Наступившій послѣ сего день былъ у насъ воскресный. И какъ мнѣ оной надлежало быть у новаго нашего директора и у намѣстника и сему послѣднему представить своего сына, то препоручилъ я отвезть его къ намѣстнику въ домъ Петру Николаевичу Юшкову, а самъ поѣхалъ поранѣе къ новому своему будущему командиру г. Дурову. Итакъ, въ сей день впервыя узналъ я сего человѣка, которой показался мнѣ почти ни рыбой, ни мясомъ, или, прямѣе сказать, такимъ, что я не зналъ, что объ немъ думать и заключать и къ какому разбору людей причислять онаго. Все его обращеніе со мною показалось мнѣ столь страннымъ и необыкновеннымъ, что я даже поразился великимъ недоумѣніемъ и не зналъ, какое объ немъ и о характерѣ его дѣлать заключеніе. Я по обыкновенію рекомендовалъ ему себя и, по простодушію своему, такимъ образомъ, какъ дѣлывалъ то со всѣми прежними моими начальниками и надѣялся получить и от него такое же соотвѣтствіе, каковое получалъ я от прежнихъ; но въ томъ обманулся, и съ прискорбіемъ душевнымъ увидѣлъ, что онъ всякой обыкновенной благопривѣтливости удаленъ былъ весьма далеко, и хотя обошелся со мною не грубо и незаносчиво и довольно вѣжливо и учтиво, но вся его надъ мѣру тихая и по наружности скромная поговорка казалась мнѣ весьма подозрительною и ненатуральною, что съ самаго уже начала не могъ я себя принудить почитать его на ряду съ прочими добрымъ человѣкомъ. Словомъ, весь его нравственный и наружный характеръ какъ-то мнѣ весьма не нравился, и я имѣлъ болѣе наклонности почитать его скрытымъ, хитрымъ, лукавымъ и такимъ человѣкомъ, от котораго не столько добра, сколько зла ожидать можно было.
Между тѣмъ, какъ мы съ нимъ кое-о- чемъ говорили, пріѣзжали къ нему многіе и другіе, съ которыми онъ ничѣмъ не лучше обходился, какъ и со мною; и какъ слишкомъ сладкія его слова и наружная скромность никого не плѣняли, то и всѣ другіе такія же невыгодныя дѣлали объ немъ заключенія, какъ и я, и не было никого, кто бы назвалъ его добрымъ человѣкомъ. Я дождался покуда онъ поѣхалъ со двора къ вицъ-губернатору на поклонъ и рѣшился самъ ѣхать туда же, надѣясь тамъ найтить Юшкова и своего сына, но ихъ тамъ еще не было. Какъ вицъ-губернаторъ былъ мнѣ уже знакомый человѣкъ и имѣлъ обо мнѣ выгодныя мнѣнія, а особливо видя какъ обходился со мною намѣстникъ, то принялъ меня весьма ласково и благосклонно, посадилъ подлѣ себя и сталъ говорить со мною дружелюбно и обо многомъ. Сіе было мнѣ въ особливости пріятно и болѣе потому, что дѣлалось то при г. Дуровѣ, неудостоившемъ меня далеко такой благосклонности, а сверхъ того было тогда у вицъ-губернатора и другихъ господъ много. Я дожидался тутъ долго г. Юшкова, но, не могши дождаться, подумалъ, что они проѣхали прямо къ намѣстнику, и потому поѣхалъ туда-жъ, но не нашолъ ихъ и тамъ и не зналъ, гдѣ они были. Намѣстникъ, между тѣмъ, вышелъ и поѣхалъ къ обѣдни, а я благимъ
матомъ поскакалъ къ г. Юшкову отыскивать своихъ, но и тамъ ихъ не было, а сказали мнѣ, что поѣхали они къ вицъ- губернатору. и что Петръ Николаевичъ хотѣлъ представить ему моего сына. Сіе побудило меня скакать опять благимъ матомъ въ соборъ: я надѣялся найтить ихъ тамъ, но и въ сей надеждѣ обманулся. Ненашедши ихъ и тутъ, не зналъ я куда мнѣ, по окончаніи обѣдни, ѣхать; но такъ случилось, что я сошолся тутъ съ г. Свѣчинымъ. Сей, увидѣвши меня, сталъ невѣдомо-какъ звать къ себѣ посмотрѣть, и буде можно, исправить его электрическую машину, на что я охотно и согласился. Побывавъ у него, и все, что можно было, сдѣлавъ, поѣхалъ я вмѣстѣ съ нимъ обѣдать къ намѣстнику. Тутъ, къ удовольствію моему, нашелъ я и г. Юшкова и своего сына; а какъ вскорѣ за симъ возвратился и намѣстникъ, заѣзжавшій от обѣдни куда-то въ гости, то представилъ я ему и рекомендовалъ своего сына, а потомъ присовѣтовалъ ему ѣхать обѣдать къ своему хозяину Пастухову; самъ же, отобѣдавъ у намѣстника и дождавшись какъ всѣ усѣлись играть въ карты, поѣхалъ домой, и ѣдучи мимо дома г. Верещагина, заѣхалъ къ нему; и нашедши тутъ и своего Павла, посидѣлъ у него, и потомъ возвратился съ нимъ на квартеру свою, куда переѣхалъ уже и сынъ мой. И какъ не нашли мы хозяевъ никого дома, то тутъ-то только удалось мнѣ съ нимъ часа два поговорить и распросить обо всемъ, относящемся до нашего деревенскаго дома. Наконецъ, пріѣхали наши и хозяева, и мы съ ними отъужинавъ кончили тѣмъ и сей день.
