«28 декабря былъ весь день для меня скучный и досадный, я весь его просердился и продосадовалъ. Я расположился было препроводить его въ скучнѣйшей работѣ, въ выписываніи выписки изъ «Магазина», для сочиненія реестра, но меня съ самаго утра то тѣмъ, то сѣмъ разсердили и разстрогали, а послѣ обѣда Ламковскій прикащикъ даже вздурилъ и такъ разсердилъ, что я размучилъ бы его плетьми. Бездѣльникъ заѣзжай въ лѣсъ рубить дрова куда не велѣно, и надѣлалъ пакости, и произвелъ то, что теперь сидѣть они будутъ безъ дровъ! Ко всѣмъ симъ досадамъ присовокупилось и то, что и самому мнѣ что-то не поздоровилось въ этотъ день.
«Ну, теперь разскажу тебѣ, Павлушка, о дядюшкѣ твоемъ, а о моемъ братцѣ Михайлѣ Матвѣевичѣ. Боже мой! какъ онъ нынѣ сталъ худъ! Истинно и не узнаешь его, и того и смотри, что умретъ. Самъ на себя не походитъ и совсѣмъ одряхлѣлъ от распутства и невоздержности крайней. Причиною пріѣзда его было то, что сыскался женихъ дочери его, нѣкто господинъ Бѣгичевъ, и ему хотѣлось съ нами посовѣтовать и попросить, чтобъ мы и ему помогли. Мы душевно рады, но съ нимъ ни въ чемъ не сладишь. Итакъ, поѣхалъ от насъ къ тещѣ почти ни съ чѣмъ.....
«Проводивъ его въ понедѣльникъ, расположился я ѣхать въ Тулу и пріѣхалъ къ вечеру сюда. Не зная, что Антонъ Никитичъ здѣсь, а считая его еще въ Володимирѣ, остановился я у Пастухова и сегодня весь день былъ въ разъѣздахъ и хлопотахъ. Все утро табалу пробилъ въ казенной полатѣ, и ни какого дѣла еще не было. Обѣдать зазвалъ меня къ себѣ другъ нашъ Антонъ Никитичъ, съ которымъ поговорили мы много о тебѣ. Какъ онъ, такъ и его Анна Ивановна очень интересуются тобою. Я обѣщалъ имъ прочесть твои письма, которыя у меня съ собою. А послѣ обѣда былъ у нашего Николая Сергѣевича Давыдова. Онъ ко мнѣ по-прежнему очень благопріятенъ. Но я не могъ довольно надивиться, какъ люди, находясь въ такомъ критическомъ и прескверномъ положеніи, въ какомъ теперь онъ, могутъ принимать на себя наружный столь спокойный видъ, какъ бы ничего не бывало. Отѣ него я только- что пріѣхалъ, но не успѣлъ усѣвшись начать къ тебѣ письмо писать, какъ въ двери ко мнѣ нашъ Иванъ Тимоѳеевичъ Алабинъ, новый Епифанскій судья, господинъ засѣдатель уѣзднаго суда!.....
Письмо 262.
«Это были фарфоровые заводы [въ Петербургѣ]. Хотя вы и изволили писать, чтобъ я постарался на нихъ побывать, но я, имѣвши до того еще случай наслышаться объ нихъ довольно, великое имѣлъ и желаніе ихъ посмотрѣть. Здѣсь есть нѣкто изъ знакомыхъ Михайлы Васильевича т. Берниковъ. Он-изъ первыхъ здѣсь архитекторовъ и находится при князѣ Вяземскомъ, равно и при сихъ славныхъ у насъ въ Россіи заводахъ. Он-то, увидѣвъ наши пески и узнавъ, что я любопытствую видѣть здѣсь все примѣчанія достойное, обѣщалъ меня свозить туда и все показать. Вчерашній день былъ къ тому назначенъ. Ранёхонько вставши и одѣвшись, поѣхали мы съ братомъ Михаиломъ Васильевичемъ къ сему г. Берникову. Даль ужасная! за Невскій монастырь и внѣ города, и тамъ уже недалеко и заводы. Теперь скажу вамъ, батюшка, что я сколько ни благодаренъ былъ ласками къ себѣ г. Берникова, но еще болѣе онъ меня обязалъ, взявши на себя трудъ меня повсюду выводить и все показать. И въ самомъ дѣлѣ, насъ выводили всюду-и-всюду и все мнѣ показывали. Словомъ, я видѣлъ все, и имѣю теперь великое понятіе о всѣхъ работахъ при дѣлахъ фарфоровыхъ вещей и какія притомъ различныя распоряженія и установленія. Есть также много и очень много и тутъ чего посмотрѣть, а особливо въ разсужденіи изящества и совершенства многихъ скульптерныхъ работъ и фарфоровыхъ штук . Для глазъ же болѣе всего, между прочимъ, зрѣнія достойна палата, наполненная отдѣланными уже совсѣмъ вещами и разставленными для продажи. Въ семъ магазинѣ находится фарфору на многіе десятки тысячъ. И мы не утерпѣли съ братомъ, чтобъ не промотать на то по нѣскольку рублей. Мы хотѣли-было еще съѣздить къ князю Вяземскому на дачу, гдѣ есть также кое-что зрѣнія достойнаго.
