ногу продолжалось и шло, какъ казалось, своимъ чередомъ; но нельзя сказать, чтобъ не было при томъ и нѣкоторыхъ неудовольствій. Однажды, при прочитываніи писанныхъ нами къ нему писемъ, примѣчено. и услышано было мною нѣчто досадное и неожидаемое: нашлись люди, и такіе, о которыхъ я всего меньше думалъ, которые, ничего еще не видавъ, а Настасьиной судьбѣ уже завидовали и начинали глупо мѣшать сему дѣлу; что меня очень трогало и огорчало. Къ сей непріятности присовокупилось и то, что сынъ мой опять около сего времени позанемогъ и жаловался очень на грудь и кашель. Маленькій же мальчишка, живущій у насъ внук мой, так-было прихворнулъ, что чуть-было не умеръ.
Между тѣмъ, разохотившись писать въ Общество, не сталъ я послѣ отправленія моего письма долго медлить; но, между прочихъ дѣлъ, приступилъ къ сочиненію еще какой-нибудь піэсы, для отправленія въ Общество. Матерій, приличныхъ къ тому, замѣчено было у меня уже довольно; но изъ многихъ избралъ я въ сей разъ относящуюся до оградъ всякаго рода. Главная цѣль при сочиненіи семъ была у меня та, чтобъ сообщить публикѣ то, что мнѣ въ разсужденіи копанія и дѣланія рвовъ узнать и примѣтить случилось. Однако, какъ я сіе сочиненіе началъ, то вздумалось мнѣ говорить и о всѣхъ уже городьбахъ вообще и матерію сію пройтить сначала до конца; и от сего и сдѣлалась она столь пространною, что скоро увидѣлъ я необходимость къ раздѣленію ея на три части, и раздѣлить на столько же піэсъ и въ сей разъ говорить только объ однихъ городьбахъ, дѣлаемыхъ изъ крупнаго лѣса. Какъ положилъ, такъ и сдѣлалъ, и піэса вышла нарочито великовата. Я трудился надъ оною цѣлыхъ три дни въ концѣ сего мѣсяца, но за то и вышла она болѣе полезною и любопытною, нежели я самъ думалъ и ожидалъ; а сверхъ того, имѣлъ я при сочиненіи семъ то удовольствіе, что иногда нужныя вещи при самомъ писаніи выдумывались и служили поводомъ къ новымъ открытіямъ, и для лучшаго объясненія нѣкоторыхъ вещей прожектировалъ я и рисунокъ.
Между тѣмъ, какъ сіе происходило, дожидалось меня и другое дѣло. Желаніе Общества, чтобъ я свою синюю глину сравнивалъ съ присланною ко мнѣ симферопольскою и, что окажется, донесъ, — и обѣщаніе мое сіе учинить не выходило у меня изъ ума. Почему не успѣлъ я помянутаго сочиненія кончить, какъ приступилъ къ сему изслѣдованію, испытанію и сравненію и препроводилъ въ томъ съ удовольствіемъ оба послѣдніе дни октября мѣсяца. И какъ при семъ случаѣ все примѣчаемое и оказывающееся надлежало мнѣ записывать, то записокъ сихъ набралось такъ много, что могла составиться изъ нихъ порядочная и довольно любопытная піэса, почему и не преминулъ я перелить ее въ сію форму. Такимъ образомъ, въ самое короткое время родились у меня двѣ новыя піэсы, и я не мало доволенъ былъ, что было у меня чѣмъ занять по крайней мѣрѣ на нѣсколько время Общество и примирить оное съ собою въ разсужденіи неудовольствія, которое можетъ быть имѣло оно на меня за то, что я молчалъ такъ долгое время.
Какъ скоро всѣ дѣланные мною съ глиною опыты кончились, то не сталъ я долго медлить, но въ началѣ ноября, переписавъ на-бѣло описаніе симъ опытамъ подъ заглавіемъ: «Изслѣдованіе богородицкой синей глины», отправилъ оное въ Петербургъ по почтѣ, при письмѣ къ г. Нартову.
Посланное при семъ письмѣ сочиненіе было нарочито велико, и я съ нуждою уписалъ оное на 27 страницахъ, и оное содержало въ себѣ описаніе 25 опытовъ. Я хотѣлъ-было послать съ симъ письмомъ и еще нѣсколько кусковъ своей глины, также и самыхъ суконъ, мытыхъ ею, на показъ, однако, раздумалъ и положилъ напередъ дождаться, что они тамъ о сей глинѣ скажутъ. Между тѣмъ, сіе упражненіе съ глинами заохотило меня такъ къ нимъ, что я дѣйствительно набралъ уже родовъ 14 разныхъ камней, мергелей и глинъ, и всѣ ихъ обдѣлалъ порядочными брусками и положилъ и впредь собирать всевозможнѣйшіе роды, я не только собирать, но и дѣлать инымъ возможнѣйшія испытанія и все узнаваемое записывать, — словомъ, чтобъ заниматься симъ дѣломъ не слѣпо, а съ любопытной стороны. А дабы мнѣ удобнѣе было обдѣлывать ихъ кирпичиками, то вздумалъ велѣть сдѣлать для нихъ маленькій станочик , въ который бы ихъ въ одну мѣру набивать было можно. Самой синей глины, для всякаго случая, велѣлъ я привезти къ себѣ цѣлый возъ, и весь оный перебить въ станокъ, для удобнѣйшаго сохраненія. Словомъ, я занялся глинами сими столько, сколько никогда не занимался.
