знаю. Кажется, честь, слава, польза и врожденная любовь къ отечеству, по приверженности къ тому, долженствовали-бъ побудителями быть къ такимъ подвигамъ, коимъ земные владыки и римскіе вельможи не только не гнушались, но и сами земледѣлію были примѣромъ! Не требуется въ слогѣ краснорѣчія: земледѣльческая и хозяйственная наука предлагается безъ прикрасъ, просто, ясно. Чего-жъ стыдиться писать полезное дѣло и просвѣщать онымъ другихъ? Загадка для меня нерѣшимая! Я все ласкаю еще себя надеждою, что вскорѣ и мы увидимъ своихъ Мильсоновъ, Юнговъ, Миллеровъ. Начало только трудно; возъимѣютъ охоту, будутъ трудиться и писать. Россіяне въ разумѣ, въ остроуміи и домыслѣ не уступятъ ни какому народу. Я ожидаю съ нетерпѣливостью ящиковъ съ песками и прошу извинить меня, если я утрудилъ сею коммиссіею. Наконецъ, увѣряя васъ, что Экономическое Общество почитаетъ васъ достойнымъ сотрудникомъ своимъ, а я вкупѣ другомъ своимъ, пребываю съ особливымъ почтеніемъ вашъ, государя моего, покорный и вѣрный слуга Андрей Нартовъ. 10 генваря 1791 года».
Какъ письмо сіе содержало въ себѣ хотя весьма лестныя для меня выраженія, но не было въ немъ ни словомъ упомянуто о той матеріи, о которой от меня было писано, и сіе наияснѣйшимъ образомъ доказывало мнѣ, что г. Нартовъ никакъ не намѣренъ былъ входить со мною въ повѣренную дружескую и такую переписку, от которой могла бы проистечь существительная польза, а оставался при однихъ политическихъ пустословіяхъ, и нарочно старался меня заглушить похвалами и пустыми метафорами, дабы чрезъ то уклониться учтивымъ образомъ от того, о чемъ я его спрашивалъ, — то все сіе не только привело меня въ нѣкоторое огорченіе и досаду, но и простудило опять всю возобновившуюся во мнѣ охоту къ дальнѣйшей перепискѣ съ Экономическимъ Обществомъ. Ибо, видя, что о дѣлѣ говорить и слушать не хотятъ, а отягощаютъ одними только пустяками, предусматривалъ, что сколько-бъ мнѣ ни трудиться, но изъ всего того ничего не выйдетъ, кромѣ только убытковъ и пустяковъ, и потому не имѣлъ охоты по пустякамъ подвергаться многимъ трудамъ и безпокойствамъ. Словомъ, негодованіе мое было такъ велико, что я тогда же рѣшился не только отнюдь не входить въ рѣшеніе пустыхъ ихъ и съ дѣломъ несообразныхъ запросовъ и надъ пустяками ломать у себя голову; но и на самое сіе письмо, буде совсѣмъ не соотвѣтствовать, такъ, по крайней мѣрѣ, не спѣшить онымъ. Сіе и было причиною, что я во весь февраль, мартъ, апрѣль и май мѣсяцы пребывалъ въ совершенномъ молчаніи и всего меньше помышлялъ о Экономическомъ Обществѣ и о происшествіяхъ въ ономъ. Молчаніе сіе продолжилось бы и далѣе, если бъ въ маѣ мѣсяцѣ не побужденъ я былъ прервать оное, какъ о томъ упомянется въ своемъ мѣстѣ.
Теперь, возвращаясь къ прерванной нити моего повѣствованія, скажу, что не успѣла дочь моя въ концѣ сего мѣсяца оправиться совершенно от своей болѣзни, какъ захотѣлось мужу ея вмѣстѣ съ нею съѣздить въ Москву и тамъ познакомить ее съ своими знатными родственниками. Я одобрялъ сіе намѣреніе и нѣтъ, ибо вѣдалъ, что нѣтъ имъ никакой существительной нужды быть въ Москвѣ, а предусматривалъ только, что подастъ она имъ случай къ новымъ и знатнымъ убыткамъ, а зятю моему поводъ къ мотовству, къ которому былъ онъ, къ общему нашему сожалѣнію, слишкомъ наклоненъ. И какъ до свѣдѣнія моего дошло, что онъ, для снабденія себя на ѣзду сію деньгами, тайкомъ от меня продалъ еще одного человѣка въ рекруты, то не преминулъ я за то его потазать, не смотря что ему было сіе не любо и онъ на меня за сіе досадовалъ. Со всѣмъ тѣмъ, сколько ни старался я обоихъ ихъ от ѣзды сей отклонить, но не только не могъ получить въ томъ успѣха, но имѣлъ чувствительную досаду узнать, что они и жену мою уговорили съѣздить также въ Москву и пожить тамъ съ ними. А сія отдуха не давала и мнѣ, чтобъ ѣхать вмѣстѣ, и убѣжденіями своими довела наконецъ до того, что и я, сколько ни отговаривался неимѣніемъ въ Москвѣ никакой дальней нужды и сколько ни говорилъ, что ѣзда сія доставитъ намъ только множество трудовъ, безпокойствъ и убытковъ, пользы же никакой не принесетъ, — но принужденъ былъ на то согласиться. Но какъ надлежало на то выпросить дозволеніе у моего командира, о которомъ слухъ носился, что хотѣлъ онъ къ намъ около того времени въ товариществѣ со псовыми охотниками пріѣхать, то и отложили сіе до его къ намъ пріѣзда.
