Тутъ занявшись прежними своими разными дѣлами, не успѣлъ я проводить дней трехъ спокоемъ, какъ встревоженъ былъ я опять двумя полученными по почтѣ письмами: одно было от моего зятя изъ Тулы, гдѣ находился онъ тогда, по случаю начинавшихся около сего времени новыхъ выборовъ въ судьи; а другое, толь давно ожидаемое нами, от г. Жданова. Первый увѣдомлялъ меня о злодѣйскомъ и самомъ мошенническомъ заговорѣ противъ меня въ Тулѣ: завистники мои, не зная уже какъ меня и сбыть и столкнуть съ мѣста, вздумали уже явно и безъ стыда и совѣсти всклепать на меня, что я будто прошусь въ отставку. И кто-жъ всему тому злу былъ заводчикомъ и затѣйщикомъ? Никто оной, какъ меньшой братъ нашего вицъ-губернатора Степанъ Вельяминовъ, сущій глупецъ и совершенный бурлак , всего меньше способный и достойный занимать мое мѣсто. Всѣ его достоинства состояли въ умѣньѣ играть въ карты, въ гайканьѣ и рысканьѣ по полямъ съ собаками и въ всегдашнемъ кричаньѣ такого вздора, въ какомъ не было ни одного разумнаго словечка. И сему-то негодяю восхотѣлось быть на моемъ мѣстѣ, и въ его-то глупую голову вселилась помянутая нелѣпая затѣя всклепать на меня небылицу и стараться чрезъ братца своего, бывшаго фаворита намѣстникова или мужа умершей его любовницы и находящагося еще и тогда у него въ милости, скапырнуть меня съ мѣста. Мнѣ сначала какъ ни смѣшно сіе казалось, но какъ зять мой присовокуплялъ, что говорили, будто бы вицъ-губернаторъ писалъ уже о томъ и къ намѣстнику, то пересталъ я симъ дѣломъ шутить, но и гораздо онымъ посмутился. «Чего добраго, говорилъ я самъ себѣ, при помышленіи о семъ проискѣ, чтобъ и не удалось бы имъ еще сего смастерить. Намѣстник въ отсутствіи, оба они у него въ довѣріи и милости; сколь легко имъ его обалахтать, и увѣривъ, что то правда, побудить его доложить даже о моемъ желаніи иттить въ отставку и о опредѣленіи на мое мѣсто другаго самой императрицѣ, и получить на то разрѣшеніе; и тогда, что ты изволишь дѣлать? И по-неволѣ подашь челобитную объ отставкѣ!» Таковыя и подобныя тому мысли начали-было меня и гораздо смущать и безпокоить. Однако, сіе не долго и до тѣхъ только поръ продолжалось, покуда не возобновилъ я обыкновеннаго моего упованія на Господа и Небеснаго обо мнѣ Попечителя и не подкрѣпилъ и не поуспокоилъ себя слѣдующими и точно тогда говоренными словами и мыслями: «Такъ, говорилъ я тогда сами себѣ; нельзя не сказать, что дѣло сіе сумнительно, и Богу извѣстно, что изъ сего новаго противъ меня покушенія и посягательства завистниковъ моихъ выйдетъ? Но сколько уже разъ были тому подобныя? Однако, до сего времени всемогущая рука Господня и Божественное Его Провидѣніе меня от всѣхъ оныхъ спасло и охраняло. А можетъ быть, угодно Ему будетъ и въ сей разъ спасти и охранить меня от сихъ злодѣйскихъ ковъ непостижимыми стезями.
Итакъ, возлагаю я на Него всю мою надежду и упованіе; предаю и въ сей разъ себя и все относящееся до меня въ Его святѣйшую волю, и да будетъ то, что не я, а что Онъ хочетъ! Если Ему, моему Господу и всегдашнему небесному Попечителю обо мнѣ, угодно будетъ отвлечь меня от сего мѣста, то и въ томъ да- буди Его святая воля! Онъ самъ мнѣ сіе мѣсто далъ, Онъ паки и отнять у меня его можетъ. Его святая воля и будь во всемъ! Онъ знаетъ, что творитъ и вѣдаетъ лучше, нежели я, что для меня вредно и что полезно. Итакъ, возвергну я и въ сей разъ всю мою печаль на Него, моего небеснаго Покровителя, и возложу на Него все мое упованіе, какъ и прежде». Сими и подобными сему мыслями и словами скоро я себя подкрѣпилъ и успокоилъ, и послѣдствіе времени оказало, что и не вотще возлагалъ на Него мое упованіе. Всемогущій разсѣялъ и въ сей разъ всѣ злодѣйскія противъ меня козни, какъ прахъ предъ лицемъ вѣтра, и я имѣлъ удовольствіе вновь удостовѣриться въ той великой истинѣ, что благо есть уповати на Господа и возлагать на Него всегда и во всемъ всю свою надежду!
