«Государь мой, Андрей Тимоѳеевичъ! Увѣдомляя васъ о полученіи сочиненія вашего о подниманіи водяныхъ ключей, которое собранію при первомъ удобномъ случаѣ представлю, при семъ сообщаю вамъ от собранія новонапечатанную книгу о разведеніи овецъ, весьма для Россіи полезную. Я песчаные камни получилъ, но нѣкоторые изъ нихъ на пути раскололись и разсыпались, къ сожалѣнію моему; надѣюсь, что вы меня при оказіи снабдите паки. Я не замедля пришлю къ вамъ извѣстіе о новыхъ задачахъ и одно «Начертаніе о иамѣстничествахѣ». Думаю и надѣюсь твердо на васъ, что вы потрудитесь по оному сообщить отвѣты колико будетъ возможно, предваря напередъ, чтобъ сочиненіе было прислано подъ девизомъ и съ запечатаннымъ именемъ. Мнѣ очень хочется, чтобъ вы въ томъ участвовали, лаская себя, что вы предлагаемое въ «Начертаніи» выработаете по-возможности къ чести и похвалѣ вашей и къ удовольствію Экономическаго Общества, что оно имѣетъ въ себѣ сотрудника дѣятельнаго. Я всѣ силы употребляю, чтобъ какъ можно пріобщать болѣе господъ дворянъ, знающихъ сельское домоводство, къ нашему собранію, но успѣхъ вижу малый. Чрезъ таковое затрудненіе, можетъ статься, скрываются многія новыя откровенія! Посмотрите наши сочиненія, увидите все иностранцовъ, а россіянъ мало! Ужъ ли недостаетъ способности писать? Невѣроятно! кажется, просвѣщеніе пролилось уже и во внутренность отдаленнѣйшихъ странъ Сибири, Стыдятся ли, или не хотятъ? Намъ не надобно краснорѣчія, но ясное описаніе земледѣльческихъ и хозяйственныхъ опытовъ. Заданные вопросы и «Начертаніе» обнаружатъ добрую волю господъ помѣщиковъ и прочихъ степеней людей. Экономическое Общество одобряетъ и приглашаетъ всячески не для себя, — для общаго блага, желая доказать полезную сущность учрежденія благотворящей всѣмъ намъ и потомкамъ императрицы и подающей разные способы къ вящему просвѣщенію вѣрноподанныхъ. Прощай, любезный другъ, и вѣрь, что съ непремѣннымъ къ вамъ почтеніемъ есмь вашего высокоблагородія, государя моего, покорный слуга А. Нартовъ. 25 ноября, 1790 г., С.-Петербургѣ».
Полученная мною при семъ книга составляла уже седьмой подарокъ, полученный мною въ сей годъ от Экономическаго Общества. Всѣ они хотя ничего не значили, однако, были мнѣ не противны и въ состояніи были, по крайней мѣрѣ, поддерживать охоту мою къ перепискѣ съ Обществомъ. Что-жъ касается до слѣдующаго десятаго письма, то оное подало мнѣ поводъ весьма ко многимъ мыслямъ и предначинаніямъ. Ласка и благопріятство, оказываемое мнѣ от господина Нартова, вселяли въ меня желаніе войтить съ нимъ въ повѣреннѣйшую переписку и, при случаѣ оной, объясниться съ нимъ короче о себѣ и о своихъ обстоятельствахъ, разсказать ему всё-и-всё, касающееся до меня, и подать лучшее понятіе. Я говорилъ и совѣтовался о томъ съ своимъ сотоварищемъ и урожденнымъ другомъ, съ сыномъ, и мысли обоихъ насъ были въ томъ согласны. Словомъ, чѣмъ далѣе мы мыслили и о семъ предметѣ говорили, тѣмъ болѣе казалось намъ сіе надобно. Однако, надлежало напередъ подумать хорошенько, какъ бы лучше начать сіе важное и такое дѣло, от котораго легко могли проистечь какія-нибудь слѣдствія.
Между тѣмъ, горѣлъ я нетерпѣливостію видѣть, какія бы то были задачи и «Начертаніе о намѣстничествахѣ», о которыхъ упоминалъ г. Нартовъ въ письмѣ своемъ. Я догадывался, не подало ли къ тому поводъ сочиненіе мое о замосковныхъ степныхъ мѣстахъ, и любопытенъ былъ видѣть, какого они будутъ сорта и можно ли мнѣ будетъ войтить въ конкурсъ съ прочими для рѣшенія, ибо, сколько по словамъ г. Нартова заключать можно было то, будетъ опредѣлено какое-нибудь награжденіе, и сему благопріятствующему мнѣ человѣку хочется, чтобъ я получилъ оное.
