. Они думали, что дѣло тѣмъ и кончилось, и что они меня тѣмъ устрашили и напугали; однако, я и самъ умѣлъ надѣть на себя маску. Они, повоевавъ и побуянивъ, разошлись: одинъ пошолъ спать на полати, а другой отправился въ городъ попьянствовать, ибо думалъ, что онъ уже свободенъ сдѣлался и могъ что хотѣлъ предпринимать и дѣлать. Я же, между тѣмъ, посовѣтовавъ кое-съ-кѣмъ и подумавъ, какъ съ злодѣями сими поступить лучше, велѣлъ ихъ передъ вечеромъ схватить невзначай и сковавъ посадить ихъ въ канцеляріи на цѣпь. Мы опасались, чтобъ они въ самое сіе время не сдѣлали бунта и мятежа и чтобъ не перерѣзали кого. Однако, мнѣ удалось усыпить ихъ мнимымъ своимъ хладнокровіемъ и спокойнымъ видомъ, и оба храбреца увидѣли себя, противъ всякаго ихъ чаянія и ожиданія, въ цѣпяхъ и подъ строгимъ карауломъ въ канцеляріи.
Со всѣмъ тѣмъ, происшествіе сіе навело на насъ много безпокойства. Видѣлъ я, что мнѣ обоихъ сихъ молодцовъ держать при себѣ было впредь уже не можно, а и сдѣлать съ ними что-я не вѣдалъ. Видѣлъ я, что оба они навсегда останутся мнѣ злодѣями, но чѣмъ тому пособить не предусматривалъ. Въ рекруты ихъ отдать не только было жаль, но для нихъ было бы сіе и наказаніе очень малое, а надобно было ихъ пронять и переломить ихъ крутой, злодѣйскій нравъ; а хотѣлось и сберечь ихъ, буде можно. Итакъ, подумавши-погадавши, расположился я пронимать ихъ не битіемъ и не сѣченіемъ, которое могло-бъ увеличить только ихъ противъ меня злобу, а говоря по пословицѣ, не мытьемъ, такъ катаньемъ и держать ихъ до тѣхъ поръ въ цѣпяхъ, на хлѣбѣ и водѣ, покуда они поутихнувъ вспокаятся и сами просить будутъ помилованія; а сіе кроткое средство и произвело то въ скоромъ времени. Они не просидѣли еще недѣли, какъ цѣпи, по непривычкѣ, такъ не вкусны имъ показались, что они вспокаявшись заслали ко мнѣ обоихъ моихъ секретарей, тазавшихъ ихъ въ канцеляріи ежедневно, съ уничиженнѣйшею просьбою о помилованіи ихъ и съ предъявленіемъ клятвеннаго обѣщанія своего впредь такихъ глупостей не дѣлать, а вести себя добропорядочно. А я того только и дожидался, и потому охотно отпустилъ имъ ихъ вину и освободилъ изъ неволи.
Они и сдержали дѣйствительно свое обѣщаніе, и впослѣдствіи времени обоими ими были мы довольны, хотя судьба не дозволила намъ долго ими и усердіемъ ихъ къ намъ пользоваться; ибо года два послѣ того старшій изъ нихъ, занемогши горячкою, умеръ, и мнѣ не только тогда было его очень жаль, но и понынѣ объ немъ сожалѣю; а и второй, прослуживъ нѣсколько лѣтъ при моемъ сынѣ и будучи уже женатъ, также от горячки кончилъ свою жизнь. Что-жъ касается до негодяя отца ихъ, то оный многіе еще годы послѣ того продолжалъ мучить и безпокоить насъ своимъ пьянствомъ и безпорядками, покуда наконецъ послѣ долговременнаго моего отсутствія, заворовавшись однажды, и боясь, чтобъ ему не было за то какого истязанія, не допуская себя до того, лишилъ чрезъ удавленіе самъ себя поносной и развратной своей жизни.
Но симъ дозвольте мнѣ и письмо сіе окончивъ, сказать вамъ, что я есмь вашъ, и прочее.
(Ноября 27 дня 1812 года. Въ Дворениновѣ).
ПЕРЕПИСКА СЪ ОБЩЕСТВОМЪ.Письмо 284.