Въ сихъ упражненіяхъ не успѣлъ я препроводить трехъ дней, какъ, противъ всякаго чаянія и ожиданія, получилъ опять изъ Петербурга от г. Нартова письмо. Оно было маленькое и отвѣтное на мое изъ прежнихъ, но письмо достопамятное и произведшее во мнѣ не только досаду и удивленіе, но и превеликую перемѣну опять въ моихъ расположеніяхъ и чувствованіяхъ къ Обществу. Оно было самое холодное, и его превосходительству вздумалось еще гнѣваться на меня за то, для чего отважился я ему сказать, что мнѣ препоручаемую коммиссію Обществомъ или, прямѣе сказать, имъ самимъ, съ такою скоростью и поспѣшностью выполнить не было никакой возможности, съ какою имъ хотѣлось, а именно, скакать верстъ за двѣсти, или за триста въ калужское намѣстничество за сущими дѣтскими игрушками. Меня сіе такъ удивило, что при читаніи письма сего вся кровь моя взволновалась. Содержались въ немъ политическіе упреки и такія выраженія, которыя, безъ чувствительности, читать было не можно; чего я всего меньше заслуживалъ. Писалъ я къ нему учтиво, не говорилъ ничего о своемъ нехотѣніи, а изъяснялся только о неудобности, а его превосходительство принять изволилъ сіе съ неудовольствіемъ и писалъ ко мнѣ такъ, какъ бы и совсѣмъ хотя перервать переписку со мною.
Каково ни досадно было для меня сіе письмо и сколь много оно ни уменьшило во мнѣ возобновившейся-было охоты къ перепискѣ съ Обществомъ, однако, я радъ былъ, по крайней мѣрѣ, тому, что наконецъ достигъ до давнишняго моего желанія, и что мнѣ удалось отъучитьихъ от того, чтобъ отягощать меня коммиссіями, соединенными съ пересылкою тяжелыхъ вещей. Говорится въ пословицѣ: «первая брань лучше послѣдней», итакъ думалъ я, что пускай хотя и посердятся, но я останусь съ покоемъ и заставлю ихъ быть и тѣмъ однимъ довольными, что я тружусь, сочиняю и имъ доставляю кое-что печатать. Со всѣмъ тѣмъ, какъ мнѣ такой отзывъ былъ чувствителенъ, то вознамѣрился я не спѣшить на письмо сіе отвѣтомъ, а взять терпѣніе и подождать, что произведутъ оба послѣднія мои письма, изъ коихъ о послѣднемъ сожалѣлъ я, что послалъ и писалъ въ немъ о электрицизмѣ. Нужно-бъ только дни три подождать еще, и тогда бы я поговорилъ съ ними совсѣмъ другимъ голосомъ, или, по крайней мѣрѣ, умолчалъ бы о моемъ намѣреніи и обѣщаніи переслать къ нимъ свою глину.
Письмо сіе получилъ я, находясь у зятя моего въ Ламкахъ, куда ѣздили мы праздновать вмѣстѣ его годовой праздникъ, и который какъ по самому сему, такъ и по тому былъ мнѣ не очень веселъ, что, кромѣ сего, имѣлъ я и другія неудовольствія, какъ напримѣръ: въ полученныхъ въ это время газетахъ вѣсти были все непріятныя; от г. Жданова не получили съ сею почтою обыкновенныхъ писемъ и увѣдомленій и не знали, что о томъ подумать; наконецъ, узнали о потерѣ одного изъ нашихъ друзей и короткихъ знакомцевъ, и именно Ивана Тимоѳеевича Алабина, сына любимой нами старушки, госпожи Алабиной. Злая горячка похитила его около сего времени изъ среды живыхъ, въ самомъ еще цвѣтущемъ возрастѣ его жизни. Былъ онъ малый умный и добрый нашъ собесѣдникъ и сотоварищъ; и какъ за хорошее поведеніе его мы онаго всѣ искренно любили, то и жалѣли объ немъ очень. Но сего было еще не довольно. Но не успѣлъ я, возвратясь въ Богородицкъ, препроводить дней четырехъ въ обыкновенныхъ своихъ упражненіяхъ, какъ повстрѣчалась со мною новая и чувствительнѣйшая еще досада и непріятность. Произошло въ домѣ у меня нѣчто такое, что произвело во всемъ ономъ нѣкоторый родъ революціи, а мнѣ великое безпокойство. Дѣло было вотъ какого рода.
