илъ я то при семъ и подавно, и тѣмъ паче, что лошади были мужицкія и незнакомыя. Обоимъ намъ не хотѣлось безъ всякой нужды подвергать и жизнь, и здоровье свое опасности, и мы не сочли себѣ за трудъ перейтить оврагъ и мостъ сей пѣшкомъ и взойтить на противоположный крутой берегъ. И какъ хорошо было, что мы сіе сдѣлали! Карету нашу удалось еще кое-какъ спустить и переправить благополучно чрезъ мостъ; но большую и грузную кибитку нашу не успѣли начать спускать, какъ одна изъ крестьянскихъ лошадей, случившаяся на припряжѣ, начала бѣситься и, вздуривъ и прочихъ, понесла и стала бить такъ, что сводившіе ихъ люди принуждены были сами спасать от нихъ свою жизнь и пустить кибитку на произволъ случая, а сей весьма былъ для ей неблагопріятенъ. По косинѣ дороги, потеряла она свое равновѣсіе, полетѣла въ одну сторону торчмя и со всего размаху грянула съ такою силою бокомъ объ надолбы, что трескъ раздался по всему оврагу и достигъ до ушей нашихъ. «Эхъ! возопили мы оба, увидѣвъ, всё сіе съ горы: какая бѣда! конечно, колесо совсѣмъ изломалось». И съ великою поспѣшностью сбѣжали съ горы осматривать лежащую на боку грузную кибитку нашу. Мы увидѣли весь верхъ ее разломанный въ части, но колесо показалось намъ еще цѣлымъ и ничѣмъ не повредившимся. «Ну, слава Богу! говорили мы: хоть оно цѣло». И рады были уже и тому. А что касалось до верха кибиточнаго, то мы скрутили оный кое-какъ веревками, и могли еще продолжать путь свой до такого селенія, гдѣ была кузница и гдѣ надѣялись мы посковать какъ-нибудь всѣ переломавшіяся дуги. Итакъ, паденіе сіе не великую намъ сдѣлало остановку, и мы не промедлили и четверти часа. Со всѣмъ тѣмъ, была она мнѣ весьма непріятна. Таковая нечаянная и при самомъ началѣ путешествія случившаяся остановка казалась равно какъ бы предвозвѣщающею, что путешествіе наше будетъ, не совсѣмъ благоуспѣшно и что остановокъ такихъ будетъ много. Въ мнѣніи семъ я и не обманулся, какъ то окажется изъ послѣдствія.
Выбравшись на гору, пустились мы по-прежнему въ путь и вскорѣ всю досаду на случившееся позабыли. Открывающіяся часъ-отъ-часу болѣе въ лѣвой сторонѣ вдали прекрасныя мѣстоположенія привлекли къ себѣ наше зрѣніе и всѣ помышленія. Я, любуяся оными, искалъ глазами одной извѣстной мнѣ прекрасной рощи и, къ удивленію моему, не могъ никакъ найтить оной. Я не понималъ, куда она дѣлася. Но изумленіе мое было еще того болѣе, какъ повстрѣчалось съ глазами моими такое зрѣлище, какова я никогда еще не видывалъ, хотя часто ѣзжалъ сею дорогою. Было то нѣсколько десятковъ кривыхъ, голыхъ и ни къ чему годныхъ большихъ деревъ, стоящихъ въ разсѣяніи и въ превеликой отдаленности другъ от друга. Всѣ они представляли очамъ не только дурное, но весьма скучное зрѣлище, и никогда такого я не видывалъ. Не понимая, что и сіе значило, до тѣхъ поръ находился я въ изумленіи, покуда, взъѣхавъ на одинъ пригорок , не увидѣлъ самыхъ мельчайшихъ кустовъ, разсѣянныхъ между сими дрянными деревьями. Тогда разрѣшилось мое сомнѣніе, и я, узнавъ сіе мѣсто, мысленно возопилъ: «Ахъ! ажно и ты, прекрасный лѣсъ, служившій толико лѣтъ украшеніемъ сей дороги, подвергся такому-жъ несчастному жребію, какому подвергаются всѣ почти лѣса въ нынѣшній несчастный для нихъ періодъ времени. Пожралъ и тебя огнь въ винокуренныхъ печахъ и заводахъ, не спасла и тебя красота твоя и способность прекрасныхъ деревъ твоихъ къ строенію хоромному! Увы! погибъ и ты, и не осталось почти и слѣда красотъ твоихъ, кромѣ сихъ негодныхъ и скаредныхъ деревъ, означающихъ только бытіе твое! Обманулись и въ разсужденіи тебя предки, заводившіе и хранившіе тебя! Не принесъ и ты ни малѣйшей пользы обитателямъ окрестностей сихъ, но, вмѣсто того, послужилъ только къ поспѣшествованію ихъ распутству и развращенію, яко плодовъ всегдашняго пьянства! Самому владѣльцу твоему, оказавшему къ тебѣ сіе жестокосердіе, не великую принесъ ты пользу, и далеко не помогъ выкрутиться изъ — подъ бремени долговъ, отягощавшихъ его выю. Долги его остались столь же многочисленны, какъ до того были, и также тяготятъ теперь сына, какъ тяготили отца!»
