Для доставленія себѣ съ сей стороны колико можно множайшихъ удовольствій, употребилъ я и въ сей разъ такое же средство, какое употреблялъ въ прежніе пріѣзды. И не успѣлъ по пріѣздѣ въ своей квартеркѣ обострожиться, какъ, выбравъ изъ каталога и написавъ превеликій реэстръ новымъ французскимъ и нѣмецкимъ книгамъ, послалъ оный къ книгопродавцу и знакомцу своему Ридигеру съ требованіемъ, чтобъ прислалъ онъ мнѣ всѣ ихъ для просмотрѣнія и выбора изъ нихъ для меня угоднѣйшихъ. Сей, находя въ томъ свой счотъ, не преминулъ прислать ихъ ко мнѣ цѣлую кипу. И какое же удовольствіе имѣлъ я и сынъ мой при перебираніи, просматриваніи и прочитываніи отчасти нѣкоторыхъ изъ оныхъ! Мы употребляли обыкновенно къ тому утренніе и первѣйшіе часы дней, равно какъ и всѣ тѣ, кои оставались для насъ свободными, и, по отобраніи изъ нихъ, какія намъ болѣе нравились, отсылали достальныя обратно, съ истребованіемъ другихъ на такое же употребленіе; и повторяя сіе нѣсколько разъ, набрали и купили у него опять множество оныхъ и болѣе нежели рублей на сто; и кромѣ сего, покупали мы ихъ много и въ другихъ лавкахъ и повезли съ собою нарочитый-таки запасецъ оныхъ.
Теперь было-бъ слишкомъ пространно, ежели-бъ хотѣть разсказывать подробно, что въ который день у насъ происходило, кто у насъ бывалъ и къ кому, и куда мы ѣздили; по сему, умолчавъ о томъ, упомяну только о интереснѣйшихъ происшествіяхъ и дѣлахъ нашихъ. Къ симъ принадлежатъ, во-первыхъ, небольшія хлопотишки, какія я имѣлъ въ сію бытность по межевой канцеляріи. По дѣламъ моимъ надобность была мнѣ подать въ нее челобитную, и я, подавъ ее, обыкновенною медленностію въ производствѣ и частыми, но на большую часть тщетными поѣздками въ межевую и битьемъ тамъ по нѣскольку часовъ табалы такъ прискучилъ, что о скорѣйшемъ производствѣ рѣшился просить самого главнаго судью межеваго. Симъ былъ тогда и всѣми дѣлами ворочилъ старинный мой знакомецъ Василій Савельевичъ Ваксель. Я, ѣдучи къ нему на домъ, любопытенъ былъ весьма видѣть, узнает ли онъ меня и какъ приметъ въ тогдашнемъ своемъ знаменитомъ достоинствѣ. И какъ обрадовался я, когда увидѣлъ, что онъ меня не только тотчасъ узналъ, но, расцѣловавъ, обошолся со мною, какъ съ другомъ, приласкалъ меня всячески, посадилъ подлѣ себя, рекомендовалъ меня, какъ своего пріятеля, вошедшей къ нему своей молодой женѣ, славной и первой тогда красавицѣ московской, сталъ обо всемъ и обо всемъ распрашивать и, узнавъ о моей нуждѣ, обѣщалъ употребить съ своей стороны всевозможное вспоможеніе. А сіе мнѣ, и дѣйствительно, много помогло при тогдашней моей, относящейся до отмежеванія мнѣ земли въ Тамбовѣ, просьбы.
Далѣе достопамятны были свиданія мои съ близкимъ и богатымъ родственникомъ зятя моего, генераломъ Бибиковымъ. Онъ пріѣзжалъ къ намъ, и мы были, по приглашенію, съ зятемъ моимъ у него. При которомъ случаѣ имѣлъ я удовольствіе слышать въ домѣ его прекрасную музыку. Впрочемъ, сей г. Бибиковъ подалъ намъ поводъ и къ одной досадишкѣ, къ небольшой размолвкѣ съ моимъ зятемъ. Вмѣсто того, чтобъ удовлетворить зятя моего въ одной справедливой по деревнямъ его претензіи, вздумалось ему уговаривать зятя моего войтить съ нимъ вмѣстѣ въ одну лѣсную торговлю, и прельстилъ его такъ, что зять мой на то было совсѣмъ и согласился. Но какъ на торговлю сію всѣ мы. его родные, смотрѣли иными глазами и, судя здравѣе, признавали ее не только совсѣмъ неприличною, но и глупою, ни съ чѣмъ несообразною и опасною, то старались мы всѣ его от того отклонять, и боярыни употребляли даже къ тому и слезы. Но какъ зятику моему неотмѣнно того, по вѣтренности своей, хотѣлось, то ему было сіе крайне досадно. А за сіе и поразмолвили мы-было съ нимъ такъ, что я хотѣлъ-было тотчасъ изъ Москвы ѣхать домой, и дѣйствительно-бъ уѣхалъ, если-бъ не воспрепятствовало тому то, что не бывали къ намъ еще изъ деревни лошади. Сверхъ того, и оставались еще кой- какія нужды для исправленія, и чрезъ то и поугомонилось нѣсколько сіе дѣло.
