Отпустя его, обратился я къ моему сыну и сказалъ: «вотъ какая еще неожидаемость; а я истинно думалъ, что это все наши пашни, а дураку прикащику нашему и не умышлялось о томъ сказать. Хоть бы одно словечко тебѣ, или мнѣ о томъ молвилъ, — такая каналья! Однако, бѣда еще не велика и дѣло тѣмъ не испорчено. Теперь мы хотя и пожмемся и постѣснимъ нѣсколько огороды и сады. Но дай-ка намъ только построиться здѣсь, а то и по неволѣ господа отступятся от своихъ земель и рады еще будутъ, чтобъ мы ихъ вымѣняли на другія свои и просить еще о томъ насъ станутѣ».
Поговоривъ симъ образомъ, сошли мы съ горы и перешедъ опять лѣсъ, приступили къ дѣлу, за которымъ пріѣхали, и начали назначать мѣста подъ слободу и дворы крестьянскіе. Староста нашъ былъ уже безотлучно подлѣ насъ, и я то-и-дѣло спрашивалъ его: «наша ли то, или чужая земля?» И какъ скоро онъ указывалъ мнѣ чужую, то и старался я уже всячески от ней уклоняться. Но какъ въ иныхъ мѣстахъ ни коимъ образомъ не можно было избѣжать, чтобъ не прихватить какихъ-либо полосок и уголковъ чужой земли, то довольствовался я тѣмъ, что не велѣлъ по симъ чужимъ клочкамъ прокапывать ровиковъ, а оставить ихъ такъ впредь, до поры до времени.
Мы провозились симъ дѣломъ до самаго почти вечера; но какъ стало вечерѣть и становиться холодно, то поѣхали мы домой и спѣшили обогрѣвать себя чаемъ. Тамъ не успѣлъ я увидѣть своего прикащика, какъ напустился на него и сталъ его тазать за то, что онъ меня не предостерегъ. Но онъ вмѣсто извиненія, изволилъ тогда, по баскости и дуроломству своему, расхрабриваться и, браня и не уважая сосѣдей, говорить: «чего на нихъ, дураковъ, смотрѣть! вольно имъ было не промѣнивать. Я сколько разъ имъ честью говорилъ: промѣняйте и возьмите у насъ, гдѣ себѣ хотите. Но они и въ устъ не дули, и ни въ коробъ, ни изъ короба, и все не хочется, а вѣдь надобно же когда-нибудь конецъ этому сдѣлать. Какъ ни упрямятся, но принуждены же будутъ это сдѣлать, а не то, такъ и безъ промѣна пропадутъ; дай-ка только намъ переселиться-то туда, посмотрю я, какъ- то они тогда не согласятся!»
Я усмѣхался только, слушая сей вздоръ и смотря на храброваніе моего прикащика, и хотѣлъ-было только ему на слова его отвѣчать, какъ остановилъ меня вошедшій къ намъ староста Андрея Михайловича. «Что ты, мой другъ?» спросилъ я его, мнѣ кланяющагося. — «Что, судырь, я пришелъ вамъ доложить», сказалъ онъ и поостановился нѣсколько. — «А что такое?» подхватилъ я. — «Что, судырь? слышимъ мы, что вы намѣрены переселить вашихъ крестьянъ и переносить и дворъ господскій въ Ложечное на отмежеванную вамъ землю». — «Ну, что-жъ? сказалъ я, это такъ, и я на землѣ моей, что хочу, то и дѣлаю». — «Все это такъ, отвѣчалъ мужикъ, — и состоитъ въ томъ воля ваша, и вамъ намъ не указывать стать; но не вышло-бъ оттого чего-нибудь худаго». — «А чему-бъ такому?» подхватилъ я. — «Что, судырь, не смѣю вамъ доложить, а по родству нашего боярина съ вами грѣхъ будетъ, ежели васъ не остеречь». Сказавъ сіе, опять онъ замолчалъ, а я, смутившись его словами и желая нетерпѣливо дальнѣшее слышать, сказалъ ему: «а что же такое, и от чего остеречь?» — «Что, судырь, я сей только часъ самъ о томъ узналъ и, немедля ни часа, побѣжалъ сюда увѣдомить васъ, что Молчановскіе бунтуютъ, сговариваются и не хотятъ никакъ допускать васъ селиться и грозятъ уголовщиною и дракою. Такъ не было было бы и намъ от того чего дурнаго».
