Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 4 — страница 173 из 212

—  «Конечно такъ, сказалъ мнѣ на сіе прикащикъ, которому я сіе говорилъ, я протурилъ уже туда давно всѣхъ людей и они тамъ, надѣюсь, работаютѣ». — «Хорошо, сказалъ я, и ступай же и ты туда, и постарайся, чтобъ успѣть намъ сколько-нибудь сдѣлать. Меня же туда не дожидайтесь, мнѣ что-то не по себѣ, я и къ обѣдни за тѣмъ не поѣду».

Между тѣмъ, какъ они тамъ продолжали работу, пріѣзжаетъ ко мнѣ одинъ изъ тамошнихъ помѣщиковъ г. Скарятинъ Асафъ Сергѣевичъ, вмѣстѣ съ г. Язвенцовымъ. Я говорю съ ними, сдружаюсь съ первымъ и покупаю у него нѣсколько лѣса и унимаю ихъ у себя обѣдать, но они не остаются. Пообѣдавъ же одни съ Павломъ и отправивъ своего Василія къ Скарятину въ лѣсъ, ѣдемъ сами къ Бѣляеву; сидимъ у него весь день и говоримъ обо всемъ, и сей опять насказалъ намъ столько сумнительствъ о землѣ и столько ненадежностей въ промѣнѣ и прочаго, и прочаго, что мы начали сами даже сомнѣваться и почти тужить о томъ, что поспѣшили становить избу. Онъ унимал-было насъ у себя ужинать, но мы не остались, а старались за-свѣтло добраться до двора своего и тамъ отогрѣть себя поболѣе чаемъ. Чѣмъ и кончился нашъ девятый день.

По наступленіи десятаго, слеталъ я по-утру въ Ложечное свое къ работамъ и, нашедъ оныя, производимыя съ добрымъ успѣхомъ, велѣлъ оныя продолжать, а самъ, возвратясь, читаю письмо, полученное безъ меня от г. Салтыкова, тестя и попечителя сосѣда моего г. Тараковскаго. Содержаніе письма сего меня смущаетъ и заставляетъ писать на оное длинный отвѣтъ, который написавъ, поручилъ я Павлу переписать оный, а между тѣмъ собираемся ѣхать къ Язвенцову. Тутъ заѣзжаетъ ко мнѣ г. Левашовъ, добрый и любезный старичокъ. Мы говоримъ съ нимъ о землѣ, но какъ онъ не имѣлъ въ нашей дачѣ ни какого соучастія, то дивился онъ только прочимъ господамъ, моимъ сосѣдямъ, замышляющимъ дѣлать мнѣ помѣшательства всякаго рода. Отпустивъ его и отправивъ письмо къ Салтыкову, ѣдемъ мы съ Павломъ къ Язвенцову. Онъ лебезитъ иугощаетъ насъ, какъ бѣсъ самый, и не открываетъ никакъ и ни въ чемъ прямыхъ своихъ мыслей. Въ самое сіе время пріѣзжаетъ къ нему тамошняго земскаго суда засѣдатель Кандауровъ. Мужики Молчановскіе, узнавъ чрезъ Язвенцова о семъ, явились тотчасъ къ нему и просятъ его тайкомъ на меня. И сей учтивымъ образомъ докладываетъ мнѣ, что мнѣ, безъ дозволенія и безъ вѣдома земскаго суда, не; слѣдовало бы заводить на новомъ мѣстѣ селеніе» Сіе заставило обоихъ насъ нѣсколько думать. Однако, мы сего ни мало не уважили, а по возвращеніи домой совсѣмъ другое обстоятельство заставила всѣхъ насъ думать и привело въ великое смущеніе и недоумѣніе.