Вскорѣ за симъ и въ концѣ масляницы, наступившей тогда въ седьмой день послѣ нашего пріѣзда, пріѣхали къ намъ изъ Богородицка и лошади и привезли непріятныя и такія о тамошнихъ происшествіяхъ увѣдомленія, которыя смутили меня чрезвычайно и заставливали тужить о томъ, что я послушался своихъ и въ Москву поѣхалъ. Но какъ воротить того было уже не можно, то сталъ я, по крайней мѣрѣ, поспѣшать своимъ отъѣздомъ. Но тутъ какъ нарочно, надобно было повстрѣчаться съ нами разнымъ препятствіямъ къ скорому отъѣзду. Къ числу сихъ относилось и то обстоятельство, что я въ теченіе масляницы хотя всѣхъ людей съ ногъ сбилъ, но не могъ никакъ еще отыскать садовника, котораго мнѣ неотмѣнно нанять для Богородицкаго сада и ранжереи было велѣно. Сверхъ того, надобно было еще повидаться съ управляющимъ царицынымъ, г. Карачинскимъ, у котораго въ казенномъ саду учился садовому искусству одинъ изъ нашихъ волостныхъ школьниковъ, и поговорить съ нимъ объ ономъ.
Итакъ, по наступленіи 24 числа февраля великаго поста, поѣхалъ я къ нему. Но какъ въ сей и въ послѣдующій день, не могъ никакъ застать его у себя въ домѣ. Между тѣмъ имѣлъ я удовольствіе спознакомиться съ славнымъ нашимъ сочинителемъ «Дѣяній Петра Великаго» господиномъ Голиковымъ, къ которому въ домъ надобно мнѣ было для подписки на дополненія къ сей книгѣ съѣздить. Я нашолъ его въ маленькомъ его и вокругъ установленномъ книгами кабинетѣ, окладеннаго кругомъ книгами и занимающимся своимъ дѣломъ. Не успѣлъ онъ узнать, кто я таковъ, какъ вскочивъ бросился меня обнимать и цѣловать, говоря, что я ему давно уже знакомъ по моимъ сочиненіямъ, что давно желалъ меня знать лично и теперь чрезвычайно радъ, меня увидѣвъ. Я просидѣлъ у него болѣе часа, и мы разстались съ нимъ, сдѣлавшись друзьями, хотя и видѣлись тогда впервыя и впослѣднія.
Между тѣмъ гремѣла и занималась вся Москва княземъ Потемкинымъ, пріѣхавшимъ въ оную въ послѣдніе дни масляницы. Вся знать обратилась къ нему для обыкновеннаго идолопоклонства; но намъ удалось видѣть его только однажды, проѣзжающаго по нашей улицѣ, съ пышною и превеликою свитою; и я, смотря на сіе, подумалъ и говорилъ самъ себѣ: «ахъ! долго-ль-то тебѣ, государь нашъ, поцарствовать и повеличаться, и не приближается ли уже конецъ твой?»