Любезный пріятель! Между тѣмъ какъ сіе происходило, продолжалъ я заниматься спокойно прежними своими разными упражненіями, художественными и литературными. Относительно до первыхъ продолжаемо было врачеваніе электрическою машиною весьма многихъ, не только простыхъ обоего пола, стекающихся ко мнѣ со всѣхъ сторонъ людей, но и самыхъ благородныхъ, пріѣзжавшихъ и жившихъ нарочно для сего въ Богородицкѣ. Изъ числа сихъ, въ особливости, занималъ насъ много собою нѣкто изъ степныхъ помѣщиковъ, г. Рѣдькинъ, будучи разбитъ параличемъ и лишенный употребленія языка и дѣйствія руками.
Пріѣхалъ онъ къ намъ въ городъ со всѣмъ своимъ семействомъ, и его всякій день привозили ко мнѣ на машину; но, по старости его, по запущенію болѣзни и по самой причинѣ болѣзни сей, подавшей поводъ, сколько я съ моимъ и собственнымъ его сыномъ, молодымъ, умнымъ и любезнымъ человѣкомъ, ни употребляли старанія, но успѣхъ имѣли очень невеликій; и хотя ему нѣсколько и помогли, но все ничего не значило. Сообществомъ же сына его, охотникомъ также до рисованія и видавшимся съ нами ежедневно, были мы очень довольны.
Что касается до литературныхъ моихъ упражненій, то около сего времени, по убѣжденію и просьбѣ сына моего, принялся я опять за продолженіе описанія моей жизни и самой сей исторіи, которой до сего времени сочинено было у меня только пять частей. Отѣ г. Жданова получили мы давно ожидаемое письмо, успокоившее насъ нѣсколько въ нашемъ сомнѣніи, и дѣло наше съ нимъ продолжалось по-немногу. Впрочемъ, достопамятно, что въ половинѣ сего мѣсяца совершилось ровно 16 лѣтъ пребыванія моего при должности въ Богородицкѣ.
Въ помянутыхъ разныхъ занятіяхъ, такъ и въ разъѣздахъ по гостямъ и угащиваніи многихъ у себя, о чемъ не стоитъ труда упоминать въ подробности, прошелъ нечувствительно и весь почти тогдашній, относительно до перемѣнъ погодъ крайне непостоянный, ноябрь мѣсяцъ. Но въ послѣднія числа онаго приведенъ я былъ въ изумленіе однимъ извѣстіемъ, полученнымъ изъ Тулы. ѣздившій въ оную секретарь мой Щедиловъ и бывшій у нашего директора, возвратясь оттуда, сказывалъ мнѣ, что г. Юницкой говорилъ, что въ Тулѣ разнесся слухъ, что я хочу иттить въ отставку и жду только намѣстника, чтобъ подать о томъ просьбу; итакъ, ежели-де это подлинно такъ, то бы подавалъ я сію просьбу чрезъ его директора. Меня крайне удивило и изумило сіе увѣдомленіе, поелику у меня ина умѣ того небывало, и другаго не оставалось какъ заключать что, конечно, въ Тулѣ куются новые какіе-нибудь противъ меня ковы. Щедиловъ мой догадывался, что непрочит ли директоръ нашъ мое мѣсто своему шурину; однако, это было совсѣмъ нескладное дѣло, а надлежало быть чему-нибудь другому.
Съ первою почтою послѣ сего, въ исходѣ уже ноября мѣсяца, получилъ я давно мною ожидаемое письмо изъ Экономическаго Общества. Весьма любопытенъ былъ я оное видѣть и узнать, что скажетъ мнѣ г. Нартовъ въ отвѣтъ на запросъ мой о электрическихъ опытахъ. Но сколь много удивился я, увидѣвъ вдругъ при развертываніи бумаги руку графа Ангальта, самаго тогдашняго президента общества. Изъ сего заключилъ я тотчасъ, что письмо сіе было ко мнѣ от имени всего Общества. Оно было для меня весьма пріятное. Все Общество благодарило меня за сочиненіе мое о погодахъ и обѣщало напечатать оное, а въ разсужденіи электрическихъ опытовъ просило меня о сообщеніи извѣстія Объ опытахъ и самой машинѣ.