Нетерпѣливость моя была причиною, что я не сталъ долго медлить производствомъ вышеупомянутаго намѣренія. И какъ мнѣ надлежало вскорѣ отвѣтствовать на предслѣдовавшее письмо и увѣдомить о полученіи присланной книги, то положилъ учинить то съ первою почтою, почему, по возвращеніи моемъ въ Богородицкъ, и началъ тотчасъ составлять вышеупомянутое важное письмо.
Сперва положил-было я въ самомъ ономъ и приступить ко всему намѣренному разсказанію (sic). Но не успѣлъ начать писать, какъ пришло мнѣ въ мысль- не дурно ли будетъ, если я ему вдругъ и прямо все разскажу, не лучше ли напередъ его къ тому нѣкоторымъ образомъ приготовить и какъ бы испросить у него на то дозволеніе. Чѣмъ болѣе я о семъ помышлялъ, тѣмъ болѣе казалось мнѣ сіе нужнымъ. Итакъ, въ единый мигъ перемѣнилъ я прежнее свое намѣреніе и положилъ послѣдовать сей мысли и расположить сіе письмо такъ, чтобъ заохотить самого г. Нартова узнать дальнѣйшее и подать поводъ къ тому, чтобъ онъ меня о томъ попросилъ.
Я препроводилъ въ сочиненіи онаго цѣлый вечеръ и былъ доволенъ, что письмо удалось по желанію. Но какъ время до почтоваго дня оставалось еще довольно (я же расположился при семъ письмѣ отправить въ Общество и третье свое сочиненіе, заготовленное уже давно и содержащее въ себѣ новыя экономическія примѣчанія о спаржѣ, которыя случилось мнѣ учинить въ минувшее лѣто), — то употребилъ я сіе праздное время на переписываніе набѣло помянутаго сочиненія. По окончаніи же онаго, пересмотрѣвъ еще разъ письмо и выкинувъ изъ него еще нѣсколько словъ, имѣющихъ запахъ самохвальства, и перемѣнивъ нѣкоторыя другія, переписалъ и вмѣстѣ съ сочиненіемъ отправилъ оное 19 декабря по обыкновенной почтѣ. Важное сіе письмо, которое, по тогдашнему моему писанію, могло послужить началомъ будущей гораздо важнѣйшей перепискѣ, было слѣдующаго содержанія:
«Милостивый государь мой, Андрей Андреевичъ! Вы меня какъ частыми присылками книгъ, такъ и милостивыми вашими ко мнѣ писаніями уже столь много одолжаете, что я истинно не знаю, какъ изобразить вамъ ту чувствительность, какую они во мнѣ всякій разъ производятъ и какою искренною благодарностію къ вамъ напояютъ мою душу. Но ни которое ваше письмо такъ много меня не трогало, какъ послѣднее, полученное мною на сихъ дняхъ вмѣстѣ съ книгою о разведеніи овецъ. Вы изволили изъявить въ ономъ столь много знаковъ вашего ко мнѣ благорасположенія и самаго дружества, что я не могъ онаго читать безъ крайняго удовольствія и не почувствовавъ отмѣннаго къ вамъ высокопочитанія. Признаюсь, милостивый государь, что сколь ни было оное до сего искренно и велико, но вы увеличиваете оное во мнѣ съ-часу-на-часъ еще болѣе, а вкупѣ съ тѣмъ и наиусерднѣйшее во мнѣ желаніе, чтобъ дѣлаться съ своей стороны толь лестнаго и пріятнаго для меня вашего благопріятства достойнымъ.
Весьма бы я, милостивый государь, желалъ, чтобъ могъ удовлетворить желаніе ваше въ разсужденіи сообщенія от себя отвѣтовъ на тѣ вопросы и «Начертаніе», о которыхъ въ письмѣ своемъ упоминать изволите и коихъ присылки ожидаю я съ крайнею нетерпѣливостью. Но, по неизвѣстности еще оныхъ и всего того, въ чемъ они состоять будутъ, не могу теперь еще сказать — достаточными [ли] къ тому будутъ знанія мои и силы, или нѣтъ; а въ томъ только могу увѣрить, что если только мнѣ возможно будетъ, то не премину употребить къ тому всѣ свои силы и приложить наивозможнѣйшее стараніе.
