ѣ». — «Спѣшу и такъ, судырь, сколько можно, но эта бѣда еще сносная, а вотъ бѣда будетъ, если къ несчастію, да что- нибудь теперь изломается, или испортится у насъ, тогда хоть ложись, да и умирай». — «Сохрани насъ от того Господи», говоримъ. И рады были, что онъ кое-какъ перервавшееся связалъ и опять, сѣвъ на козлы, поѣхалъ. И какъ вьюга и мятель еще больше усиливались, а ѣхать было до села еще далеко, то говорили мы ему, чтобы онъ не жалѣлъ лошадей, а погонялъ и ѣхалъ какъ-можно скорѣе. Мы и подлинно полетѣли, а не ѣхали уже тогда, и въ насъ души не было от страха и боязни, чтобъ чего у насъ не испортилось, и чтобъ люди не зазябли и не отморозили у себя ушей, носовъ, рукъ и ногъ. И какой контрастъ былъ между прежнимъ переѣздомъ нашимъ чрезъ сіе обширное поле и теперешнимъ! Тогда ѣхали мы, утѣшаясь красотами натуры, пріятными разговорами и чтеніемъ любопытной книги и въ полномъ удовольствіи душевномъ; а теперь-въ неизобразимомъ смущеніи и ежеминутномъ гореваніи, что ѣхать намъ было еще далеко, и боязни, чтобъ намъ на степи сей не замерзнуть! Единое утѣшеніе оставалосьнамъ то, что видимыя по обѣимъ сторонамъ дороги кошолкиуказывали намъ путь и не давали сбиться совсѣмъ [съ] дороги. Наконецъ, дошло уже до того, что людямъ нашимъ не въ могуту уже стало становиться, они покрехтывали уже очень-и-очень, а мы удвоили еще свое гореваніе о томъ, что еще намъ ѣхать далеко и, по мнѣнію нашему, не меньше еще верстъ двухъ доставалось. Но какъ обрадовались всѣ мы и въ какой восхитительный восторѣ пришли, когда въ самое сіе наиопаснѣйшее время вдругъ увидѣли предъ собою гумны и первые изгороди села Ивановскаго. Слава, слава Богу! закричали мы, крестились и не вѣрили почти глазамъ своимъ. Тутъ хотя и съ великимъ трудомъ надлежало намъ проѣзжать по занесенному снѣгомъ превеликими сугробами проулку, но сіе куда уже ни шло, пробрались кое-какъ и чрезъ оный, и ну скорѣе къ первому двору, занесенному также сугробами, и бѣжать всѣ въ избу обогрѣваться.
По счастію попалась намъ изба теплая, довольно чистая и просторная. Итакъ, ну, мы скорѣе отпрегать лошадей, прятать ихъ от мятели подъ сарай, а сами варить себѣ чай и отпиваться онымъ, а между тѣмъ готовить себѣ обѣдъ. Пріѣхали мы туда, хотя еще до полудня; но какъ мятель и вьюга не только не унималась, но еще увеличивалась, то о дальнѣйшемъ продолженіи въ тотъ день путя и помыслить было не можно, и хозяинъ хоть радъ и не радъ намъ былъ, но мы, безъ дальнихъ околичностей, сказали ему, что мы пробудемъ у него весь тотъ день и ночуемъ. Онъ стал-было намъ говорить, что у нихъ въ это время годовой праздникъ, и не помѣшают ли намъ приходящіе къ нему, по обыкновенію, гости, но мы тотчасъ успокоили его, сказавъ, что мы ни мало не помѣшаемъ ему угощать своихъ гостей, а довольны будемъ, если только удѣлитъ онъ намъ уголокъ въ переднемъ углу, предъ окошечкомъ; гдѣ и подлинно усѣвшись, препроводили мы весь тотъ день въ читаніи книжекъ, давъ ему волю глупыми угощеніями своими приходящихъ къ нему гостей по своей волѣ заниматься; на что смотрѣли и сами мы, какъ на невиданное еще никогда зрѣлище, съ особливымъ любопытствомъ, и не могли странности обычаевъ ихъ, принужденности въ обрядахъ и глупымъ ихъ этикетамъ и угощеніямъ довольно надивиться. Все оно состояло наиболѣе въ единомъ подчиваніи ихъ брагою и пирогами, и глупые обряды ихъ при томъ ажно намъ прискучили и надоѣли. Однако, какъ ни мѣшали они намъ тѣмъ въ нашемъ чтеніи, но мы, скрѣпя сердце, сидѣли уже молча и давали имъ волю дурачиться сколько хотѣли.