Что касается до другаго письма, полученнаго от г. Жданова, то содержаніе и онаго было такого рода, что въ состояніи было увеличить наши въ семъ молодомъ человѣкѣ сумнительствы и посмутить гораздо наши мысли. Было оно самое критическое и подававшее намъ поводъ заключать, что едва ли наше дѣло съ нимъ и все его сватовство за мою дочь не хотѣло расплываться. По всему видимому казалось, что были какія нибудь обстоятельства, о которыхъ мы ничего еще не знали, и догадывались, что есть люди, разбивающіе и разрушающіе сіе начатое дѣло. Но какъ мы и оное предавали на произволъ Господу, то и сіе меня не слишкомъ тревожило. И будучи удостовѣренъ въ томъ, что таковыя важныя происшествія, каковыя суть замужества, никогда безъ особливаго смотрѣнія Божескаго и воли Его не происходятъ, предавалъ и наше дѣло Его святѣйшей волѣ, и тѣмъ скоро и въ разсужденіи сего пункта себя успокоилъ.
Какъ сихъ двухъ безпокойствъ было еще мало, то надобно было случиться къ стати еще и третьему. Въ самое сіе время пріѣзжай къ намъ и прежній нашъ поляк капельмейстеръ и приступилъ ко мнѣ съ такими просьбами, которыхъ мнѣ никакъ было не можно исполнить. Словомъ, приступанія его были столь усильныя, что онъ надоѣлъ мнѣ, какъ горькая рѣдька, и мы на-силу на-силу отбоярили его от себя ни съ чѣмъ.
Между тѣмъ, какъ происходило сіе у насъ въ Богородицкѣ, въ Тулѣ начались и продолжались выборы, и я скоро получилъ оттуда извѣстіе, что въ число новыхъ въ нашъ городъ судей выбранъ былъ и зять мой, Петръ Гарасимовичъ Шишковъ, что для всѣхъ насъ была неожидаемая новость, и мы не знали-радоваться ли тому, или тѣмъ огорчаться? Со всѣмъ тѣмъ, непротивно мнѣ было, что чрезъ сіе зять мой сдѣлался болѣе попривязаннымъ къ дѣлу и познакомится поболѣе съ приказными дѣлами, а семейство мое утѣшалось тѣмъ, что имѣть будетъ частѣйшее свиданіе съ моею дочерью, которой для сего надобно будетъ съ мужемъ жить вмѣстѣ съ нами въ Богородицкѣ.
Наступившій вскорѣ послѣ сего 22 день сего декабря мѣсяца былъ достопамятный въ моей жизни. Едва лишь въ оный я поутру всталъ, какъ является ко мнѣ пріѣхавшій изъ Ламокъ зятнинъ прикащикъ и, подавая письмы ко мнѣ от Михайловскаго городничаго князя Кропоткина, говоритъ, чтобъ я прочелъ оныя на-единѣ. Сіе мнѣ тотчасъ дало знать, что находилось въ нихъ что-нибудь важное. Они и подлинно были таковы и содержали въ себѣ нѣчто такое, чего мы всего меньше ожидали, а именно формальное сватовство за дочерей моихъ и, буде не можно уже за Настасью, то за Ольгу от нѣкоего артиллеріи подполковника Александра Степановича Коробьина, пронскаго помѣщика, человѣка, котораго мы не только не знали, но о которомъ никогда и не слыхивали. Предложеніе сіе дѣлано было намъ чрезъ посредство помянутаго князя Кропоткина. Жена его, будучи двоюродною сестрою моего зятя и знавшая насъ и дочерей нашихъ коротко, расхвалила ихъ сему знакомому имъ человѣку и подала тѣмъ ко всему тому поводъ. А какъ ни намъ сей женихъ, ни ему дочери мои были еще незнакомы, то и присовокуплена была притомъ просьба, чтобъ намъ пріѣхать къ нимъ въ Михайловъ въ первые дни приближающихся нашихъ святокъ.
