрѣ, и долго не выдетъ у насъ изъ головы то, что мы тамъ видѣли. Піэсы представлены были сегодня слѣдующія: опера «Притворная Любовница» и никогда не виданный балетъ «Медея и Язонѣ». Первая піэса производила только довольно смѣха, а послѣдняя, могу сказать, что есть наисовершеннѣйшая въ своемъ родѣ. Весь Петербургъ жаждалъ ее видѣть. Нѣсколько сотъ человѣкъ поѣхали назадъ, не имѣя уже въ театрѣ мѣста. Самъ великій князь и великая княгиня присутствовали тутъ же изъ любопытства. Я боялся истинно, чтобъ от ужасныхъ перемѣнъ декорацій и множества представленнаго пламени не загорѣлся бы въ самомъ дѣлѣ театръ. Я, въ окончаніе похвалы сему балету, скажу только то, что здѣсь всѣ говорятъ, что, от начала таковыхъ представленій, такого балета никогда еще не было.
«Жаль, что ты не видался съ Нартовымъ. Ежели увидишь, то поблагодари его от меня за камень, ибо онъ первый подалъ поводъ къ тому, что я узналъ его полезность, и разговорись съ нимъ о томъ, сколько трудился я, издавая «Магазинѣ». По настоящему надлежало бы мнѣ, по окончаніи всего, весь свой «Магазинѣ» прислать въ подарокъ Экономическому Обществу, яко въ жертву благодарности за то, что побудило оно меня упражняться въ дѣлахъ и писаніяхъ экономическихъ. Это бы, я думаю, было Экономическому Обществу лестно и пріятно, что ихъ членъ столько трудился. Но то-то моя бѣда, что от сего Общества, какъ от нѣкоего животнаго ни шерсти, ни молока.
«Наша «Почта Духовѣ» заснула, и болѣе того не получалъ: говны, а не издатели!»
Сіе письмо было послѣднее, отправленное къ сыну моему въ теченіе 1789 года. Но какъ было сіе 27 декабря, и оставалось еще 4 дни до наступленія Новаго года, то, для усовершенствованія повѣствованія о всѣхъ происшествіяхъ, бывшихъ со мною въ теченіе сего года, упомяну вкратцѣ и о томъ, что въ продолженіе сихъ четырехъ дней со мною случилось.
Всѣ оныя провелъ я въ прежнемъ своемъ мѣстѣ въ Богородицкѣ и, по стеченію разныхъ обстоятельствъ, не весьма весело. Случились кое-какія хлопотишки и досады, огорчившія мой духъ, а наиболѣе смущало и меня и всѣхъ моихъ домашнихъ то, что съ обыкновенною воскресною почтою не получили мы ожидаемаго письма от моего сына, и не зналъ чему бы то приписать. А, вмѣсто того, смутилъ меня указъ, присланный ко мнѣ изъ казенной палаты съ повелѣніемъ, чтобъ мнѣ ѣхать въ Тулу и привезть съ собою всѣ ордера, присыланныя ко мнѣ от г. Давыдова о присылкѣ къ нему въ Тулу денегъ, поелику они нужны были для счота г. Давыдова въ Счетной Экспедиціи. И какъ указовъ таковыхъ до того я никогда еще не получалъ, то сіе меня нѣсколько и перетревожило. Не менѣе раздосадованъ я былъ полученнымъ изъ Москвы извѣстіемъ, что посланныя от меня къ отъѣжжимъ нашимъ роднымъ письмы ими не получены и какимъ-то образомъ пропали. Наконецъ и самъ я въ послѣдній день сего года былъ какъ-то не очень здоровъ.
Но какъ бы то ни было, но кончился и прошелъ наконецъ и сей достопамятный для меня годъ, съ окончаніемъ котораго кончу я не только сіе письмо, но и все 25 собраніе оныхъ, предоставивъ повѣствованіе о достальной части переписки моей съ сыномъ письмамъ будущимъ и слѣдующей за сею уже 26 части моей исторіи, и остаюсь вашъ и прочее.
(Февраля 20 дня 1811 года).
Конецъ XXV части.
Сочинена въ 1811 году въ февралѣ, въ теченіе 20 дней, въ Дворениновѣ.
ЧАСТЬ ХХII.