Переночевавъ тутъ и проспавъ ночь уже не въ каретѣ, а въ теплѣ, обрадовались мы, увидѣвъ по-утру, что мятель наша утихла и небо прояснилось. Но нанесенное повсюду великое множество снѣга, и видимые вездѣ страшные сугробы онаго, озаботили насъ чрезвычайно. Мы не знали, какъ намъ будетъ ѣхать на колесахъ, и боялись, чтобъ гдѣ-нибудь въ сугробахъ не обвязнуть. Но какъ перемѣнить было не чѣмъ, то погоревавъ, потащились мы кое-какъ, и хотя съ неописаннымъ трудомъ, но благополучно дотащились до своего волостнаго села Михайловскаго, и гораздо уже за-полдни, ибо поспѣшить ѣздою никакъ было не можно. Тутъ покуда намъ грѣли чай и готовили обѣдъ, постарались мужички наши снабдить насъ свѣжими лошадками, поелику наши слишкомъ уже умаились. Но покуда ихъ собирали и мы обѣдали, прошло болѣе двухъ часовъ времени, и намъ, какъ ни хотѣлось-было поспѣть въ тотъ же день въ Богородицкъ, но того, за множествомъ вездѣ нападшаго снѣга и крайне тяжелой дороги, никоимъ обрядомъ учинить было не можно, и мы едва- едва успѣли только доѣхать до деревушки Крутой, гдѣ и принуждены были остаться ночевать.
Теперь скажу я нѣчто странное и удивительное, что, какъ ѣдучи въ Тамбовъ, въ сей деревушкѣ при спускѣ съ крутой горы на мостъ, случилось съ нами первое несгодье, имѣвшее вліяніе на всю нашу дорогу и причинившее намъ много хлопотъ, досадъ и остановокъ, такъ надобно же было случиться и при теперешнемъ переѣздѣ черезъ самый тотъ же оврагъ и на самомъ томъ же мѣстѣ опятъ съ нами небольшому хотя, но такому несгодью, которое и понынѣ еще мнѣ чувствительно, и было уже самое послѣднее во всю нашу дорогу. Тогда лошади начали бить и понесли кибитку нашу съ горы и опрокинувъ ее изковеркали и колесо повредили, а въ сей разъ, при самомъ въѣздѣ на ту же самую гору, и карета и лошади такъ въ множествѣ нанесеннаго снѣга увязли, что начавши бить и валяться, чуть-было карету съ нами не опрокинули, и мы безъ памяти принуждены были изъ ней по поясъ въ сугробъ выскочить; а для вытаскиванія кареты и лошадей согнать всѣхъ людей въ деревнѣ.
Но сіе было еще не все, и дальняго уваженія не стоило, а досаднѣе мнѣ и чувствительнѣе всего было то, что я, при семъ выпрыгиваніи изъ кареты, потерялъ четвертую и послѣднюю часть одной прелюбопытной французской книжки, которую я тогда дорогою читалъ, и переѣздъ сей остановилъ меня на самомъ любопытнѣйшемъ мѣстѣ. Прахъ ее знаетъ, какъ она тогда, при выхожденіи нашемъ изъ кареты, вырониласъ и въ снѣгу такъ затопталась, что сколько мы ни перерывали тогда и послѣ весь снѣгъ, и сколько ни искали, но не могли ее найтить, и книжка сія и теперь у меня безъ конца и недочитанная; а къ вящей досадѣ, не могъ я ее и у другихъ нигдѣ полную найтить.
Переночевавши тутъ, доѣхали мы на утріе уже рано до Богородицка и тѣмъ окончили сіе, толь многими непріятностями и противностями преисполненное, путешествіе. А съ нимъ окончу я и письмо мое, сказавъ вамъ, что я есмь вашъ, и прочее.
(Ноября 21 дня 1812 года. Дворениново).
55 ГОДЪ МОЕЙ ЖИЗНИ.Письмо 283.