Легко можно заключить, что сіе письмо въ состояніи было воспламенить опять всю мою прежнюю охоту какъ къ перепискѣ съ Обществомъ, такъ и къ доставленію оному своихъ сочиненіи, какъ экономическихъ, такъ и новыхъ о электрицизмѣ, и я признаюсь, что оно въ состояніи было не только сіе произвести, но и уничтожить всю мою досаду за послѣднее письмо на г. Нартова. Паче же всего былъ я доволенъ тѣмъ, что тогда отворился мнѣ путь къ сообщенію соотечественникамъ моимъ извѣстія о всѣхъ моихъ, толико полезныхъ электрическихъ опытахъ; а все сіе и было причиною, что я положилъ съ сего времени не жалѣть трудовъ и времени, пожертвовать ими колико-можно пользѣ Общества.
Итакъ, въ ожиданіи что Общество скажетъ и на второе мое письмо, посланное съ сочиненіемъ о глинѣ, принялся я тотчасъ за переписываніе на-бѣло готоваго уже у меня сочиненія о городьбахъ изъ крупнаго лѣса. И какъ разсудилъ я пріобщить къ нему и рисунокъ, то, переписывая оное, начертилъ и его. Въ семъ препроводилъ я всѣ послѣдніе дни ноября и первые декабря мѣсяца. А между тѣмъ, готовили у меня ящикъ на глины, и какъ сдѣлали оный, то, переписавъ сочиненіе о городьбахъ, сочинилъ я и краткое описаніе глинамъ и собирался оныя укладывать.
Въ самыхъ сихъ упражненіяхъ застало меня и второе письмо изъ Общества, котораго я ожидалъ въ отвѣтъ на мои замѣчанія о глинѣ. Оно было также от лица всего Общества и подписано не только президентомъ, но и обоими секретарями.
Получивъ сіе письмо, не сталъ я долѣе медлить отправленіемъ глинъ своихъ въ Петербургъ и, уложивъ всѣ набранныя глины порядочно, образомъ коллекціи, въ ящикъ и переписавъ сочиненное объ нихъ замѣчаніе, отправилъ ихъ въ Михайловъ, къ князю Кропоткину ѣдущему въ Петербургъ и обѣщавшему мнѣ ихъ туда отвезть. Я послалъ въ сей разъ 15 образчиковъ, да и тѣ набралъ кое-какъ съ нуждою, а нижній рядъ весь наклалъ тамошнею синею глиною. Всѣ оные переклалъ я порядочно суконцами такъ, какъ посылалъ прежде пески, и отправилъ оные при письмѣ къ Нартову, которое умышленно означилъ нѣсколькими днями назадъ, дабы де подумано было, что я по ихъ наставленію сдѣлалъ о глинахъ сихъ нужное замѣчаніе.
По отправленіи сего письма съ ящичкомъ къ князю Кропоткину, не сталъ я медлить, но съ первою отходящею от насъ въ Петербургъ почтою отправилъ и сочиненіе мое объ оградахъ, и также при письмѣ къ Нартову; ибо за лучшее призналъ писать по-прежнему къ нему, нежели на лице всего Общества. Въ семъ письмѣ мимоходомъ упомянулъ я о продолжаемыхъ электрическихъ опытахъ.
Помянутое сочиненіе вылилось нарочито велико, такъ что я съ нуждою могъ его переписать на 40 страницахъ почтовой бумаги и оно было такъ тяжело, что я принужденъ былъ заплатить за него около рубля почтовыхъ денегъ, — ясное доказательство, сколь накладна была для меня переписка съ Обществомъ и сколь неохотно было посылать къ нимъ сочиненія часто, а особливо нарочито большія! Не только трудись въ сочиненіи и ломай себѣ говову и надъ самымъ переписываніемъ оныхъ на-бѣло, но и плати еще многія деньги за пересылку; а в награду за все получишь только то удовольствіе, что увидишь сочиненіе свое напечатаннымъ, да пришлютъ книжку! Но сіе удовольствіе было для меня такъ мало, и я къ оному, при из даваніи своего «Экономическаго Магазина», уже такъ привык , что оно меня уже ни мало не трогало. Единыя только похвалы, приписываемыя мнѣ Обществомъ, сколько-нибудь меня льстили и награждали, также и то, что сочиненія мои разсматриваемы и одобряемы были цѣлымъ Обществомъ почтенныхъ людей.