«Теперь скажу вамъ, батюшка, что это у насъ здѣсь за зима! Никто от роду не помнитъ таковой непостоянной и негодной. Сколько разъ замораживало и сколько разъ дѣлалась оттепель! Сія же послѣдняя сдѣлала теперь все сквернымъ, и сколько хороша по наружности, казалось, стала зима, столь скоро оная и сошла. Слякоть, дождь, а особливо севоднешній проливной, согналъ снѣгъ до единой капли. Все обледѣнѣло такъ, что никому нѣтъ способу на ногахъ держаться. Каналы всѣ покрыты водою. Неву также во многихъ мѣстахъ взломало, боятся даже, чтобъ не прошла, а о дорогѣ сказываютъ, что и говорить уже нечего: ни на саняхъ, ни на колесахъ ѣхать нельзя.
«Севодня слышали мы, будто нашъ намѣстникъ Кречетниковъ подалъ уже челобитную въ отставку и объ увольненіи от всѣхъ дѣлъ. И сіе извѣстіе меня нѣсколько потревожило и въ разсужденіи васъ, но не знаю, можетъ быть сіе еще и не правда, и не одни-ль еще тому догадки.
«Еще скажу вамъ о снахъ, что вы изволите писать; то и я, не будучи никогда суевѣромъ, дѣлаюсь отчасти имъ вѣрюющимъ. Повѣрите ли, судырь, что истинно частёхонько такіе грезятся сны, которые заставляютъ поневолѣ ихъ примѣчать, но что-жъ? вѣдь точно и сбываются! Можетъ быть, сокрывается тутъ какое-нибудь таинство натуры, либо происходитъ от разгоряченныхъ умовоображеній.....»
17 декабря, въ понедѣльникъ, по-утру.
«Вчерашній торжественный для меня день и кончился весельемъ. Я вамъ разскажу въ чемъ оно состояло. Не успѣлъ я вчера остановиться къ вамъ писать, какъ вдругъ подаютъ мнѣ листок , объявленіе театральное о севоднешнемъ спектаклѣ, что будетъ представлена большая комедія «Мѣщанинъ въ дворянствѣ», со многими весьма хорами и балетами, и что симъ представленіемъ закроются театры до самаго 7-го генваря. «Вотъ тебѣ на! воскликнулъ я! поэтому врядъ ли мнѣ удастся посмотрѣть еще здѣшнихъ театровъ, но я не пропущу сей разъ и поѣду въ театрѣ». Я подкрѣпилъ свое намѣреніе тѣмъ, что братъ Михайло Васильевичъ далъ мнѣ знать, что сія піэса достойна зрѣлища. Итакъ, я хотя и не думалъ совсѣмъ быть севодни въ театрѣ, а хотѣлъ побывать кой-у-кого знакомыхъ, но въ одну минуту вздумалъ и туда поскорѣй поѣхалъ, чтобъ застать лучшее мѣсто; хотя и раненько слишкомъ пріѣхалъ, но время ожиданія представленія провелъ ненапрасно, ибо въ сіе время познакомился какъ-то очень скоро съ двумя армейскими капитанами, которые были во всѣхъ нынѣшней кампаніи съ Шведами сраженіяхъ и довольно въ сіе время наудовольствовалъ свое о томъ любопытство. Впрочемъ, скажу вамъ, что много разъ благодарилъ себя, что поѣхалъ севодни въ театръ; піэса очень достойна зрѣнія. Съ одной стороны ужасная ея сатира, а съ другой-комичество заставляли всѣхъ зрителей смѣяться до надсаду, но какіе въ ней хоры и балеты и изображеніе всего великолѣпія свиты Турецкаго султана, то можно сказать, что въ семъ родѣ она есть наизящнѣйшая піэса. Глаза и уши великія чувствовали при томъ удовольствія. Но не одному себѣ снискалъ я удовольствіе, что видѣлъ сей спектакль. Я бралъ съ собою въ театръ Василия и Тимошку, и они совершенно очаровались видѣннымъ всѣмъ и слышаннымъ, а особливо балетами, которые и въ самомъ дѣлѣ совершенны въ своемъ родѣ.
