Въ третій день мое первое дѣло было послать своего Василья отыскать Тараковскаго и Язвенцова и звать ихъ къ себѣ. Перваго не отыскали, былъ гдѣ-то въ отлучкѣ; а второй обѣщалъ быть. Но все утро прошло, а онъ не изволилъ и двинуться. Досадую на сего негодяя и самаго сквернаго человѣка, но нечего дѣлать. Дожидались, дожидались и недождавшись принуждены были обѣдать одни. Послѣ обѣда отправляю я своего спутника на избранное нами для поселенія деревни мѣсто и поручаю ему измѣрить и снять на планѣ всю ситуацію того мѣста аккуратнѣе, дабы можно было намъ все расположеніе будущей деревни начертить на планѣ, и по оному уже въ натурѣ назначить все прокапываемыми чертами, а самъ остаюсь ждать Язвенцова и занялся кое-какимъ писаніемъ. Но скоро раздосадованъ былъ вновь присылкою от Язвенцова съ отказомъ, что ему быть ко мнѣ не можно.
Между тѣмъ возвратился Павелъ мой, выполнивъ возложенную на него коммиссію какъ нельзя лучше. Вмѣстѣ съ нимъ возвратился и человѣкъ, посыланный въ Тамбовъ съ письмами, и привезъ извѣстіе о, кончинѣ друга моего любезнаго, Ивана Яковлевича Сабурова. Сіе извѣстіе меня поогорчило, а другое возродило новое желаніе и новую заботу. Посыланному случилось тамъ услышать и узнать о продаваемыхъ на свозъ крестьянахъ. А какъ они намъ по великому множеству земли были тогда очень надобны, то не успѣли мы сего услышать, какъ воскипѣло въ насъ желаніе купить оныхъ. И, ну, скорѣй посылать за Василіемъ, и въ тотъ же часъ давай его отправлять торговать людей оныхъ; самъ же потомъ занялся прожектированіемъ дома и плана всему господскому двору. Совѣтую обо всемъ съ сыномъ, и оба сдѣланнымъ планомъ своимъ любуемся, и тѣмъ оканчиваемъ и этотъ день.
Въ ночь, подъ четвертый день, случился у насъ первый и жестокій морозъ и утро холодное. Но, спасибо, скоро опять от солнца потеплѣло и мы могли воспріятое въ сей день намѣреніе выполнить. Оное состояло въ томъ, чтобъ намъ на избранномъ мѣстѣ по плану произвесть въ натурѣ всему нарѣзку и назначеніе чертами. Итакъ, не успѣло ободнять, какъ, отправивъ прикащика покупать вино и осматривать продаваемыхъ въ другомъ мѣстѣ жеребцовъ, полетѣли мы оба въ свое Ложечное. Тамъ дожидались уже насъ люди съ веревками, топорами, лопатками и натесанными коликами. Итакъ, не успѣли туда пріѣхать, какъ благословясь и приступили къ дѣлу, и, ну, размѣривать, расчерчивать и разбивать по плану весь господскій дворъ; и трудясь надъ симъ дѣломъ до поту лица своего, измучились въ-прахъ и устали до безконечности. Но какъ всего далеко утромъ не кончили, то, пообѣдавъ дома и немного соснувъ, ѣдемъ опять туда-жъ и начинаемъ продолжать работу. Но тутъ вдругъ перепугали, смутили и озаботили насъ наши лошади. Вдругъ вздумалось всѣмъ имъ от чего-то шарахнуться, вздуриться и уйтить от насъ куда-зря, и съ такою быстротою, что и слѣдъ от нихъ простылъ. Вздурился я, сіе услышавъ, посылаю людей искать и ловить ихъ, и озабочиваюсь очень, чтобъ онѣ не пропали и чтобъ ихъ какіе молодцы не подсидѣли. Лошади были добрыя, но не мои собственныя, а казенныя; итакъ, было отчего и смутиться духомъ.