«Что касается до словъ письма вашего, изображающихъ съ одной стороны ваше стараніе о пріобщеніи множайшихъ господъ дворянъ, знающихъ домостроительство, къ Обществу нашему, а съ другой -усматриваемый въ томъ успѣхъ малый, то они были для меня поразительны. Ревность ваша и прямо патріотическое усердіе къ общественной пользѣ, толь давно уже мнѣ извѣстныя, удивляли меня всегда и удивляютъ и понынѣ, производя вкупѣ въ душѣ моей всѣ тѣ чувствованія, какихъ вы от всякаго своего соотечественника требовать столь справедливое имѣете право. Относительно-жъ до втораго пункта, то не могу вамъ изобразить, сколь много терзался и терзаюсь я и понынѣ досадою, видя, сколь худо соотвѣтствуютъ съ своей стороны наши россіяне патріотическому желанію вашему и всего Экономическаго Общества, старающагося толико о собственномъ ихъ благѣ. Чего бъ и чего и какихъ существительныхъ пользъ не могло произойтить для отечества нашего от учрежденія столь полезнаго, если-бъ россіяне наши, или тѣ изъ нихъ, которымъ бы надлежало да и можно-бъ было то дѣлать, — отдавали-бъ ему съ своей стороны болѣе справедливости и уважали-бъ попеченіе о благѣ нашемъ великой нашей монархини столько, сколько оно по достоинству уважаемо быть долженствовало- бъ!
«Вы изволите удивляться и вопрошать: «ужъ ли не достаетъ способности писать? Или стыдятся ли, или не хотятъ?» — Что мнѣ вамъ на сіе сказать? Никому, мнѣ кажется, сей пунктъ такъ коротко ни извѣстенъ, какъ мнѣ. Живучи около тридцати лѣтъ посреди людей сихъ и въ самой внутренности государства, препроводивъ время сіе не безъ дѣла и не такъ, чтобъ отечество мое могло упрекать меня тунеядствомъ или нехотѣніемъ быть ему, по мѣрѣ силъ своихъ, полезнымъ, и занимаясь, наконецъ, болѣе десяти лѣтъ сряду однимъ особливымъ и такимъ дѣломъ, при которомъ всего удобнѣе можно было мнѣ узнать расположеніе нашихъ россіянъ и въ особливости господъ домостроителей къ людямъ усердствующимъ пользѣ отечества и ихъ собственной, — имѣлъ я довольно случаевъ насмотрѣться и изъ собственной опытности узнать, до какихъ предѣловъ простираются, съ одной стороны-ихъ знанія и способности къ экономическимъ писаніямъ, а съ другой — охота къ поспѣшествованію съ своей стороны другимъ въ томъ упражняющимся, — и чего еще съ стороны ихъ не достаетъ къ тому, чтобъ можно было ожидать от нихъ дѣлаемаго соотвѣтствія? Вы удивились бы, можетъ быть, или, по крайней мѣрѣ, посмѣялись бы, а иногда и подосадовали-бъ на иное, если-бъ разсказать вамъ подробнѣе все то, что со мною въ теченіе всѣхъ послѣднихъ лѣтъ случилось, и оправдали-бъ сами, можетъ быть, меня въ томъ долговременномъ молчаніи, которое васъ удивляло; а вкупѣ и усмотрѣли-бъ, что тому причиною было, что съ моей стороны не учинено больше, нежели сколько успѣлъ и могъ я въ жизнь мою учинить, и что мѣшало и мѣшаетъ и понынѣ еще мнѣ упражняться въ множайшихъ опытахъ и предпріятіяхъ экономическихъ. Предѣлы письма, а притомъ и самое незнаніе, угодно ли вамъ то будетъ — и опасеніе, чтобъ не наскучить вамъ дальнѣйшими пересказываніями, не дозволяютъ мнѣ теперь о семъ, какъ о постороннемъ дѣлѣ, говорить пространнѣе. Но я, прервавъ о томъ рѣчь, скажу только, что вышеупомянутыя догадки ваши о нашихъ господахъ болѣе не