«Погода у насъ продолжается очень ненастная; то-и-дѣло дождь, и не осталось нигдѣ ни малѣйшаго признака, что остановилась зима и было много снѣга. Вообразите себѣ, какая это чудная зима: Рождество Христово уже на дворѣ, а у насъ настоящая осень, такъ какъ бы въ сентябрѣ! Улицы всѣ здѣсь запружены грязью и жидкимъ киселемъ; хотя куда и хотѣлось бы съѣздить или сходить, поневолѣ иногда посидишь дома. Что-то у васъ тамъ? Не бѣжала ли также зима куда-нибудь въ гости, какъ здѣсь? распутица ужасная!
«Ѣду я сперва къ старику своему Артемью Никитичу, давно уже мнѣ хотѣлось у него побывать, но все не удавалось, либо за непогодою, либо по краткости времени, въ разсужденіи отдаленности его жилища. Погода севодни сдѣлалась также лучше и подмерзло немного; ни холодно, ни тепло. Старикъ принимаетъ меня по-прежнему опять очень ласково и не знаетъ какъ наговориться. Я просидѣлъ у него до 12 часа и множество было у насъ разговоровъ, сколько ничего незначущихъ, а болѣе касающихся до наукъ и до прочаго. Онъ мнѣ на сей разъ далъ у себя почитать одинъ скорописный переводъ, по важному содержанію котораго дать мнѣ на время домой никакъ не соглашался. Книга сія переходитъ секретно изъ рукъ въ руки, а названіе имѣетъ «Подарокъ китайскаго императора европейскимъ государямъ на новый 782 годѣ». Сочиненіе, въ самомъ дѣлѣ, чрезвычайно острое и умное, состоящее въ тонкой политической критикѣ и цѣненіи всѣхъ нынѣ царствующихъ въ Европѣ государей, каждому особо, и многія изъ нихъ расписаны тутъ въ прахъ.
«Давно уже хотѣлось мнѣ побывать въ нѣкоторыхъ изъ здѣшнихъ киркахъ, но все какъ-то не удавалось. Вчерась же поутру, имѣя опять братнину карету свободною, поѣхалъ къ обѣдни въ католицкую церковь, и не раскаялся, что сіе сдѣлалъ. Я пріѣхалъ туда въ самую пору и, къ моему счастію, служеніе отправлялось во всей формѣ, слѣдовательно, я и имѣлъ случай насмотрѣться довольно и видѣть весь обрядъ служенія католицкаго. Лютеранское я видѣлъ много разъ, какъ вы сами изволите знать, въ Москвѣ; но зрѣлище сего было для меня совсѣмъ ново и любопытно. Ихъ образъ богослуженія-сколько съ одной стороны страненъ и смѣшонъ для невидавшихъ никогда его глазъ, столько съ другой стороны имѣетъ въ себѣ много почтеннаго и впечатлѣвающаго въ человѣческихъ мысляхъ. А особливо трогательное играніе на органахъ, соединенное съ пѣніемъ, столь проникаетъ въ глубину сердца, что мнѣ кажется, что сіе установленіе весьма полезно и удобно для возженія пламеннаго къ Богу усердія въ истинномъхристіанинѣ. Также можно приписать похвалу и самимъ католикамъ, что они съ великимъ благоговѣніемъ слушаютъ отправленіе своей службы, и усердіе многихъ изъ нихъ простирается до высочайшей степени, и начертано у всѣхъ на лицахъ. Впрочемъ, скажу вамъ, что прекрасивая архитектура наружности и великолѣпное украшеніе внутренности здѣшней католицкой церкви-достойно великаго замѣчанія. Еще вамъ скажу, что во время обѣдни видѣлъ я тутъ нашего прежняго капельмейстера поляка Роженбергскаго и не могу вамъ точно