Сіе послѣднее говорилъ я потому, что владѣлецъ сего лѣса былъ мнѣ отчасти знакомый человѣкъ. Будучи сыномъ сенатскаго секретаря, наслѣдовалъ онъ послѣ отца великое имѣніе, и не только многія тысячи денегъ, нажитыя такъ, какъ секретари наживаютъ, но и прекрасныя деревни. Со всѣмъ тѣмъ, всего того не надолго сыну его стало. Молодому сему человѣку возмечталось, что никого его богатѣе и никого знатнѣе нѣтъ. Онъ восхотѣлъ удивить всю Москву непомѣрнымъ своимъ щегольствомъ и пышностью выѣздовъ. Карета была не карета, и цугъ не цугъ! Всему надлежало быть выписному, всему богатому, всему несравненному! Что касается до его гардероба, то съ платьемъ его не знали куда дѣваться, а чулки и башмаки всякій день надобны были перемѣнные! Рубахи и манжеты выписныя! Словомъ, онъ восхотѣлъ себя вести не такъ, какъ приличествовало обер-секретарскому сыну и полудворянину, но какъ французскому дюку, или принцу крови! А за то и прожилъ онъ все отцовское богатство очень скоро. А какъ того стало уже мало, то вошелъ онъ въ долги, и столь великіе, что уплатить ихъ не было ни какой возможности. Въ сей-то крайности восхотѣлъ онъ помочь себѣ заведеніемъ винокуреннаго завода и продажею беззаконною вина. Но и симъ онъ себѣ ни мало не помогъ, а разорилъ только крестьянъ и перевелъ лѣса всѣ. А, наконецъ, окончивъ жизнь, оставилъ уплачивать долги свои малолѣтнему сыну, а въ примѣрѣ своем-новое доказательство той вѣчной истины, что неправое созданіе прахъ есть! Мнѣ все сіе наиболѣе было знакомо, что онъ женатъ былъ на родной племянницѣ и наслѣдницѣ умершаго друга моего, Ивана Григорьевича Полонскаго. И мы, разговаривая объ немъ съ сыномъ моимъ, дивились правосудію Господню, наказующему всегда неправды и хищенія, когда не на самомъ виновникѣ, такъ на дѣтяхъ и внучатахъ его! Какъ скоро проѣхали мы сіе скучное мѣсто и выѣхали на того еще скучнѣйшую степь, въ которой во всѣ стороны, кромѣ пустыхъ хлѣбныхъ полей, ничего было не видно, то принялись мы съ спутникомъ своимъ за чтеніе. Газеты иностранныя, полученныя мною въ день моего отъѣзда, были съ нами, и намъ надлежало поспѣшить прочесть оныя, дабы можно было отослать ихъ назадъ къ любопытному нашему лѣкарю, съ подвощиками. Итакъ, мы, продолжая путешествіе наше тѣлами нашими въ Тамбовъ, пустились душами и мыслями своими путешествовать по всей Европѣ, перелетать умственно изъ одного царства въ другое и обозрѣвать душами нашими все то, что, за мѣсяцъ до того и меньше, происходило во всемъ свѣтѣ; а за симъ и не видали, какъ прискакали мы на вторую станцію, въ село Михайловское.
