Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 4 — страница 153 из 212

Посидѣвъ у нихъ и распрощавшись, заѣхалъ я къ секретарю, который звалъ меня къ себѣ неотступно, и очень былъ мнѣ радъ. Звать меня къ себѣ побудило его болѣе то, что ему хотѣлось меня угостить и напоить чаемъ. Но я принужденъ былъ дожидаться его долго, а между тѣмъ наговорились съ нимъ до-сыта. Отѣ него поѣхалъ я опять на квартеру и, приказавъ убираться и людямъ обѣдать, поѣхалъ съ нимъ къ Маслову по данному обѣщанію. Ежели-бъ я зналъ, что такъ скоро отправлюсь, то не далъ бы ему обѣщанія у него обѣдать, дабы не потерять чрезъ то многова времени. Но какъ слово было уже дано, то перемѣнить было не чѣмъ. Я не засталъ его дома, но послали тотчасъ за нимъ. Ждать я его поджидать! Домъ превеликій, прекрасный и наилучшій во всемъ Алексинѣ. Поелику въ немъ было хорошо и тепло, то радъ я и готовъ былъ хоть нѣсколько часовъ ждать. Наконецъ, прибѣгаетъ хозяинъ, принимаетъ меня ласково, услаждаетъ разговорами и суетится о обѣдѣ. Мужикъ умный, любопытный и свѣдущій! Чтобъ не скучно намъ было однимъ обѣдать, то приглашаетъ онъ еще старичка, тамошняго казначея г. Бабанина. Старичокъ умный, словоохотливый, прекрасный и похожій во многомъ на дѣда Авраама Семеновича. Ну-ка мы всѣ говорить и разсуждать о всякой всячинѣ, и минуты пролетали съ удовольствіемъ и непримѣтно. Наконецъ пошли обѣдать. Присовокупилась къ намъ и хозяйка, баба изрядная и неглупая. Обѣдъ купеческій, но сытный и хорошій. Хозяинъ угощаетъ, подчиваетъ наливками и едва не напоилъ меня пьянымъ. Послѣ обѣда просятъ меня, чтобы дождаться кофея, но кофея хоть бы не было, — самый жидкій, купеческій, но хорошо все. Между тѣмъ приходитъ магистратскій секретарь Брычевъ, малый бойкій, умный, но пьяный и вѣтренный, и я говорю съ нимъ о своихъ дѣлахъ по магистрату.