Между тѣмъ, однако, сіе не остановило насъ въ продолженіи нашей работы. Оба мы любуемся вершиною и найденнымъ въ ней добрымъ ключемъ. Воображаемъ въ умѣ величину и красоту будущаго тутъ пруда. Продолжаемъ работу свою до самаго вечера и, будучи обрадованы и успокоены найденіемъ и обратнымъ приведеніемъ лошадей, трудимся съ спокойнѣйшимъ духомъ. Но какъ ни спѣшили, но не успѣли всего кончить и вездѣ прорыть черты и ровики. Вечеръ и холодъ прогналъ насъ домой, куда пріѣхавъ, находимъ возвратившагося Василья и съ досадою узнаемъ, что изъ всего замышляемаго покупанія людей вышелъ совершенный пустякъ и весь его трудъ былъ тщетный.
Пятый день пребыванія нашего въ Болотовкѣ проведенъ былъ также въ разныхъ трудахъ и заботахъ. Съ самаго утра занимаюсь осматриваніемъ и торгованіемъ приводимыхъ ко мнѣ продажныхъ жеребцовъ; но не вышло и изъ сего дѣла ничего. Торѣ нашъ не состоялся, и жеребцы остались у своихъ хозяевъ. Между тѣмъ, отправляю мужика покупать колья, необходимо нужные намъ при переселкѣ, а своего слугу Фильку-дорѣзывать по назначеннымъ мѣстамъ землю, а самъ занимаюсь пріѣзжавшимъ ко мнѣ Рахмановскомъ бурмистромъ съ нѣкоторыми просьбами. Отѣ сего слышу о продаваемомъ неподалеку от насъ на срубку, лѣсѣ, и затѣваю купить себѣ цѣлую десятину онаго, и радуюсь, что оный поможетъ мнѣ много при перестройкѣ. Тотчасъ получаю мысль послать скорѣе человѣка лѣсъ сей осматривать и торговать. Въ самое сіе время вдругъ смущаетъ и озабочиваетъ меня сынъ мой, сказывая о себѣ, что ему что-то очень не по себѣ и дурно. «Ах-ти, какая бѣда!» думаю и говорю я самъ себѣ въ мысляхъ: чтобъ не занемогъ онъ у меня еще здѣсь; что мнѣ тогда дѣлать будетъ?» Итакъ, ну-ка я скорѣе приказывать варить свой простудный декоктъ, ну-ка его поить и укладывать въ постель, а самъ занимаюсь, между тѣмъ, мыслями о посѣвѣ набранныхъ жолудей и пріисканіи удобнаго къ тому мѣста. О! человѣческіе замыслы и затѣи! Каких-и-какихъ мы иногда ни имѣемъ, и чего-и-чего не затѣваемъ! но коль часто всѣми ими строимъ только замки на воздухѣ и пускаемъ только мыльные пузыри, и красотѣ ихъ галимся, и послѣ глупости своей сами смѣемся! Точно, такъ вышло и съ сими жолудями: я насѣялъ, или насадилъ ихъ нѣсколько тысячъ, и въ воображеніи мечталъ себѣ получить от нихъ невѣдомо-какія выгоды и пользы; но вышелъ изъ того сущій пустякъ и лопнувшій пузырь мыльный!
Между тѣмъ, говорю я съ своимъ Васильемъ обо всемъ; назначаю его въ будущей деревнѣ прикащикомъ; и радуюсь, что Павлу моему сдѣлалось лучше. Однако, я въ сей день велѣлъ ему взять покой, и между тѣмъ, какъ я послѣ обѣда поѣхалъ самъ снять еще съ нѣкоторыхъ мѣстъ ситуацію, препоручилъ ему заняться сочиненіемъ будущей нашей деревенькѣ бѣлаго плана, что онъ охотно и взялъ на себя; а я провозился съ своимъ дѣломъ до самого вечера, и измѣривъ по ватерпасу весь будущій разливъ и ширину замышляемаго пруда, привезъ ему мѣру для означенія того на планѣ. По учиненіи чего, оба мы не могли шириною его довольно налюбоваться, не воображая себѣ, что и сіе принадлежало къ такимъ же мыльнымъ пузырямъ, о какихъ говорилъ я выше. Но какъ бы то ни было, но симъ и сей день у насъ кончился.