Обстоятельство сіе было вотъ какое. Новую свою деревню мы назначили и не только на бумагѣ, но и на землѣ начертили и поставленіемъ избы и самому поселенію сдѣлали начало, а о томъ и позабыли совсѣмъ, что при деревнѣ надобно имѣть и выгонъ для скота необходимо нужный, а сверхъ того и землю всю, а особливо придворную, надлежало неминуемо раздѣлить, и такимъ образомъ на три поля, чтобъ въ каждое изъ нихъ могъ быть прогонъ скоту. Обо всемъ томъ и не ума было намъ до сего дня подумать, а тогда вдругъ, при смотрѣніи на планъ, кинулось намъ сіе въ глаза. Ахъ! батюшки мои, воскликнулъ я, власно какъ изъ нѣкакой дремоты проснувшись, вотъ о выгонѣ-то мы совсѣмъ позабыли. Гдѣ-жъ мы его возьмемъ, и куда, и въ какую сторону назначимъ? Земли такую пропасть и одна усадьба захватила, а ежели и на выгонъ захватить столько-жъ, то и изо всей нашей дачки большая половина ухнетъ, и останется «стрень- брень съ горошкомѣ», и изъ чего же намъ тогда три-то поля дѣлать и какимъ образомъ сдѣлать изъ всѣхъ ихъ прогонъ скоту, и въ деревню, и въ нашу большую степь, отдѣленную от сего нашего звена столь многими и чужими чрезполосными землями?! Сынъ мой, услышавъ сіе, задумался также и потомъ сказалъ: «и подлинно, батюшка, объ этомъ и не ума намъ подумать, а подуматъ объ этомъ очень надобно. Не послать ли намъ за Егоркою и не поговорить ли о семъ съ нимъ? Онъ болѣе всѣхъ, относительно до земель, смыслитѣ». — «И то дѣло», сказалъ я, и тотчасъ послалъ за Егоромъ. По пришествіи его и при вопросѣ, какъ бы намъ симъ дѣломъ уладить лучше, насказалъ и — онъ намъ столько неудобностей, что мы даже начали раздумывать производить наше дѣло вдаль. Однако, вспомнивъ пословицу, что утро вечера мудренѣе, велѣлъ Егору своему приттить къ намъ опять по-утру, а между тѣмъ, чтобъ и онъ подумалъ о семъ хорошенько; да и сами мы располагались тоже сдѣлать. Чѣмъ и кончился сей десятый день пребыванія нашего въ сей деревнѣ.

Во всю ночь подъ одиннадцатый день спали мы не очень спокойно. Множество разныхъ мыслей и сумнительствъ тревожили мой духъ и лишали почти сна, отчего вставши ранѣе обыкновеннаго, посылаю я опять за своимъ Егоромъ и спрашиваю, думал ли онъ, помышлял- ли и не нашел ли какой удобности и средства? «Что, судырь, сказалъ онъ мнѣ на сіе: думать я думалъ и обдумывалъ всё-и-всё, но выходило все, что куда ни кинь, такъ клинъ, и все какъ-то не ладится. Я полагалъ уже и такой случай, чтобъ сосѣди наши и размѣнялись съ нами землями, но не находилъ и въ томъ большой утѣхи, а выходило, что и въ этомъ случаѣ не нажить-бы намъ болѣе наклада, нежели барыша, и не промѣнять-бы намъ ястреба на кукушку!» — «Какъ это?» спросилъ я, удивившись. — «А вотъ какъ, судырь, отвѣчалъ онъ мнѣ: сперва всѣ мы, да и самъ я думалъ, что намъ очень бы хорошо было жить въ Ложечномъ и несравненно лучше, нежели здѣсь, и простора-бъ мы получили больше, и снѣгомъ не стало-бъ насъ тамъ такъ заносить, какъ здѣсь, на юру, и воды-бъ и всякихъ угодей было бы больше; а что всего лучше, то хлѣбъ изо всѣхъ мѣстъ было бы намъ возить туда несравненно ближе и удобнѣе, нежели сюда. Но какъ увидѣли назначеніе тамъ всей новой усадьбы, и сколько она займетъ собою мѣста, то ажно ахнули и совсѣмъ другое думать начали». — «Но, почему же такъ?» спросилъ я его далѣе. — «А вотъ почему, судырь, отвѣчалъ онъ: вамъ извѣстно самимъ, что земля у насъ тамъ, подлѣ Ложечнаго, а особливо, по низамъ самая лучшая и хлѣбороднѣйшая во всей нашей округѣ; нигдѣ въ иныхъ мѣстахъ нѣтъ ей подобной. Не бываетъ такого года, чтобъ на ней хлѣбъ не родился добрый, гдѣ пропадетъ, а тутъ никогда. Ну теперь вся эта наилучшая и хлѣбороднѣйшая земля уйдетъ подъ усадьбы и выгонъ, а и въ другихъ мѣстахъ сосѣди наши вѣрно захотятъ на обмѣнъ, вмѣсто ихъ скверныхъ земель, какія лежатъ въ нашемъ звенѣ повыше и останутся за выгономъ, получить от насъ лучшія и хлѣбороднѣйшія пашни. Такъ не лишиться бы намъ чрезъ то всѣхъ лучшихъ нашихъ земель и не насидѣться бы безъ хлѣба!»