Любезный пріятель! Какъ мы въ послѣдній день путешествія своего ночевали только за 18 верстъ от Богородицка, то, вставши до-свѣта и не смотря на всю дурноту дороги, успѣли мы пріѣхать къ роднымъ своимъ еще къ чаю. Тутъ едва лишь успѣлъ съ ними поздоровкаться, какъ и принужденъ былъ въ ту же минуту спѣшить одѣваться и иттить во дворецъ. Сказали мнѣ, что у насъ находился тогда нашъ директоръ, пріѣзжавшій для переоброчки земли, и что, кончивъ свое дѣло, собрался въ самый тотъ часъ уже къ своему отъѣзду. Итакъ, надобно было спѣшить, чтобъ его застать, къ нему явиться и поблагодаритъ его за отпускъ.
Г. Юницкой принимаетъ меня хорошо, ласковъ, дружелюбенъ, доволенъ скорымъ моимъ возвращеніемъ и говоритъ со мною обо всемъ и обо всемъ. Я нашолъ у него многихъ господъ пріѣзжихъ дворянъ: Толбузина, Шушерина съ сыномъ, Кокошкина и всѣхъ нашихъ городскихъ, и всѣ мы провожаемъ г. Юницкаго, въ тотъ же часъ от насъ поѣхавшаго. По отъѣздѣ его, всѣ господа зашли ко мнѣ, гдѣ нахожу я и г. Жданова. Всѣ мнѣ рады, всѣ довольны и веселы, а болѣе всѣхъ мои домашніе родные, которые почти меня еще не видали. Пошли опросы и распросы о нашемъ путешествіи и сожалѣнія о томъ, что захватила насъ такая стужа и непогода. Я разсказываю имъ о нуждѣ, нами претерпѣнной, и всѣ принимаютъ въ чувствованіяхъ нашихъ соучастіе; но скоро всѣ посторонніе гости от насъ разъѣхались и остался только мой зять, съ княземъ Кропоткинымъ, и г. Ждановъ. Привозятъ ко мнѣ от лѣкаря цѣлую кучу газетъ, полученныхъ въ мое отсутствіе. Я начинаю ихъ читать, слышу и узнаю множество новыхъ вѣстей, провожу день сей съ удовольствіемъ.
На утріе, проводивъ от себя своего зятя съ родственникомъ его, княземъ Кропоткинымъ и оставшись одинъ съ своими домашними и г. Ждановымъ, который былъ у насъ почти безвыходно, и оставивъ его заниматься съ моимъ сыномъ дружескими ихъ между собою разговорами, принялся я вплотную читать всѣ газеты, и на-силу ихъ всѣ промололъ. Не успѣлъ я сіе кончить, какъ отдаютъ мнѣ домашніе мои пакетъ, полученный безъ меня, и вскорѣ послѣ нашего отъѣзда изъ Экономическаго Общества. Родные мои въ суетахъ и позабыли- было объ немъ и тогда только вспомнили. Я любопытенъ былъ видѣть, что пишетъ ко мнѣ г. Нартовъ. Но нашолъ опять все его письмо, наполненное новыми требованіями и вновь налагаемыми на меня коммиссіями, и коммиссіями пустыми и для меня отяготительными и къ выполненію неудобными. Почему и не произвело оно мнѣ никакого удовольствія, а возобновило только прежнюю мою на Общество досаду. Дались ему проклятыя окаменѣлости и дѣтскія сіи игрушки! И оно не преставало мнѣ отдуху не давать оными, хотя я уже нѣсколько разъ писалъ, что ихъ у насъ нѣтъ, и что взять ихъ мнѣ негдѣ.
Изъ всѣхъ писемъ, сколько ни получалъ я ихъ изъ Экономическаго Общества, ни которымъ я такъ мало доволенъ не былъ, какъ симъ. Требованія его выходили уже изъ предѣловъ, и чѣмъ далѣе, тѣмъ дѣлались отяготительнѣйшими. Не довольно еще того, чтобъ присылать от себя пустые вздоры и за ними хлопотать и мучиться, но восхотѣлось еще имъ, чтобъ я верстъ за двѣсти или болѣе ѣхалъ нарочно, и тамъ искалъ ихъ деревни Черничной, ѣздилъ по мужикамъ, распрашивалъ, выбиралъ, ходилъ, самъ искалъ, жилъ бы для сего нѣсколько дней и, набравъ всякаго вздора возъ, нанималъ бы повсюду и отправлялъ къ нимъ, а все сіе на что и для какой пользы?.... Богу было извѣстно! Истинно они сами не знали, чего хотѣли и чего требовали, и были даже безстыдны въ своихъ требованіяхъ, и всего паче противъ меня.