Наконецъ, пришло время мнѣ уже и ѣхать. Я распращиваюся съ купцомъ, а потомъ съ хозяевами на квартерѣ. Сажусь въ свой возочикъ и пускаюсь въ путь. Хоть не слишкомъ было уже рано, однако, я надѣюсь, что успѣю еще за свѣтло уѣхать далеко. Но — бѣда наша! Изъ всѣхъ бывшихъ со мною, никто не знаетъ домой дороги, а я всѣхъ меньше. Какъ быть? Надобно проводника. Хотѣли-было взять хозяина, но случился попутчик , взявшійся проводить насъ до половины дороги. Рады мы тому и, подхватя, пустились въ путь. Дорога была весьма не хороша. Бывшія на тѣхъ дняхъ мятели такъ ихъ занесли, что и самыя большія вездѣ были не натерты, а тутъ по большей части были проселочныя, слѣдовательно, и того еще хуже. Ѣзда была трудная и тяжелая. Однако, противъ чаянія, еще засвѣтло доѣхали мы до Нѣмцова. Но какъ тутъ надлежало намъ сыскивать другого проводника, то принуждены мы были оставаться. Изъ мужиковъ ни кто не ѣхалъ и не нанимался. Что дѣлать? Принуждены сыскивать десятскаго, и самого почти неволею брать. Покуда мы о томъ суетились, наступила ночь и понесла заметь. Дорога от Нѣмцова была уже совсѣмъ неторная, а заметь и послѣднюю занесла. ѣхать мы и тащиться кое-какъ! Дотащились до Татарского — слава Богу! Думаемъ, что доведетъ проводникъ насъ благополучно и до дома. Но не тутъ-то было! Не успѣли выѣхать изъ Татарского и сдѣлаться темно, какъ потерялъ и проводникъ нашъ дорогу, и мы рады были уже, что доѣхали кое-какъ до Домнина. Ночь была уже тогда совершенная, темнота превеликая, заметъ сильная, а морозъ того жесточе. Думаю, не ночевать ли тутъ? Люди совѣтуютъ ѣхать. Просимъ проводника, онаго намъ и сыскиваютъ. Дорога уже совсѣмъ не лѣтная и намъ незнакомая. Но не успѣли мы съ новымъ проводникомъ выкарапкаться кое-какъ изъ Домнина, какъ на встрѣчу намъ мужикъ Анны Николаевны изъ Дворенинова, везущій въ Домнино овесъ. Слава Богу, на что сего лучше! Этотъ проводникъ всего вѣрнѣе, и самъ только что ѣхалъ. Уговариваемъ его воротиться съ нами. Онъ соглашается и повелъ насъ благополучно. Покуда было еще поле, всё ѣхали мы еще хорошо; но какъ скоро доѣхали до луговъ и перелѣсковъ, дорога у насъ и пропала. Вездѣ казалась дорога, а гдѣ ни ступи-по-колѣно. Горе на насъ превеликое! Мѣсили-мѣсили, бродили-бродили, но нигдѣ дороги не найдешь! Что дѣлать? Давай общій совѣтъ! Положили, ѣхать прямо на заводъ, а тамъ уже прудами до дома. Ну, ступай! Ѣхали, ѣхали, и покуда дорога еще была перелѣсками, такъ все еще кое-какъ тащились. Но не успѣли поровняться съ Квакинымъ и выбраться на поле, какъ и та пропала. Искать, искать, бродить, ходить по полю, но не тутъ-то было! Не успѣемъ найтить твердое мѣсто, похожее на дорогу, какъ опять пропадаетъ, а заметь и вѣтеръ становятся отъ-часу сильнѣе. «Что ребята дѣлать? говорю я своимъ людямъ; проѣздимъ мы всю ночь, промучимся, а толку не будетъ. Хоть не далече, но и на двухъ верстахъ замерзнуть можно. Какъ думаете?» — «Не знаемъ, говорятъ; но какъ бы не доѣхать? дальнее ли мѣсто? и на своихъ уже земляхѣ». Опять поѣхали, опять потащились и опять сбились съ пути и плутать начали. Стужа превеликая, заметь сильная. «Нѣтъ, говорю, друзья, жаль мнѣ васъ, деревня у насъ подъ бокомъ, поѣдемъ-ка лучше въ Квакино и ночуемъ. Лучше будетъ и безопаснѣй. Люди хотя нехотя, но соглашаются на то охотно. Итакъ, повернули мы къ деревнѣ. Но и тамъ едва нашли дворишко, гдѣ бы намъ кое-какъ переночевать. Иной дворъ безъ двора, у другаго изба тѣсна, иной далече, за вершинами и за буераками, а и всѣхъ только пять дворовъ. Наконецъ, на-силу — на — силу нашли, и на-силу по огородамъ и по оврагамъ кое-какъ доѣхали до двора. И тутъ не до чая уже и не до дальнихъ разборовъ и прихотей, а давай скорѣе какъ-нибудь ужинать и ложиться спать. Итакъ, вмѣсто дома, принуждены мы были ночевать въ Квакинѣ, въ деревнѣ, лежащей только версты за три от насъ, и такой, въ которой мнѣ во весь вѣкъ бывать не случалось. Но до чего не доводитъ случайность! Переночевавъ въ Квакинѣ, и какъ скоро разсвѣло, пустились мы въ путь свой далѣе. Въ ночь сію, и послѣднія дороги такъ замело, что мы до самаго дома брели бредкомъ, и всё ѣхали цѣликомъ и прокладывали дорогу. Легко можно заключить, каково мнѣ сіе было скучно и досадно, и сколько трудовъ и безпокойствъ надѣлалъ мнѣ Андрей Михайловичъ своимъ опекунствомъ!

По пріѣздѣ своемъ, въ домѣ нашолъ я хоромцы свои хотя топленные, но холодноватые. Напившись чаю и обогрѣвшись, мое первое дѣло было послать къ племяннику своему сказать о своемъ пріѣздѣ. Онъ и не преминулъ ко мнѣ чрезъ часъ явиться. Но какъ удивился я, увидѣвъ его одѣтаго самымъ страннымъ образомъ: не то въ тулупѣ, не то въ казакинѣ, не то въ шубѣ, и одѣяніе его было Богъ-знаетъ какое! Но удивленіе мое сдѣлалось еще болѣе, когда онъ въ своемъ шутовскомъ нарядѣ, безъ всякаго уваженія меня и нарочно какъ презирая, началъ по горницѣ у меня расхаживать и хорохориться какъ-бы какой лордъ и мнѣ совсѣмъ набитый братъ. Я, удивляясь, сказываю ему за чѣмъ пріѣхалъ, а онъ и того еще пуще и власно-как-бы насмѣхаясь мнѣ, началъ смѣяться и говорить, что напрасно я вхожу въ такія хлопоты. Досадно мнѣ сіе невѣдомо-какъ было, но я крѣпиться, я говорить и такъ, и сякъ, но онъ и въ устъ (sic) не дуетъ. Гляжу, смотрю, тащитъ изъ-за пазухи бумагу. Что-бъ такое? Послѣдній указъ о опекунствѣ, въ которомъ написано, что малолѣтніе, достигши 14-ти лѣтъ, имѣютъ право избирать себѣ попечителя для совѣта и защиты. Признаться надобно, что указа сего мнѣ никогда еще до того видѣть не случалось и что оный посмутилъ меня. Я легко могъ усмотрѣть, что онъ на самый сей указъ и надѣялся, какъ на каменную стѣну, и потому-то такъ бурлилъ и кутилъ. Однако, смущеніе мое не долго продолжалось. Я тотчасъ усмотрѣлъ, что тутъ же, во второмъ пунктѣ, сказано, что малолѣтній не прежде вступаетъ въ распоряженіе имѣніемъ своимъ, какъ на восемнадцатомъ году. Оный и доказывалъ, что онъ все еще малолѣтнымъ и имѣніемъ своимъ управлять не можетъ. Я старался ему сей пунктъ внушить и изъяснить.