Огромное селеніе сіе принадлежало къ той же Богородицкой волости, надъ которой я начальствовалъ, и было одно изъ знаменитѣйшихъ въ оной; но ни которое изъ всѣхъ не сидѣло на столь прекрасномъ мѣстѣ, какъ оно. Посреди онаго находился огромный, пышный, глубокій и широкій долъ, раздвоившійся въ правой сторонѣ на два рукава и окруженный со всѣхъ сторонъ пышными и красивыми огромными буграми и холмами, увѣнчанными кое-гдѣ кучками прекрасныхъ рощицъ и лѣсочковъ, индѣ предлинными рядами дворовъ обитателей онаго, а одинъ изъ нихъ имѣлъ на хребтѣ своемъ небольшую, но изрядную деревянную сельскую церковь. Посреди помянутаго широкаго дола, извиваясь протекала славная рѣка Непрядва; она тутъ- уже нарочитой величины и въ самомъ селѣ въ семъ соединилась съ другою небольшою, но не менѣе достопамятною рѣчкою, называемою Ситкою. Обѣ сіи рѣчки знамениты тѣмъ, что на берегахъ и въ окрестностяхъ оныхъ происходило нѣкогда то славное Мамаево побоище, которое столь достопамятно въ россійской исторіи, и о послѣдней рѣчкѣ есть и понынѣ еще преданіе словесное, что кровопролитіе на берегах оной было столь велико, что вся она текла почти кровью, и что воду изъ ней пить ни коимъ образомъ было не можно. Вѣдая все сіе, съ нѣкакимъ особливымъ чувствованіемъ смотрѣлъ я на обѣ сіи рѣчки и на окрестности и мѣстоположенія тѣ, гдѣ нѣкогда цѣлая Россія была въ собраніи, гдѣ множество ея князей и разныхъ народовъ, позабывъ всѣ внутреннія свои несогласія и вражды, съ славнымъ единодушіемъ противоборствовали несмѣтнымъ тысячамъ восточныхъ народовъ, приходившихъ для конечнаго погубленія и разрушенія всей Россіи, и гдѣ одержали они толь славную и великую надъ ними побѣду и восторжествовали еще въ первый разъ надъ татарами и ихъ гордыми князьями. Я преселялся мысленно въ тѣ отдаленные прежніе вѣка и времена, когда не было еще въ сихъ мѣстахъ никакихъ селеній, а одинъ только кавыль свисталъ, развѣваемый вѣтромъ по пустымъ и необозримымъ степямъ. Я воображалъ себѣ тѣ разные и многочисленные народы, которые съ столь дальнихъ и обширныхъ мѣстъ и разныхъ странъ были тогда въ сихъ окрестностяхъ въ собраніи. Воображалъ безчисленныя толпы конницы, разныя тогдашнихъ народовъ одежды и убранства, обыкновенные тогда ихъ станы и свойственныя тогдашнимъ временамъ военныя ополченія, смятенія и шумы, а наконецъ, вообразивъ себѣ страшный и на-вѣки незабвенный день битвы, мнилъ умственными очами видѣть безчисленныя толпы ратниковъ, скачущихъ другъ противъ друга и поражающихъ себя мечами, стрѣлами, и копьями. Я мнилъ слышать странные ихъ военные вопли, стонъ убиваемыхъ и поражаемыхъ; видѣть мертвые трупы, валяющіеся съ коней и подавляемые другими; кровь, повсюду текущую и обагряющую землю. «Почему знать, думалъ я и восклицалъ самъ въ себѣ въ мысляхъ далѣе: можетъ на страшной битвѣ сей былъ кто- нибудь или нѣсколько человѣкъ изъ собственныхъ моихъ и тѣхъ отдаленныхъ предковъ, о коихъ никакого свѣдѣнія до меня не достигло! Можетъ-быть, и изъ нихъ кто-нибудь обагрилъ мѣста сіи своею кровью, можетъ-быть и ихъ кости согниваютъ въ землѣ здѣшнихъ окрестностей, или разсѣяны по степямъ и полямъ обширнымъ. Людей и народовъ было много, и народы сіи были самые тѣ, от коихъ произошли ближайшіе и извѣстные мнѣ предки мои».
Собравшаяся толпа обитателей сего огромнаго села и окружившая мою карету воспрепятствовала мнѣ далѣе въ помышленіяхъ такихъ упражняться. Были то отчасти начальники того села, дожидавшіеся уже моего пріѣзда и пріуготовавшіе нѣкоторые плоды и снѣди для поднесенія мнѣ на дорогу, а отчасти разные просители, желавшіе того чтобъ я разобралъ нѣкоторыя ихъ между собою распри и оказалъ обижаемымъ другими защиту и покровительство. Съ особливою охотою вышелъ я для сего изъ кареты и препроводилъ въ разбирательствахъ сихъ все то время, покуда перемѣняли лошадей и запрегали новыхъ.