Но какъ пріѣздъ его къ намъ позамѣшкался, по причинѣ, что около сего времени ждали въ Тулу князя Потемкина, а иные и нашего намѣстника, и мы навѣрное не знали, пріѣдетъ ли къ намъ Юницкой или нѣтъ (нетерпѣливый же зятик мой въ Москву уже напередъ, для пріуготовленія своего дома, ускакалъ), — то убѣдили меня домашніе мои просьбою, чтобъ попроситься у директора чрезъ письмо; на что я и принужденъ былъ согласиться.
Между тѣмъ, какъ письмо, мое въ Тулу возили, случились у меня разныя хлопотишки по волости, и я имѣлъ вновь превеликую досаду на моего Варсобина, за которымъ открылись новыя бездѣльничества и клеветы и помутки не толькона меня, но и на нашего исправника, и я принужденъ былъ его за то гораздо потазать. А другую досаду причинилъ мнѣ племянникъ мой, Андрей Михайловичъ, пустыми и неутѣшными своими слезами. Молодцу сему что-то не полюбилось у насъ жить и не хотѣлось заниматься науками и трудами. И какъ около самаго сего времени пріѣхалъ прикащикъ изъ Тамбовской его деревни и ѣхалъ съ обозомъ въ Дворениново, то восхотѣлось и ему съ нимъ домой съѣхать. И какъ мы не хотѣли-было его отпускать, то и ударился онъ въ слезы. Мнѣ досадно сіе было очень, и я ни какъ бы на то не посмотрѣлъ; но предстоящая намъ отлучка и ѣзда въ Москву убѣдила меня, наконецъ, дозволить ему съ прикащикомъ домой съѣхать и пожить тамъ, покуда мы въ Москву съѣздимъ. Вскорѣ за симъ получилъ я и отвѣтъ на мое письмо, и дозволеніе отправиться на нѣсколько дней въ Москву. И тогда не стали и мы долѣе медлить, а, распорядивъ все нужное на время моего отсутствія и собравшись въ путь, встаемъ 7 числа февраля очень рано и, распрощавшись съ матушкою, моею тещею, остававшеюся дома одна съ одною только моею новорожденною внукою, привезенною уже за нѣсколько дней къ намъ, — пускаемся въ путь на самомъ еще разсвѣтѣ.
Ѣхать намъ было хотя тепло, но очень дурно, по причинѣ сдѣлавшейся около сего времени превеликой оттепели, угрожавшей почти половодью; ибо вода текла со всѣхъ бугровъ ручьями. Видя сіе, я было уже и трухнулъ, опасаясь, чтобъ распутица сія не сдѣлала намъ въ ѣздѣ нашей остановки; однако, мы, покормивъ въ Дѣдиловѣ лошадей, доѣхали въ сумерки благополучно до Тулы и остановились въ сей разъ, для лучшей свободы, ночевать у знакомца нашего Пастухова. Обрадовавшись, что ночью опять подморозило и дорога поисправилась, встаемъ мы задолго еще до-свѣта и, продолжая путь, заѣзжаемъ обѣдать въ Хвошню, къ Егору Михайловичу Крюкову, зятю моего зятя Шишкова. Хозяинъ былъ намъ радъ, а хозяйка и того больше, иоба старались насъ угостить. Я имѣлъ случай видѣть тогда у Крюкова его библіотеку и говорить съ нимъ о многомъ. Къ вечеру-жъ доѣхали мы до завода Ведминскаго, гдѣ, съѣхавшись съ своимъ обозомъ, расположились и ночевать, ибо въ деревню свою, за дурнотой дороги, заѣзжать намъ не хотѣлось, а посылали только туда за санями и кормомъ и за Андреемъ Михайловичемъ, съ которымъ мнѣ хотѣлось видѣться, ѣхалъ я въ сей разъ опять въ своемъ любезномъ возочкѣ, въ товариществѣ съ меньшею дочерью моею, Катериною, досадившею мнѣ невѣдомо-какъ разбитіемъ одного стекла въ ономъ, ворочаньемъ и вознею своею. Переночевавъ кое-какъ на заводѣ и вставъ опять до-свѣта, продолжали мы по голой и дурной обледенѣвшей дорогѣ свой путь и пріѣхали въ Серпуховъ еще довольно рано. Тутъ находимъ и видимъ мы вездѣ сдѣланныя пріуготовленія для встрѣчи ожидаемаго съ-часу-на-часъ князя Потемкина. Лошади, пріуготовленныя подъ него, стояли фрунтомъ; судьи же, всѣ вмѣстѣ, съ самимъ московскимъ губернаторомъ, прискакавшимъ для срѣтенія онаго, были всѣ распудрены и въ тяжкихъ парадахъ. Мы хотѣли-было пристать у родственника нашего г. Арцыбышева; но какъ онъ былъ у губернатора, то остановились у знакомца и должника моего Квасникова и пообѣдавъ успѣли въ тотъ же еще день доѣхать ночевать до Лопасны.
