жели справедливы, и что къ словамъ вашимъ многое бы еще прибавить можно было. Словомъ, отечество наше слишкомъ еще молодо въ своемъ просвѣщеніи въ экономической части и дальнѣйшаго от него почти требовать еще не можно.
«Но я утрудилъ васъ, милостивый государь, своимъ писаніемъ. Итакъ, чтобъ не употребить всуе терпѣнія вашего далѣе, поспѣшу письмо мое кончить и въ увѣдомленіе сказать, что я недавно отправилъ къ вамъ еще три ящичка съ песками съ ѣздоками изъ Тулы при письмѣ моемъ, но которыхъ, думаю, вы еще не получили. А теперь въ изъявленіе благодарности моей Обществу посылаю на разсмотрѣніе онаго еще одно сочиненіе, содержащее въ себѣ замѣчанія мои о спаржѣ, какія случилось мнѣ учинить въ минувшее лѣто. Впрочемъ, прося о продолженіи вашего ко мнѣ благопріятства и дружества и увѣривъ еще разъ о непремѣнномъ и совершеннѣйшемъ моемъ къ вамъ высокопочитаніи, остаюсь вашъ, милостиваго государя моего, покорнѣйшій слуга Андрей Болотовъ. 19 декабря, 1790 года. Богородицкѣ».
Отправивъ сіе письмо, которое съ моей стороны было уже десятое и вмѣстѣ съ нимъ сочиненіе, сталъ я съ нетерпѣливостію дожидаться обѣщаннаго начертанія и задачъ. Мнѣ хотѣлось, дѣйствительно, очень знать, въ чемъ бы оно состояло. Однако, признаться надобно, что я ожидалъ болѣе чего-нибудь пустова, нежели дѣйствительно полезнаго, ибо не надѣялся, чтобъ господа члены могли что-нибудь важное и полезное выдумать. Я въ семъ мнѣніи и не обманулся. Еще прежде, нежели сей годъ окончился, а именно 29 декабря получилъ я по почтѣ пакетъ изъ Экономическаго Общества съ столь давно ожиданнымъ «Начертаніемѣ» и заданными вопросами. Нельзя довольно изобразить, съ какимъ любопытствомъ начали мы оное съ сыномъ читать и какою досадою начало наполняться мое сердце, примѣчая и усматривая, что все дѣйствительно былъ сущій вздоръ и такая нелѣпица, от которой не можно было ожидать ни малѣйшей пользы. Предложены были для рѣшенія не сотни, а цѣлыя тысячи вопросовъ! Предлагаемъ былъ всѣмъ патріотамъ необъятый (sic) и прескучнѣйшій трудъ, который едва ли кому-нибудь изъ доброй воли поднять будетъ можно. А награжденіе за то обѣщано самое малое, ничего незначущее и не стоющее никакого уваженія, слѣдовательно, немогущее ни кого къ тому побудить, чтобъ для домогательства онаго подвергнуть себя великому труду. Не могла также произойтить от того никому польза, а что всего хуже (если-бъ и вошли многіе и соотвѣтствовали совершенно желанію Общества), то не предвидѣлось ни малѣйшей пользы, которая бы могла произойти от того для отечества. Словомъ, сколько Общество ни мечтало себѣ, что оно учинило заданіемъ сихъ вопросовъ великое дѣло, однако, обманывалось, а въ самомъ дѣлѣ сдѣлало дѣло совсѣмъ пустое и требованіе онаго было совсѣмъ неудобь производимое. Ибо изъ всѣхъ россійскихъ приватныхъ экономовъ и писателей едва ли могъ найтиться хоть одинъ, который бы въ состояніи былъ на всѣ вопросы и пункты отвѣтствовать.
При таковыхъ обстоятельствахъ было мнѣ уже не весьма пріятно, что г. Нартовъ старался меня просьбами своими убѣждать и всячески заохотить принять на себя сей прескучный и безполезный трудъ, превосходящій дѣйствительно мои силы. Ибо мнѣ не только все намѣстничество наше, но одинъ уѣздъ такъ коротко знакомъ не былъ, чтобъ я могъ на всѣ предложенные пункты отвѣтствовать, да и матеріи и предметовъ предложено такъ много, что ежели-бъ и одинъ уѣздъ описывать, такъ написать бы надобно цѣлую книгу.