Наконецъ, наступила первой недѣли среда, которая многими разными и знаменитыми происшествіями была для меня такъ достопамятна, что я не за излишнее почитаю описать ее въ подробности. Проснувшись въ заботахъ о себѣ, объ остановкахъ къ отъѣзду и о зимѣ, всталъ я еще до-свѣта, и съ свѣтомъ вдругъ разсылаю всюду-и-всюду людей на извощикахъ искать наемнаго садовника, а самъ, съ поспѣшностью одѣвшись, ѣду къ г. Карачинскому, стараясь застать его дома, радуюсь, что засталъ его еще несъѣхавшаго со двора. Г. Карачинскій принимаетъ меня холодно. Но какъ скоро узналъ, кто я такой, вдругъ перемѣняется, радуется, что меня узналъ, ласкаетъ меня всячески, дѣлается другомъ, не можетъ со мною довольно наговориться, разсказываетъ мнѣ многое, хвалитъ нашего ученика, поитъ и угощаетъ меня чаемъ и отпускаетъ, прося, чтобъ я впредь къ нему ѣздилъ. Однако, мнѣ и никогда не случилось уже болѣе его видѣть. По возвращеніи своемъ въ домъ, нахожу я дѣтей, едва только вставшихъ, и превеликій вздоръ происходящій между ими по случаю затѣваемой ѣзды въ Ростовъ для богомолья. Но, наконецъ, они согласились и начали въ путь сей собираться, а и мы укладываться и готовиться къ отъѣзду. Въ самое сіе время возвращается мой Филька изъ города съ пріисканнымъ садовникомъ. Я радуюсь тому и, не долго думая, его нанимаю и заключаю съ нимъ договоръ, какъ водится. Едва только мы дѣло сіе съ нимъ окончили, какъ вдругъ является предъ меня курьеръ, прискакавшій ко мнѣ изъ Тулы, съ письмомъ от господина Юницкаго, въ которомъ писалъ онъ ко мнѣ, что на тѣхъ дняхъ намѣстникъ нашъ Кречетниковъ пріѣхалъ въ Тулу и хочетъ неотмѣнно меня видѣть, и чтобъ я какъ-можно поспѣшилъ пріѣхать и заставалъ намѣстника. Господи! какъ перетревожило и смутило насъ всѣхъ сіе, всего меньше ожидаемое повелѣніе, и въ какую разстройку привело всѣ наши мысли и помышленія. Всѣ мы не знали, что дѣлать и начать: но я, не долго думая, рѣшился на тѣхъ же самыхъ курьерскихъ лошадяхъ скакать въ Тулу, а жену и дѣтей оставить ѣхать, не спѣша на своихъ лошадяхъ, однихъ.
Итакъ, пообѣдавши со всѣми родными своими на скорую руку и распрощавшись съ ними, ложусь въ своей возочикъ и на почтовыхъ отправляюсь въ свой путь и скачу по ухабамъ, позабывая всѣ страхи и опасности, съ такою быстротою, что къ вечеру того же дня поспѣваю въ Лопасну, а къ ужину въ Серпуховъ и прямо къ дядѣ Ивану Аѳанасьеву Арцыбышеву, который угощаетъ меня чаемъ, всѣмъ-и-всѣмъ и ужиномъ. Между тѣмъ, приводятъ ко мнѣ новыхъ лошадей и я, залегши въ свой возочикъ, продолжаю свой путь, и къ свѣту поспѣваю на Вошану, а часу въ десятомъ и въ самую Тулу. По непривычкѣ скакать симъ образомъ на курьерскихъ, хотя меня и въ-прахъ по ухабамъ въ моемъ возочкѣ расколотило, и я дивился какъ онъ не разлетѣлся от толчковъ и ударовъ въ тысячу кусковъ: но мнѣ было тогда не до отдыханья, а я спѣшилъ, какъ можно скорѣе, одѣваться и, выпросивъ у хозяина санки, скакать искать командира своего господина Юницкаго. Сего нашелъ я у намѣстника, но, по выходѣ от него, сажающагося уже въ карету; онъ, обрадовавшись моему пріѣзду, подхватилъ меня съ собою въ карету и повезъ въ казеную полату.
Дорогою не преминулъ я его спросить, за чѣмъ такимъ спрашивалъ и требовалъ меня къ себѣ намѣстникъ? Но онъ сказалъ мнѣ на сіе только то, что онъ самъ ничего о томъ не знаетъ, а примѣтилъ только, что намѣстникъ не только на меня, но на самого его что-то гнѣвенъ, а за что-не вѣдаетъ. Сіе смутило меня чрезвычайно, ибо, не зная за собою никакой вины и ничего такова, за что-бъ можно было намѣстнику на меня сердиться, и не сомнѣвался почти, что, конечно, ненавистники и завистники мои успѣли сковать какіе-нибудь противъ меня ковы и насказать ему что-нибудь нелѣпое и меня ему оклеветать. Въ сихъ смущенныхъ мысляхъ пріѣзжаемъ мы въ казенную полату. Тутъ, нахожу я многихъ своихъ знакомыхъ, говорю съ ними, спрашиваю у нихъ, не знают ли они чего? Но и тѣ всѣ отзывались совершеннымъ незнаніемъ. Господи! думаю и говорю я самъ себѣ: «что бъ такое было и что за сокровенность? Наконецъ, пробывъ часа два въ полатѣ, поѣхали мы опять съ г. Юницкимъ къ намѣстнику.