Въ шестой, отправивъ Василия своего осматривать продаваемый на срубку лѣсъ, занялись мы съ Павломъ во все утреннее время осматриваніемъ всѣхъ крестьянскихъ дворовъ въ своей деревнѣ и назначеніемъ тѣхъ, которые мы въ новую деревню на первый случай переселить были намѣрены. А пообѣдавъ поранѣе, поѣхали опять въ Ложечное, для назначенія такимъ же образомъ (мѣстъ подъ крестьянскіе дворы, какимъ назначили мы мѣста подо всю господскую усадьбу и строенія. Помянутые дворы располагались мы поселить слободою по другую сторону Лѣснаго Ложечнаго оврага и прямо насупротивъ господскаго дома за прудомъ будущимъ. Пріѣхавши туда, взошли мы напередъ на самое то мѣсто, гдѣ назначили мы быть хоромамъ, дабы посмотрѣть какіе-и-какіе виды и мѣстоположенія будутъ видны изъ оконъ дома, и гдѣ бы что можно со-временемъ сдѣлать, для приданія имъ красы множайшей. Тутъ, прежде всего, представился зрѣнію нашему превысокій, круглый и крутой бугоръ, имѣющій видъ преогромнаго кургана, стоящій прямо предъ окнами дома, за ручьемъ, протекающимъ по Большому Ложечному. Мы, любуясь регулярною почти фигурою сего величественнаго и высокаго холма, или огромнаго бугра, жалѣли, что былъ онъ совсѣмъ голый и обнаженный, и намъ тотчасъ приди мысль въ голову придать ему, чрезъ насажденіе кое-гдѣ въ приличныхъ мѣстахъ на немъ рощицъ и древесныхъ группъ, болѣе красы, а самое темя его украсить со-временемъ какимъ- нибудь увеселительнымъ зданьицемъ, могущимъ привлекать къ себѣ зрѣніе и заохочивать всякаго всходить на себя. Мысль сія обоимъ намъ такъ полюбилась, что мы положили непремѣнно сіе сдѣлать, и прельщались до того симъ бугромъ, что въ тотъ же часъ для достопамятности прозвали сей бугоръ горою Сіономъ. А тѣмъ неудовольствуясь, восхотѣли тогда же на нее вскарабкаться и, сидючи впервыя на ней, полюбоваться заблаговременно всѣми красивыми положеніями мѣстъ, видимыми оттуда. Все сіе было вздумано и въ тотъ же мигъ и сдѣлано. Мы тотчасъ перешли кое-какъ чрезъ ручей, протекающій посреди широкаго и пышнаго дола, отдѣлявшаго сей бугоръ от затѣваемаго нами селенія и, съ превеликимъ трудомъ вскарабкавшись на самый верхъ бугра, увидѣли оттуда, дѣйствительно, множество прекрасныхъ мѣстоположеній и, воображая въ умахъ своихъ всю будущую нашу деревню, со всѣми ея зданіями, насажденіями и прудами, находящимися внизу онаго, и равно какъ подъ ногами у насъ, веселились и утѣшались невѣдомо-какъ симъ умовоображеніемъ. Но, ахъ! какъ мало мы тогда знали, что-и-что со всѣми сими мѣстами въ грядущія времена воспослѣдовать имѣетъ! Если есть подлинно разумные духи, сопутствующіе намъ въ нашей жизни и имѣющіе даръ провидѣть будущее и еще не существующее, то, безсомнѣнно, смотря тогда на насъ, смѣялись они намъ и всѣмъ тогдашнимъ нашимъ умовоображеніямъ, или жалѣли о суетности нашихъ помышленій, зная и предвидя, что изъ всего того ничего не выйдетъ, и что мы ни что иное тогда дѣлали, какъ строили истинные замки на воздухѣ.