Былъ у меня въ домѣ столяръ Кузьма Трофимовичъ, человѣкъ по рукомеслу его очень нужный и надобный, но пьяница прегорькій. Какъ ни старался я воздержать его от сей проклятой страсти, но ничто не помогало, но зло сдѣлалось еще пуще. Къ пьянству присовокупилось еще и воровство. Ибо какъ пропивать было нечего, то принялся онъ красть и все относить на кабак . Уже во многихъ воровствахъ былъ онъ подозрѣваемъ, уже пропилъ онъ весь свой инструментъ, уже обворовалъ онъ всѣхъ моихъ дворовыхъ людей, уже вся родня на него вопіяла, а наконецъ, дошло до того, что начала съ скотскаго двора пропадать скотина. Не одинъ разъ я уже его сѣкалъ, не одинъ разъ сажалъ въ рогатки и въ цѣпь, но ничего тѣмъ не успѣлъ. Словомъ, дошло до того, что я не зналъ, что мнѣ съ нимъ дѣлать; ибо жалѣлъ его только для дѣтей его. Одинъ изъ нихъ былъ моимъ камердинеромъ, грамотный, умный и мнѣ усердный малый, и лучшимъ моимъ человѣком-самый тотъ, о которомъ при описаніи моего послѣдняго путешествія упоминалъ я подъ именемъ Фильки и который всюду ѣзжалъ со мною. Другой, по имени Тимоѳей, служилъ при моемъ сынѣ, былъ сущій гайдук и малый ловкій и проворный; а третій, по имени Сергѣй, былъ въ музыкѣ моей первымъ флейтраверсистомъ, но обоихъ тѣхъ меньше и также малый неглупый и ко всему способный. Всѣ сіи дѣти казались с-молоду очень хороши; но какъ оба первые повозмужали, то, къ сожалѣнію моему, оказалась и въ нихъ такая-жъ склонность къ питью; а притомъ еще замѣчено злобнѣйшее сердце. И сіи-то молодцы подали мнѣ поводъ къ помянутой досадѣ и безпокойству. Такъ случилось, что, за нѣсколько предъ тѣмъ дней, надобно мнѣ было отца ихъ опять унимать от пьянства и добиваться о послѣдней пропажѣ въ домѣ и до того, откуда беретъ онъ деньги на пропой? Посѣкши его немного, посадилъ я его въ цѣпь, въ намѣреніи дать ему посидѣть въ ней нѣсколько дней и потомъ повторять сѣченіе по-немногу нѣсколько разъ, дабы было оно ему тѣмъ чувствительнѣе, а для меня менѣе опасно; ибо я никогда не любилъ драться слишкомъ много, а по нраву своему, охотно бы хотѣлъ никогда и руки ни на кого не поднимать, если-бъ то было возможно; и потому, если кого и сѣкалъ, будучи приневоленъ къ тому самою необходимостью, то сѣкалъ очень умѣренно и отнюдь не тираническимъ образомъ, какъ другіе. Большой сынъ его былъ самъ при первомъ сѣченіи и казался еще одобрявшимъ оное и бранящимъ за пьянство отца своего. Можетъ быть, думалъ онъ, что тѣмъ тогда и кончится. Но какъ чрезъ нѣсколько дней привели его опять ко мнѣ по случаю, и мнѣ вздумалось еще его постращать-какъ вдругъ оба сынка его скинули съ себя маску и, сдѣлавшись сущими извергами, не только стали оказывать мнѣ грубости, но даже дошли до такого безумія, что одинъ кричалъ, что онъ схватитъ ножъ и у меня проспоритъ брюхо, а тамъ и себя по горлу; а другой, и дѣйствительно, схватя ножъ, хотѣлъ будто бы зарѣзаться. По всему видимому, такъ поступать научены они были от своего родимаго батюшки, ибо самимъ имъ такъ вдругъ озлобиться было не-за-что и не натурально. Но какъ бы то ни было, но меня поразило сіе чрезвычайно. Я вытолкалъ ихъ вонъ и имѣлъ столько духа, что преоборолъ себя въ гнѣвѣ и сталъ думать о семъ съ хладнокровіемъ. Тогда, чѣмъ болѣе стали мы о семъ думать, тѣмъ опаснѣе становиться сіе дѣло: вышло наружу, что они во всѣ тѣ дни, какъ змѣи, на всѣхъ шипѣли и ругали всѣхъ, и даже самого меня всѣми образами. Словомъ, они оказались сущими злодѣями, бунтовщиками и извергами, и даже такъ, что вся дворня ужаснулась