Сими словами онъ меня власно какъ ошпарилъ, и я признаться былъ долженъ, что мнѣ и не ума о семъ подумать, и что онъ говорилъ дѣло. И подумавши нѣсколько, спросилъ я его далѣе: «но какъ же бы ты думалъ, Егоръ? неужели же намъ покинуть начатое дѣло?» — «Въ этомъ воля ваша, отвѣчалъ онъ: и по моему сгаду, чуть ли бы не лучше и прибыльнѣе было остаться при прежнемъ, и такъ, какъ было. А ежели здѣшняя усадьба вамъ неугодна, то не лучше-ль бы сойтить отсюда внизъ, къ рѣкѣ ближе, и поселиться тамъ на выгонной землѣ, подлѣ болота. Этого давно всѣ наши желали и желаютѣ». — «Да развѣ тамъ есть мѣсто поселиться?» спросилъ я. — «Какъ не можно, еслибъ захотѣть только, нашлось бы, кажется, и простора довольно. Но, всего лучше, когда-бъ сами посмотрѣть изволили». — «Хорошо, братъ, сказалъ я, посмотрѣть недолго. Мы сей же часъ туда съѣздимъ. Пойди-ка и вели намъ лошадей готовить, да и самъ приготовь себѣ лошадь, чтобы ѣхать съ нами».

По выходѣ его, слышавшій все сіе сынъ мой, сказалъ мнѣ: «А что, батюшка, чуть ли Егоръ не дѣло говоритъ, и чтобъ вправду не промѣнять бы намъ ястреба на кукушку, и чрезъ всѣ свои хлопоты, труды и убытки не нажить бы болѣе наклада, нежели барыша, а предлагаемое имъ новое мѣсто и мнѣ видѣть очень хочется». — «За чѣмъ дѣло стало, сказалъ я: поѣдемъ вмѣстѣ, и давай скорѣе чай пить».

Между тѣмъ, какъ пили мы подаваемый уже чай, поспѣли, и наши лошади, и хоть было въ сей день туманно и холодно, но мы не смотрѣли уже на то, а поѣхали внизъ, къ рѣкѣ, осматривать мѣсто, ѣздили, ѣздили, измучились и перезябли въ-прахъ, а толку не нашли. Повсюду, встрѣчались намъ многія неудобства и невозможности совершенныя къ поселенію. «Нѣтъ, братъ, говорю я, наконецъ, Егору, какъ ты ни хвалилъ это мѣсто, а оно совсѣмъ не годится, и тѣсно, и слишкомъ низко, и мокро, и нездорово, и вамъ здѣсь еще хуже будетъ жить, нежели на горѣ нашей; а, чуть ли намъ не посвататься еще около Ложечнаго и звена тамошняго, и въ натурѣ поѣздить и поискать средства къ сдѣланію трехъ полей, а о выгонѣ что говорить, его можно по нуждѣ, и поменьше сдѣлать, да и землю назначить подъ него похуже. Поѣдемъ-ка лучше туда». — «Воля ваша», сказалъ на сіе Егоръ.

Итакъ, заѣхавъ на часокъ домой и пообогрѣвшись, поѣхалъ я опять въ степь, изъѣздилъ все свое звено вдоль и поперек , думалъ и гадалъ всячески какъ бы расположить поля, и хотя долго никакъ не клеилось дѣло, но наконецъ нахожу нѣкоторую, хотя далеко несовершенную къ тому удобность; но доволенъ будучи уже и тѣмъ, возвращаюсь домой къ сыну, сказываю ему о томъ и не совсѣмъ еще отстаю от прежняго своего намѣренія.

Настаетъ двѣнадцатый и также по многимъ обстоятельствамъ достопамятный и рѣшительный день. Весь онъ былъ у насъ туманный и пасмурный, не только по натурѣ, но и по духу. Уже съ самаго утра начали мы его провождать не очень весело и колебались въ мысляхъ о томъ, продолжать ли намъ начатое дѣло, или нѣтъ? Чѣмъ далѣе помышляли мы о нашей пересёлкѣ, тѣмъ болѣе находили неудобностей, и почти уже отдумывали въ сей годъ перестроиваться и переходить на новое мѣсто. Но, по крайней мѣрѣ, хотѣлось намъ что-нибудь въ сей свой пріѣздъ сдѣлать, и прорубить хотя сквозь лѣсъ по межѣ просѣку для отдѣленія своей части от сосѣдняго общаго лѣса. Предпріявъ сіе намѣреніе, посылаемъ мы извѣстить, о томъ всѣхъ сосѣднихъ старостъ, также и къ Язвенцову, какъ къ единому бывшему тогда на лицо владѣльцу, хотя имѣющему всѣхъ прочихъ, меньшую часть во владѣніи, дабы они всѣ знали и были сами свидѣтелями, что мы ихъ лѣса трогать не ста