Но онъ не хотѣлъ, а часъ-отъ-часу болѣе меня и словами, и поступками своими раздосадовать старался, и наглые и грубые поступки его до того, наконецъ, дошли, что сколько я былъ ни терпѣливъ, но вышелъ, наконецъ, изъ терпѣнія, и далъ ему за его неучтивство къ себѣ и совершенное непочтеніе изрядную на словахъ гонку. Молодецъ мой опѣшилъ и струсился. Примѣтя сіе, я гонять его еще. Но дитя сіе не таково было, чтобъ можно было ласкаться привесть его въ разсудок . Во всѣ дурноты и пороки былъ онъ уже слишкомъ погруженъ, и потому, натурально, все сіе не могло ему пріятнымъ быть. Что у него на умѣ было, того уже не знаю, но то было примѣтно, что хотѣлось ему какъ-можно скорѣе от меня уйтить. Я унимать его у себя обѣдать, но статочное ли дѣло! Я такъ и сякъ, но не тутъ- то было! Ушол-таки, сказавъ, что онъ будетъ послѣ обѣда и, сѣвши въ санки, запѣлъ и поѣхалъ со двора. Сіе одно уже доказываетъ, каковъ былъ молодецъ!

Такимъ образомъ, оставшись, обѣдалъ я одинъ, и все ожиданіе мое послѣ обѣда было тщетно. Видно, куда-нибудь лызу далъ! Сіе происшествіе привело меня въ смущеніе. Я не могъ предвидѣть, что воспослѣдуетъ далѣе, но весьма бы радъ былъ, если-бъ поспѣшествовало бы оно къ тому, чтобъ я могъ от опекунства сего отдѣлаться и избѣжать от взятія къ себѣ въ домъ такого негоднаго ребенка, съ которымъ неминуемо буду имѣть безконечныя безпокойства и досады; ибо, по всему видимому, не было въ немъ добра ни на волосъ.

Препроводивъ весь вечеръ въ писаніи превеликаго письма въ Москву къ своему сыну, въ которомъ описывалъ шуточнымъ образомъ всѣ свои происшествія, ночевалъ я въ холодноватомъ своемъ кабинетѣ. Но, проснувшись по-утру, скоро увидѣлъ, что мнѣ никакъ не можно было исполнить того, что положилъ — было я ввечеру сдѣлать, то-есть послать нарочнаго въ Серпуховъ для отданія письма моего на почту. Шумъ, услышанный мною на дворѣ, и холодъ въ комнатѣ скоро возвѣстили мнѣ, что на дворѣ ужасная непогода и буря. Оная, и дѣйствительно, была столь сильная и вьюга такая страшная, что о посылкѣ въ дальній путь и помыслить было не можно, буде не хотѣть явнымъ образомъ подвергать опасности жизнь посланнаго. Словомъ, мятель во весь день была столь сильная, какой нѣсколько лѣтъ не бывало, и снѣга несло и сверху, и снизу такъ много, что за десять сажень ничего было не видно. Сіе причиною было, что я весь сей день, случившійся въ день самаго праздника Срѣтенія Господня, препроводилъ одинъ одинёхонек  и въ превеликой скукѣ. Стужа и холодъ выгнали меня совсѣмъ изъ моего новаго и просторнаго кабинета. Я переселился уже въ новый мой залъ, но и тамъ принужденъ былъ сидѣть всё у печки и читать книгу. По счастію, случилась тогда со мною очень занимательная, Мейснеровъ «Алцибіадѣ»; и если-бъ не она, то пропалъ бы со скуки, а занимаясь чтеніемъ оной, и не видалъ какъ летѣло время.