И въ самомъ дѣлѣ, мы не сошли еще тогда съ горы сей, какъ воспослѣдовало уже нѣкоторымъ образомъ начало разрушенія всѣхъ нашихъ тогдашнихъ замысловъ, и прекрасный нашъ, строимый въ воображеніи, воздушный замокъ началъ разваливаться. И вот-отъ чего и какимъ образомъ. Въ самое то время, какъ мы помянутымъ образомъ, сидючи съ сыномъ моимъ на бугрѣ семъ, наиболѣе воображаемою себѣ будущею деревнею любовались и восхищались, подходитъ ко мнѣ взошедшій вслѣдъ за нами на гору мой староста и говоритъ: «что, судырь, не смѣю вамъ доложить, вотъ энту и энту черту (указывая рукою подъ гору и на то мѣсто, гдѣ мы прокапывали черты и ровички по пашнямъ) провесть изволили вы не по нашей, а чужой землѣ. Этими пашнями владѣютъ Молчановскіе, и чтобъ не стали они спорить. Ѣхавшій теперь мимо насъ мужикъ ихъ, увидѣвъ сіе, проворчалъ что-то себѣ подъ носъ и поскакалъ домой». — «Что ты говоришь! воскликнулъ я, смутившись, и вскочивъ съ своего мѣста: не вправду-ли? И что-жъ вы мнѣ этого не сказали тогда, какъ я тамъ назначалъ?» — «Да меня, судырь, тогда тутъ не было, а бывшіе съ вами люди того не знали». — «Ну, братецъ, сказалъ я на сіе: когда это такъ, то, въ самомъ дѣлѣ, это неловко и до поры до времени еще не годится. Жаль же мнѣ, что я этого не зналъ. Однако, бѣда еще не велика и пособить тому можно. Мѣсто это прихвачено для гуменика, и можно оный и поубавить, и ты побѣгай-ка, мой другъ, туда, возьми людей, и теперь же всѣ прорытыя по чужой землѣ черты и ровики ногами и лопатами заровняй и колушки вбитые всѣ повыдергай, а я посмотрю и подумаю, какъ гуменикъ расположить инако». Выслушавъ все сіе, мужикъ мой и пошол-было внизъ съ горы, но я, остановя [его] и кликнувъ обратно къ себѣ, ему сказалъ: «послушай-ка, мой другъ, какъ отсюда всѣ пашни и межи ихъ видны, то разскажи ты мнѣ подробно, которыя изъ нихъ наши и которыми владѣютъ еще Молчановскіе, или иные наши сосѣди?» — «Извольте, судырь, сказалъ мужикъ и началъ, указывая мнѣ говорить: вотъ эта, эта эта и эта десятины наши, а вотъ эта-Молчановская, эта-Тараковскихъ, а вонъ там-эта опять наша; а вонъ эта-Михайлы Матвѣевича, братца вашего». — «А Язвенцова земля, есть ли тутъ гдѣ?» — «Его тутъ близко нѣтъ, отвѣчалъ мнѣ староста; а есть и его небольшіе клочки въ нашей чертѣ, но они вонъ тамъ, далеко за Голою Ярыжкою». Между тѣмъ, какъ онъ симъ образомъ обо всѣхъ десятинахъ и клочкахъ земли мнѣ разсказывалъ, замѣчалъ я всѣ ихъ въ умѣ моемъ и радовался, что немногіе только развѣ клочки чужихъ пашень войдутъ въ черты, которыя собирался я назначивать подъ поселеніе деревни и крестьянскихъ слободъ, и положилъ убѣгать и того сколько можно, и потому сказалъ старостѣ: «Ну, хорошо, мой другъ, что ты мнѣ это все разсказалъ. Теперь я это знаю и могу уже при назначеніи принимать мои мѣры. Однако, чтобъ мнѣ не позабыть и не ошибиться, то когда я стану тамъ назначать линіи и проводить черты, то подойди и ты, и будь тогда при мнѣ, и тотчасъ скажи, если станетъ въ черты входить чья чужая земля».