Поразилъ и до крайности изумилъ и смутилъ онъ меня симъ своимъ увѣдомленіемъ, а сына моего еще того больше. Сей и гораздо позадумался, о семъ услышавъ. Что-жъ касается до меня, то какъ ни взволновалась во мнѣ въ минуту сію вся кровь и ни затрепетало сердце, но я столь имѣлъ еще духу, что, принявъ на себя видъ будто сіе меня ни мало не потревожило и не смутило, захохотавъ, сказалъ: «вотъ еще какой вздоръ, и какая нелѣпица и сумасбродчина! Развѣ дуракамъ захотѣлось кнута отвѣдать? Посмотрю я, какъ-то они меня недопускать станутъ, и какъ это можно отважиться имъ на сіе, когда земля сія не только утверждена мнѣ рѣшительнымъ опредѣленіемъ межевой канторы, но и формально мнѣ отмежевана. Развѣ съ ума они всѣ рехнутся. Между тѣмъ, однако, тебѣ, мой другъ, за усердіе твое спасибо». И, обратясь къ человѣку своему, сказалъ: «малый, напои его за это виномъ; онъ постарается и впредь намъ все пересказать, что ни услышитъ и ни узритѣ». А сіе онъ и обѣщалъ охотно.
Со всѣмъ тѣмъ, какъ ни ободрялъ я себя наружно, но въ самомъ дѣлѣ не то у меня на сердцѣ и на умѣ было. Чего добраго? думалъ и говорилъ я тогда самъ въ себѣ, от глупцовъ и дураковъ сихъ все статься можетъ! благо ихъ много. Живутъ они здѣсь безъ всякаго почти начальства, господа ихъ живутъ Бог- знаетъ гдѣ и совсѣмъ почти от нихъ отступились, и управляются они однимъ только старостою, такимъ же несмыслемъ и глупцомъ, какъ и всѣ прочіе. Все свое прибѣжшце имѣютъ они къ этому негодяю, ябеднику и сквернавцу Язвенцову, и долго ли ему ихъ подбить и наустить всему злому!
Симъ образомъ помышляя, не преминулъ и поговорить о томъ съ моимъ сыномъ, также и съ балмочнымъ прикащикомъ моимъ. Сей всего меньше казался быть от того смущеннымъ и, продолжая, по обыкновенію своему, храбровать, говорилъ намъ: «и вы думаете, бояринъ, что это вправду быть можетъ? А я такъ думаю, что ничему тому не бывать. Гдѣ имъ, говнякамъ, на сіе отважиться! Да развѣ у насъ нѣтъ также рукъ и дубинок ? Да поди-ка они къ намъ, поглядимъ, кому Богъ поможетъ. Мы стоять будемъ за правое дѣло и свою землю, а они за неправое». — «Врешь, дурак , подхватилъ я и, унявъ его долѣе вздоръ болтать, сказалъ: «что ни говори, но о семъ надобно подумать хорошенько!»
Симъ окончился тогда сей нашъ шестой день, преисполненный множествомъ происшествій разныхъ, а симъ окончу я и сіе письмо мое, сказавъ вамъ, что я есмь вашъ, и проч.
(Ноября 20 дня 1812 года. Дворениново).
Письмо 282.
Любезный пріятель! Извѣстіе о замышляемомъ Молчановскими крестьянами недопусканіи насъ селиться въ Ложечномъ не выходило у меня во всю почти ночь изъ ума и подало поводъ ко многимъ сужденіямъ и разговорамъ о томъ съ моимъ сыномъ. Мы говорили и про и контро, и полагали и то и другое, но всегда оканчивалось на томъ, что обоимъ намъ не хотѣлось и съ намѣреніемъ нашимъ разстаться, но не хотѣлось и того, чтобъ произошли какіе вздоры, не нажить бы намъ какихъ непріятныхъ и досадныхъ хлопотъ. Итакъ, оставалось избирать середину, и наилучшими мѣрами къ тому казалось то, чтобъ намъ отнюдь не страшиться помянутыхъ угрозъ и, не подавая тому ни малѣйшаго вида, не только продолжать свое начатое дѣло, но и поспѣшить началомъ переселенія и перевозкою туда какого-нибудь строенія, по крайней мѣрѣ, для испытанія и узнанія, какія движенія у нашихъ сосѣдей происходить будутъ, думая и заключая при томъ, что всегда еще время будетъ от намѣренія сего отстать, если требовать будутъ того необходимо обстоятельства.