Легко можно заключить, что таковая неожидаемость въ состояніи была ввергнуть и меня и все мое семейство въ превеликую разстройку мыслей и смущеніе. Съ одной стороны не знали мы, что еще воспослѣдуетъ съ Настасьею по связи, начатой съ г. Ждановымъ, от котораго не могли мы до того времени дождаться ничего прямо рѣшительнаго и находились въ мучительной неизвѣстности. Намъ жаль было и съ нимъ, какъ довольно уже съ знакомымъ намъ и достойнымъ человѣкомъ, разстаться, а не хотѣлось пропустить и новаго жениха, судя по выгодамъ, о какихъ въ разсужденіи его упоминала въ письмѣ своемъ княгиня Кропоткина. А прежде, нежели воспослѣдуетъ что-нибудь рѣшительное съ моею старшею изъ незамужнихъ дочерей, не хотѣлось намъ начинать ни какого дѣла и въ разсужденіи Ольги, яко младшей. Съ другой стороны озабочивалъ меня ожидаемый пріѣздъ въ Тулу намѣстника и происходящія противъ меня интриги. Съ третьей, хотѣлось мнѣ посовѣтовать и переговорить о томъ съ моимъ зятемъ и дочерью, его женою. Итакъ, поговоривъ о семъ съ моими родными домашними, рѣшились мы отписать къ нимъ и вызвать ихъ къ себѣ на совѣтъ, а между тѣмъ не могъ я довольно надивиться попеченію Небеснаго моего Благодѣтеля о моихъ дѣтяхъ и возблагодарить Его за отмѣнную и незаслуженную Его ко мнѣ милость.
Какъ зять мой находился тогда уже въ своей деревнѣ, то и пріѣхали они въ тотъ же еще день къ намъ къ вечеру, и тогда, по удаленіи обѣихъ дочерей моихъ въ другую комнату, и началось у насъ общее о семъ важномъ дѣлѣ совѣщаніе и сужденіе о томъ, какъ быть и что предпринимать намъ при тогдашнихъ обстоятельствахъ? Долго и много мы о томъ между собою говорили и досадовали на медленность и нерѣшимость г. Жданова, и наконецъ, условились и въ томъ, чтобъ писать къ нему и безъ дальнихъ околичностей требовать от него рѣшительнаго отвѣта о его къ намъ расположеніи, а между тѣмъ не отвергать никакъ и новаго жениха, а стараться только попродолжить время до полученія от г. Жданова рѣшительнаго отвѣта, и сообразно съ тѣмъ расположить и отвѣтное наше письмо къ князю и княгинѣ Кропоткиной.
Теперь не могу и понынѣ забыть того пункта времени, когда я, по окончаніи совѣщанія, вышелъ въ ту комнату, гдѣ находились тогда обѣ наши невѣсты. Обѣ онѣ сидѣли тутъ въ потемкахъ, какъ оглашенныя, другъ подлѣ друга въ глубокихъ размышленіяхъ о предстоящемъ и неизвѣстномъ еще рѣшеніи обѣихъ ихъ жребія. Я поиздѣвался тогда надъ обѣими ими, а онѣ вставъ обѣ поцѣловали молча мои руки. Сцена сія была для меня самая трогательная, и такая, что глаза мои смочились слезою чувствительности.
По отправленіи обоихъ помянутыхъ важныхъ писемъ къ г. Жданову и въ Михайловъ, принялся за прежнія мои упражненія и продолженіе лѣченія разныхъ людей своею электрическою машиною, которыхъ около сего времени столкнулось такъ много, что въ 23 день декабря принуждена была она цѣлыхъ 32 раза работать и не одинъ разъ доходило до того, что пузырь стеклянный от безпрерывнаго тренія такъ разгорячался, что не могъ производить обыкновеннаго своего дѣйствія, и мы принуждены были прохлаждать его приносимыми съ надворья холодными салфетками; а изъ сего и можно заключить о томъ, въ какой находилась тогда машина моя славѣ и всеобщемъ къ себѣ довѣріи.