Однимъ словомъ, «Начертаніе» сіе привело меня въ превеликое нестроеніе и такую нерѣшимость мыслей, что я не зналъ самъ о себѣ что думать и писать- ли что-нибудь, или нѣтъ. Но доволенъ, по крайней мѣрѣ, былъ тѣмъ, что срок положенъ годичный и что время довольно еще оставалось о томъ хорошенько подумать и погадать и то предпріять, что приличнѣе было бы по обстоятельствамъ.
Все сіе и причиною было тому, что и полученное при семъ случаѣ 11-е письмо от господина Нартова, каково ни пріятно и ни ласково было, но не произвело во мнѣ такого дѣйствія, какое могло-бъ произвесть въ другое время своею пріятностію. А ежели мнѣ было что пріятно, такъ одно то увѣдомленіе, что посланныя мои оба сочиненія собраніемъ апробованы и напечатать ихъ было опредѣлено. Но какъ и печатаніе моихъ сочиненій было мнѣ далеко уже не въ диковинку, то и сіе меня не слишкомъ обрадовало. Письмо сіе было слѣдующаго содержанія:
«Государь мой, Андрей Тимоѳеевичъ! Сочиненія ваши о степныхъ мѣстахъ и о подниманіи ключей, господами членами читаны и получили одобреніе и напечатаны будутъ. При семъ сообщаю вамъ объявленіе задачъ и «Начертаніе хозяйственныхъ описаній частныхъ намѣстничествѣ». Я надѣюсь, что сіе подастъ вамъ случай къ воспріятію какого-либо опыта. Но от всего сердца желалъ бы я видѣть трудъ вашъ въ сочиненіи отвѣтовъ какого-либо вамъ болѣе извѣстнаго намѣстничества. Не сомнѣваясь ни мало о способностяхъ и знаніяхъ вашихъ, думаю, что вы, по любви вашей къ отечеству, приступите къ обнародованію тѣхъ статей, кои начертаны въ планѣ нашемъ и доставите удовольствіе присылкою онаго къ назначенному сроку при запечатанномъ имени вашемъ въ цидулкѣ подъ надписью, не обнаруживая онаго имени въ сочиненіи, на которомъ должна стоять одна только надпись произвольная.
«Потрудись, другъ мой! ради отечества, ради общей пользы и покажи трудомъ своимъ, что есть въ Россіи дворяне, не менѣе чужестранцевъ знаніе имѣющіе, и, по совершеніи того, Обществу доставьте. Сіе содѣлаетъ вамъ честь, славу и нашему Обществу украшеніе тѣмъ, что имѣетъ оно въ васъ члена достойнѣйшаго. Впрочемъ, съ непремѣннымъ почтеніемъ пребываю вашего высокоблагородія, государя моего, покорный слуга А. Нартовъ. Изъ Экономическаго Общества, 16 декабря, 1790 г.».
Симъ письмомъ и кончилась переписка моя въ сей годъ съ Экономическимъ Обществомъ. Впрочемъ, провели мы всѣ достальныя недѣли и дни сего года довольно изрядно, однако, не слишкомъ весело, чему причиною было наиболѣе то, что дѣти мои были не весьма здоровы и нерѣдко меня озабочивали и смущали. Но праздникъ Рождества Христова и первую недѣлю Святокъ провели-таки мы довольно весело и не одинъ разъ подъ музыкою и попрыгали и потанцовали. Все семейство мое было вмѣстѣ, и мы были то дома, то разъѣзжали по гостямъ и не преминули нѣсколько разъ побывать и въ Ламкахъ у моего зятя и тамъ попраздновать. Итакъ, весь сей годъ окончили мы въ мирѣ и тишинѣ и довольно въ спокойномъ состояніи духа.
А симъ дозвольте мнѣ кончить какъ сіе письмо, такъ и все 26 собраніе оныхъ, и сказать вамъ, что я есмь вашъ, и прочее.
(Марта 23 дня 1811 года).
.Конецъ XXVI части.
Сочинена въ мѣсяцъ ровно 1811 года.
ЧАСТЬ XXVII.
(Въ Дворениновѣ начата 1812 г. октября 26, кончена того-жъ года ноября 17).
Продолженіе истории пребыванія моего въ Богородщкѣ
Письмо 271.