По наступленіи послѣдующаго дня, ѣздилъ я по-утру опять къ директору, но едва засталъ его дома, ибо въ сей день надобно было ему ѣхать въ казенную полату, для вступленія въ свою должность; почему и не удалось мнѣ съ нимъ ничего поговорить, а получилъ только от него приказаніе пріѣхать къ нему на вечеръ и привезть, если есть какія со мною относящіяся до волостей нашихъ бумаги. Сими не преминулъ я запастись при отъѣздѣ своемъ изъ Богородицка, такъ какъ и всегда то дѣлывалъ при вступленіи новыхъ командировъ. Итакъ, проводивъ его со двора, поѣхалъ я для нѣкоторыхъ нуждъ въ намѣстническое правленіе, а оттуда въ казенную полату, гдѣ и видѣлъ вступленіе новаго моего начальника въ свою должность. Но какъ дѣлать мнѣ тамъ было нечего, то поѣхалъ оттуда на свою квартеру и занялся весь почти день приведеніемъ въ порядокъ привезенныхъ съ собою бумагъ, для представленія оныхъ новому своему командиру, от котораго безсомнѣнно надѣялся получить от него себѣ благодарность, ибо я употребилъ все, что только можно было, къ преподанію ему обо всѣхъ, до волостей нашихъ относящихся, обстоятельствахъ наияснѣйшаго понятія. Но какъ жестоко я въ томъ и ожиданіяхъ моихъ обманулся, и какъ много послѣ жалѣлъ о томъ, что иное для угожденія ему сочинялъ, писалъ и дѣлалъ!
Пріѣхавъ къ нему, по приказанію, передъ вечеромъ, нашелъ я его одного и меня уже дожидавшагося. Онъ принялъ меня опять ни тепло, ни холодно, и при первой встрѣчѣ смутилъ уже меня своими вопросами, произносимыми хотя тихими, нескорыми, гладкими словцами, но такимъ тономъ, который мнѣ что-то очень- очень не нравился. «Что батюшка? сказалъ онъ, привезли ли вы съ собою бумаги, о которыхъ мы говорили?»—«Привезѣ», отвѣчалъ я ему и, вынувъ изъ-за пазухи цѣлую кипку оныхъ, ему вручилъ. —«Ну, посмотримъ, батюшка, и пообъяснитесь мнѣ объ нихъ.» Сказавъ сіе, пошелъ онъ отыскивать любимые свои большіе и прекрасные счеты, на которыхъ былъ онъ превеликій мастеръ все выкладывать, и усѣвшись съ ними за небольшой столик, былъ такъ грубъ, что и не посадилъ меня подлѣ себя, сказалъ: «Ну, посмотрим-ка, посмотримъ и поглядимъ, что такое?» Сими и подобными своими холодными и какъ бы презрительными словами и вопросами, при первой встрѣчѣ, такъ онъ меня расшевелилъ, что я вознегодовавъ о томъ, жалѣлъ уже, что я ему ихъ всѣ вдругъ представилъ, и еслибъ можно было, то половину-бъ изъ нихъ опять у него изъ рукъ вырвалъ и спряталъ. Но какъ сего сдѣлать было уже не можно, то принужденъ былъ, стоючи уже предъ нимъ, ему объ нихъ объясняться: «Вотъ, сказалъ я, списокъ всѣмъ находящимся въ волостяхъ селамъ и деревнямъ, съ показаніемъ сколько въ нихъ жителей, дворовъ, земли и прочихъ угодій; вотъ маленькая карточка, сдѣланная мною для васъ, для показанія положеній ихъ и разстояній от Богородицка». Онъ взялъ ее, развернулъ и началъ разсматривать; разсматривалъ долго; но вмѣсто того, чтобъ ею полюбоваться и сказать мнѣ за нее спасибо, или, по крайней мѣрѣ, изъявить хоть маленькій знак своего удовольствія; не только не сказалъ мнѣ на сіе ни одного слова, но, схватя свои фаворитки-счеты, началъ на нихъ повѣрять, точно ли такъ показаны общія суммы людей, земли и прочаго. Сіе меня такъ удивило и поразило, что я стоялъ ровно остолбенѣвши и съ нетерпѣніемъ дожидался, покуда онъ свои повѣрки кончитъ. А между тѣмъ примѣтивъ совершенное его въ географическихъ свѣдѣніяхъ невѣжество, самъ въ себѣ въ мысляхъ говорилъ: «ну, братъ, видно, что ты хватъ и дѣтина ловкій, и что-то окажешь въ себѣ далѣе, а начало что-то не обѣщаетъ ничего хорошаго.»