Итакъ, по наступленіи седьмаго дня, приказавъ всѣмъ мужикамъ поспѣшить въ сей день окончаніемъ всей уборки съ полей хлѣба, дабы имѣть уже свободныя руки, и отправивъ прикащика съ свѣтомъ вдругъ заглаживать всѣ проведенныя по чужой землѣ черты, чего въ прошедшій день староста не успѣлъ сдѣлать, ѣду потомъ самъ туда же для расчерчиванія неоконченнаго еще назначенія мѣстъ подъ крестьянскіе дворы, а между тѣмъ на нѣсколькихъ подводахъ приказываю перевозить туда и одну избу, случившуюся быть праздною и нежилою.
Препроводивъ въ помянутомъ дѣлѣ все дообѣденное время, возвращаюсь я домой съ намѣреніемъ ѣхать опять послѣ обѣда туда же. Но сдѣлавшійся сильный и холодный вѣтръ поудержалъ меня от того, а принудилъ остаться дома, а для окончанія дѣла отправить людей своихъ туда съ прикащикомъ. Тутъ возвращается мой Василій, посыланный для осмотра и приторговки лѣса, и приводитъ меня разсказами своими въ смущеніе и почти нерѣшимость покупать оный. Между тѣмъ, приказываю считать жолуди и нахожу, что оныхъ въ четверик помѣщается до б тысячъ; а въ томъ у насъ и прошолъ весь сей день.
По наступленіи восьмаго и по происшествіямъ своимъ достопамятнаго дня, случившагося тогда 18 сентября, въ который назначено было у насъ основаніе нашей новой деревни, чрезъ поставленіе перевезенной уже туда разобранной избы, велѣлъ я согнать весь народъ и сколько ни было у насъ мущинъ и женщинъ, и по взятіи ими съ собою желѣзныхъ и деревянныхъ лопатъ, нѣсколько телѣгъ и мѣшковъ отвезть въ Ложечное, и тамъ моего пріѣзда дожидаться, не позабывъ приказать имъ, для всякаго случая, запастись и дубинками и цѣпами; а самъ, пославъ за попомъ, до пріѣзда его, занялся сажденіемъ на приготовленныхъ на огородѣ у меня грядкахъ жолудей и посадилъ ихъ ровно 7,000. По пріѣздѣ же попа, поѣхали мы всѣ въ Ложечное и начали служить молебенъ. При которомъ случаѣ особливаго замѣчанія было достойно, что предъ самымъ началомъ служенія, нашего, поднялся такой сильный и порывистый вѣтръ, что погасилъ у насъ всѣ свѣчки, и не можно было никакъ горѣть имъ, почему и принуждены были служить безъ огня, да и при закладкѣ избы такая была буря и вихрь, что не можно было даже мшить оную. Всѣ бывшіе при томъ и замѣтившіе сіе, говорили, что сіе очень нехорошо и не предвѣщаетъ ничего добраго. Я самъ смотрѣлъ на сіе не съ радостнымъ расположеніемъ духа, но примѣчалъ, что симъ сама натура равно какъ предвозвѣщала намъ, что изъ всего нашего предначинанія не выйдетъ, наконецъ, ничего. Что послѣ дѣйствительно и совершилось.
Между тѣмъ, какъ служили молебенъ и закладывали и мшили избу, весь прочій народъ, мущины и женщины, копали землю и начали прудить прудъ въ вершинѣ Лѣснаго Ложечнаго. Я не преминулъ попа и весь народъ перепоитъ виномъ, и оставивъ сей, продолжать свою начатую работу, доѣхалъ самъ съ сыномъ и попомъ домой и угостилъ сего послѣдняго до-сыта. А проводивъ его, поѣхалъ опять и занимался до самаго вечера съ людьми пруженіемъ пруда, и до того утрудился и усталъ, что ввечеру чувствовалъ даже себя нездоровымъ.
Въ послѣдующій за симъ девятый день, натура, не удовольствуясь произведеніемъ наканунѣ сего дня бури и вѣтра, мѣшавшаго намъ и молебенъ служить и закладывать избу, наслала, для помѣшательства намъ въ прудовой работѣ и в становленіи избы, холодное и проливное ненастье. Господи помилуй! и что за диковинка, говорилъ, увидѣвъ оное по-утру: вчера мѣшалъ намъ вѣтръ, а сегодня, смотри, пожалуй, какой дождь и какое, проливное ненастье! «Однако, какъ- нибудь, ребята, надобно достанавлять избу, да и плотину продолжатъ дѣлать».