Любезный пріятель! Въ какомъ положеніи и состояніи дѣлъ находился я при концѣ 1790 года, при продолжающемся пребываніи моемъ въ Богородицкѣ, и поступивъ подъ команду, уже пятаго командира, о томъ упоминалъ я въ концѣ 26 части сего описанія моей жизни. Что-жъ касается до 1791, также многими происшествіями достопамятнаго года, то началъ я оный провождать, живучи по- прежнему спокойно въ Богородицкѣ и въ нѣдрахъ своего небольшаго, но милаго и любезнаго мнѣ семейства. Состояло оно въ сіе время изъ моей тетки, жены, сына и трехъ незамужнихъ еще дочерей; четвертая же и старшая жила уже не съ нами, а съ мужемъ своимъ въ Ламкахъ, и будучи на сносяхъ беременною, ожидала ежедневно разрѣшенія своего от бремени; и, по тягости бремени, озабочивалась вмѣстѣ съ нами тѣмъ, что не имѣла хорошей бабки, по которой причинѣ и гостила у ней въ сіе время ея бабушка, а моя теща.
Что касается до насъ прочихъ, то всѣ мы находились въ кучкѣ, и всѣ здоровы и спокойны. Но спокойствіе наше нарушилось уже въ самый первый день сего вновь наставшаго года. Лишь только разсвѣло, какъ является гонецъ, присланный ко мнѣ изъ деревни нашей Дворенинова, съ увѣдомленіемъ, что ближній мой сосѣдъ и двоюродный братъ, Михаила Матвѣевичъ, находится при смерти и въ отчаянномъ уже состояніи; а чрезъ полчаса пріѣхали оттуда-жъ и мои люди и привезли ко мнѣ кучу писемъ, съ просьбами пріѣхать туда и поспѣшить пріѣздомъ колико-можно. Смутила меня сія неожидаемость, и я не зналъ, что дѣлать: ѣхать въ такую даль не весьма мнѣ хотѣлось, но долгъ родства повелѣвалъ; къ тому-жъ, и всѣ мнѣ совѣтовали трудъ сей предпріять. Итакъ, отслушавъ обѣдню и собравшись на скорую руку, послѣ обѣда легъ я въ свой любезный возочикъ и, запасшись пріятными книжками для дорожнаго чтенія, велѣлъ погонять лошадей; и къ вечеру, ни-думано-ни-гадано очутился уже въ Дѣдиловѣ. Тутъ переночевавъ у престарѣлаго знакомца своего Юлы, со множествомъ инова ночующаго тутъ же обоего пола народа, прискакалъ я въ послѣдующій день еще до-свѣта въ Тулу и, остановясь у Пастухова, поѣхалъ тотчасъ къ новому своему командиру, для испрошенія у него дозволенія съѣздить на короткое время въ деревню. И получивъ оное, возвращаюсь на квартеру, гдѣ встрѣчаетъ меня горюнъ нашъ, нѣмец-капельмейстеръ, и, обливаясь слезами, жалуется, что его никакъ назадъ не отпускаютъ, и что жить ему тутъ очень дурно и убыточно. Онъ надоѣлъ и наскучилъ мнѣ даже своими жалобами. Но какъ пособить ему находился я не въ силахъ, то другова не оставалось, какъ посовѣтовать вооружиться терпѣніемъ и оставить его на произволъ судьбы, а самому, легши опять въ возочикъ и пообѣдавъ у Пастухова, пуститься опять въ путь. И какъ дорога случилась хорошая, то, занимаясь чтеніемъ, и не видалъ какъ доѣхалъ до Вошаны, а тутъ, отогрѣвшись чаемъ и переночевавъ, прилетѣлъ со свѣтомъ вдругъ и въ свое Дворениново.
Какъ хоромы мои были нетопленые, то присталъ я въ сей разъ въ избѣ у моего прикащика и тотчасъ побѣжалъ къ больному своему брату, котораго хотя засталъ еще живымъ, но въ отчаянномъ уже и совсѣмъ безнадежномъ состояніи, такъ что безъ жалости я на него смотрѣть не могъ. При немъ находилась тогда одна только его теща. Но какъ старушка сія ничего не значила, а малолѣтный его сынъ и того еще меньше, то, не долго думая, приступилъ я къ переписыванію, прибиранію и запечатыванію всѣхъ его небольшихъ пожитковъ, дабы не могли они, при кончинѣ его, быть растасканы. И сдѣлавъ сіе, убѣдилъ больнаго собрать послѣднія свои силы и подписать реэстръ онымъ. А потомъ, возвратясь на свой дворъ, занялся разбираніемъ кое-какихъ бумагъ и подчиваніемъ чаемъ приходившаго ко мнѣ нашего приходскаго попа Евграфа и малолѣтняго моего племянника, котораго, по смерти отца, располагалъ я взять къ себѣ и воспитать его до совершеннаго возраста. И въ томъ, равно какъ и въ другихъ хозяйственныхъ дѣлахъ, препроводилъ остатокъ сего дня.