Кончивъ свои повѣрки и не найдя ни въ чемъ ошибки, сказалъ онъ: «Ну, батюшка, что далѣе?»—«А вотѣ», сказалъ я, развернувъ третью бумагу и пояснивъ: «списокъ всѣмъ чиновникамъ и служащимъ при разныхъ должностяхъ по волости, съ показаніемъ получаемаго ими денежнаго и хлѣбнаго жалованья, и нѣкоторыя объясненія, до нихъ относящіяся». Онъ, взявъ сію и начавъ разсматривать, изволилъ изъяснить свое удивленіе, сказавъ: «Э! э! э! сколько ажно ихъ, и какая огромная сумма денегъ и хлѣба на ихъ расходится; да кто это ихъ столько насовалъ?»
Вопросъ сей вздурилъ меня еще больше, и до того, что я съ нѣкоторымъ негодованіемъ ему на сіе сказалъ: «Такъ угодно было прежнимъ главнымъ начальникамъ, коимъ ввѣряемы были от ея величества государыни императрицы въ управленіе волости и всѣ въ нихъ распоряженія, да и собственной волѣ ея величества. Безъ ея соизволенія и апробаціи ничего не было предпринимаемо». Симъ поизумилъ и поошарашилъ я его нѣсколько; однако, онъ не преминулъ и тутъ, взявъ опять свои счеты, и на нихъ всѣ числы повѣрять, и я опять нѣсколько минутъ въ молчаніи и удивленіи его копотливости— стоять и дожидаться. Кончивши и сіе и не найдя опять ни въ чемъ никакой погрѣшности, спросилъ онъ: «Ну, что далѣе, батюшка?»—«А вотъ, сказалъ я, показаніе всѣхъ источниковъ доходовъ волостныхъ, денежныхъ и хлѣбныхъ, обыкновенныхъ и случайныхъ, и количествъ ихъ. И не давая ему времени заниматься опять своими повѣрками, схватя и развернувъ одну за другою прочія бумаги, ему говорилъ: «Вотъ показанія всѣхъ обыкновенныхъ и случайныхъ денежныхъ и хлѣбныхъ расходовъ, вотъ вѣдомость о имѣющихся теперь въ наличности разныхъ денежныхъ суммъ и хлѣбовъ въ магазинѣ, вотъ вѣдомость отдаваемымъ въ оброкъ наёмнымъ землямъ, вотъ списокъ всѣмъ строеніямъ казеннымъ, находящимся въ волостяхъ, вотъ вѣдомость о разныхъ матеріалахъ, вотъ показаніе о разныхъ по волостямъ заведеніяхъ, вотъ вѣдомость о волостномъ гошпиталѣ и обо всемъ, касающемся до онаго, и наконецъ, вотъ особенныя и нужныя для свѣдѣнія вашего о разныхъ вещахъ и обстоятельствахъ замѣчанія». Сими послѣдними надѣялся я въ особливости ему угодить, такъ какъ мнѣ то удавалось дѣлать въ разсужденіи прежде бывшихъ командировъ. Однако, къ чувствительной досадѣ моей, и въ томъ я невѣдомо-какъ обманулся: онъ не только и не подумалъ за все сіе и трудъ и услугу мою меня поблагодарить или, по крайней мѣрѣ, изъявить свое благоволеніе, но, напротивъ того, все сіе слушалъ и, принимая мои бумаги, смотрѣлъ на нихъ съ такимъ хладнокровіемъ и неуваженіемъ, что меня до безконечности удивило; и не сказавъ мнѣ ни полуслова, принялся по всѣмъ имъ рыться, копаться, повѣрять на счетахъ, во всемъ не довѣрять, во всемъ сомнѣваться и заставилъ меня больше часа смотрѣть только на себя съ прежнимъ негодованіемъ и только