(Въ Дворениновѣ, начата 23 февраля 1811, а окончена 23 марта 1811 г.).
Продолженіе исторіи пребыванія моего въ Богородицкѣ.
1790 годъ и продолженіе моего 52 года жизни.Письмо 261.
Любезный пріятель! Приступая къ описанію происшествій, случившихся со мною въ теченіе 1790 года, начну предпосланіемъ краткаго замѣчанія о томъ положеніи, въ какомъ я со всѣмъ своимъ семействомъ находился при наступленіи сего года. Изъ предслѣдующихъ писемъ явствуетъ, что при концѣ 1789 года находился я хотя въ прежнемъ своемъ мѣстѣ, при управленіи Богородицкою волостью, но въ обстоятельствахъ нѣсколько сумнительныхъ. Господинъ Давыдовъ бывшій до того моимъ начальникомъ и командиромъ, былъ уже давно от начальства надъ сею волостью отторгнутъ и его около сего времени въ Тулѣ считали, а намѣсто его никто еще собственно не былъ опредѣленъ, и впредь кто именно будетъ новымъ моимъ начальникомъ — было еще неизвѣстно, а начальствовалъ въ сей промежуток времени надо мной одинъ изъ совѣтниковъ казенной палаты г. Веницеевъ. Главнаго же нашего начальника, намѣстника Кречетникова не было тогда въ Тулѣ; онъ находился еще въ арміи и оттуда не возвращался, хотя пріѣзда его въ скоромъ времени и ожидали въ Тулу. Какъ обстоятельство, что прежній любимецъ его, г. Давыдовъ, весьма худо хозяйствовалъ съ присылаемыми от меня для храненія въ казенной палатѣ деньгами и многія десятки тысячъ оныхъ протранжирилъ, было намѣстнику совсѣмъ неизвѣстно, — то ожидаемый пріѣздъ его въ Тулу былъ не только ему, но и всѣмъ его друзьямъ и пріятелямъ страшенъ, и всѣ не знали, какъ ему о томъ и сказать будетъ надобно. Самому мнѣ, не смотря хотя я ни мало въ семъ дѣлѣ не былъ замѣшанъ, а съ своей стороны былъ чистъ и ни чѣмъ не замаранъ, — наводило обстоятельство сіе нѣкоторое сомнѣніе. Я озабочивался тѣмъ, чтобъ и мнѣ не претерпѣть от намѣстника какова-нибудь за то гнѣва, хотя я и могъ оправдаться во всемъ наилутчимъ образомъ. Самый насланный ко мнѣ въ концѣ минувшаго года изъ казенной палаты указъ и призывъ меня въ Тулу, со всѣми до отсылки от меня денегъ касающимися документами, наводилъ уже на меня нѣкоторое сумнѣніе, ибо какъ мнѣ было довольно извѣстно, что всѣ тульскія, которымъ велѣно было г. Давыдова считать, по любви своей къ нему, старалися всячески грѣхи его сколько можно прикрыть и употребить все, что только можно было, къ его вспоможенію, то имѣлъ я причину подозрѣвать, не хотят ли они употребить какой-нибудь хитрости и непозволенной интриги, и запутать и меня какимъ-нибудь образомъ въ сіе опасное дѣло, а посему и собрался въ сіе путешествіе съ крайнимъ нехотѣніемъ и съ смущеннымъ духомъ.
Съ другой стороны смущало и крайне озабочивало не только меня, но и все мое наличное тогда семейство, состоявшее въ моей женѣ, ея матери и двухъ меньшихъ моихъ дочерей, — неизвѣстность, въ какой мы всѣ находились при началѣ сего года объ отсутственномъ моемъ сынѣ, который всѣмъ намъ дороже былъ всего на свѣтѣ. Послѣднимъ своимъ письмомъ изъ Петербурга, от 10 декабря, увѣдомлялъ онъ насъ, что они хотѣли ѣхать во Псковъ, но какъ послѣ того не получили мы от него въ обыкновенное время письма, то и не знали, гдѣ онъ тогда находился, въ пути ли туда, пли обратномъ, или уже возвратился въ Петербургъ; и, за неполученіемъ письма, начали уже опасаться, не произошло [ли] съ нимъ чего особливаго и непріятнаго, и въ добром ли онъ здоровьѣ находится.