Мы нашли и тутъ великія пріуготовленія къ проѣзду княжему и видѣли разставленныя повсюду дегтярныя бочки, для освѣщенія въ ночное время пути сему вельможѣ. Словомъ, вездѣ готовились принимать его какъ бы самаго царя. А онъ, по тогдашнему своему полновластію, и былъ немногимъ ниже онаго. Переночевавъ тутъ, продолжали мы свой путь далѣе. ѣдучи по дурной и тяжкой дорогѣ, которая, чѣмъ ближе подавались мы къ Москвѣ, тѣмъ становилась хуже; но я, за чтеніемъ во всю дорогу любопытнаго аглинскаго госпожи Бюрней романа «Цециліи», ни мало оной не чувствовалъ, а весь сей путь провелъ въ удовольствіи. Мы обѣдали въ сей день въ Подольскѣ, а въ сумерки наконецъ доѣхали и до Москвы самой.
Но симъ и окончу я сіе письмо, сказавъ вамъ, что я есмь вашъ, и прочее.
(Октября 28 дня 1812 года, въ Дворениновѣ).
Письмо 272.
Любезпый пріятель! Мы пристали и расположились въ сей разъ въ зятниномъ домѣ, находившемся подлѣ самаго почти Донскаго монастыря, на большой Калужской улицѣ. Зять мой, свѣтривъ купилъ оный, самъ не зная на что, незадолго до того времени, и жилъ уже тогда въ ономъ. Онъ былъ уже не новый, деревянный, и хотя не очень великъ, но для помѣщенія всѣхъ насъ довольно просторный. Въ особенности же былъ я доволенъ тѣмъ, что получилъ для своего пребыванія особый покоецъ, выстроенный на дворѣ, куда могъ я всегда для занятія собственными своими дѣлами от прочаго семейства и от пріѣзжающихъ гостей уклоняться и заниматься тамъ особенными своими упражненіями и книгами.
Пребываніе наше въ сей разъ въ Москвѣ не продлилось долѣе дней 15 или 16; но, по превеликому множеству хлопотъ, суетъ, разъѣздовъ и разнаго рода развлеченій, показалось мнѣ болѣе мѣсяца. Боярыни наши, помышляющія только о своихъ нарядахъ, ѣжжали то-и-дѣло въ городъ для закупанія себѣ разныхъ вещей, къ тому потребныхъ; а нерѣдко принужденъ былъ и я съ сыномъ моимъ какъ имъ сотовариществовать, такъ и особо ѣздить. Надобно было и мнѣ кое- что покупать и дѣлать для себя заставливать. Кромѣ сего, не проходило почти дня, чтобъ не пріѣзжало къ намъ, или къ зятю моему множество гостей, или чтобъ мы куда по Москвѣ не рыскали и во многихъ домахъ не бывали. Къ числу прежнихъ нашихъ друзей и знакомцевъ присовокуплялось множество новыхъ изъ родныхъ и знакомыхъ моему зятю, и у всѣхъ ихъ надобно было побывать, поелику они къ намъ сами и не по одному разу пріѣзжали. Къ таковымъ разъѣздамъ въ ряды и по гостямъ присовокуплялись ѣзды по собранію и другимъ мѣстамъ для богомолья, а по наступленіи масляницы — въ театры и маскарады, изъ которыхъ не пропускали мы почти ни одного, но не забывали между дѣлъ и о увеселеніяхъ своихъ. Словомъ, во все наше тогдашнее пребываніе были у насъ всѣ часы и минуты заняты многоразличными дѣлами. Самъ я сколь ни малую имѣлъ наклонность къ такой развлекательной жизни, но принужденъ былъ брать въ томъ ежедневное соучастіе, и едва могъ по нѣскольку часовъ по-утрамъ отрывать для любимѣйшихъ своихъ литературныхъ занятій.