Непосредственно почти за симъ насталъ день именинъ жены моей, въ который день была у насъ пирушка, и мы угощали у себя многихъ обѣдомъ и между прочимъ и самую тетку Матрену Васильевну, которая не такъ была больна, чтобъ не могла къ намъ изъ замка пріѣхать. Всѣ родные наши были также, а не доставало только однихъ отсутственныхъ, невозвратившихся еще изъ Твери. О сихъ, по причинѣ испортившагося уже зимняго пути и наступившей половоди, мы невѣдомо-какъ заботились и горевали о томъ, что имъ дурно будетъ ѣхать и даже опасно переправляться черезъ рѣки.
Не успѣло дней двухъ пройтить послѣ сего праздника, какъ посреди самыхъ часъ-отъ-часу болѣе увеличивавшихся заботъ о нашихъ дорожныхъ, поражены были всѣ мы скоропостижною и всего меньше ожидаемою кончиною любезной нашей Матрены Васильевны, воспослѣдовавшею передъ вечеромъ 21 числа марта. Не ожидали мы ни какъ сего, потому что ей было от болѣзни ея гораздо уже лучше, такъ что она въ самой сей день была нарочито весела, ходила, сидѣла, упражнялась по привычкѣ своей въ рукодѣліи и вязала чулок . Но вдругъ сдѣлалось ей дурно, подступило подъ грудь и менѣе нежели въ двѣ минуты ее не было уже на свѣтѣ и она переселилась въ вѣчность. Произошло сіе такъ скоро, что я не успѣлъ прискакать, хотя въ туже минуту ко мнѣ послали случившіяся тогда быть у ней дочь ея меньшая и матушка моя теща,—-но не засталъ ее уж въ-живыхъ.
Легко можно заключить, что происшествіе сіе всѣхъ насъ сколько съ одной стороны огорчило, столько съ другой—и перетревожило, а больше всѣхъ меня. Я любилъ ее чистосердечно и она по уму и по всегдашней своей ласкѣ и дружбѣ къ намъ была и достойна любви и почтенія; и потому было всѣмъ намъ ее очень жаль. Но какъ опредѣленія судебъ перемѣнять было уже не можно, то надлежало думать о томъ, что съ нею дѣлать и предпринимать, гдѣ предавать ее землѣ. Мое первое дѣло было отправить, ни мало не медля, съ извѣстіемъ о томъ къ обоимъ ея зятьямъ Крюкову и Кислинскому, находившимся въ своихъ деревняхъ; а между тѣмъ, перевезя дочь ея къ себѣ въ домъ, приступить къ приготовленію нужнаго для ея погребенія; ибо, по тогдашней половоди, не думалъ я чтобъ тѣло ея куда-нибудь везть можно было.
Къ симъ заботамъ присовокуплялась и другая отъ-часу болѣе увеличивающаяся о нашихъ дорожныхъ, о которыхъ мы не знали что и думать, и очень огорчались. Наконецъ, пріѣзжаетъ большой зять мой изъ Тулы и привозитъ извѣстіе, будто бы былъ тамъ слухъ, что имъ надлежало еще въ тотъ же день пріѣхать въ Тулу и что ихъ видѣли не далече уже от оной, а посему и возвращенія ихъ къ намъ ожидать надобно въ тотъ же день къ вечеру. Сіе обрадовало насъ до чрезвычайности и увеличивало нетерпѣливое ожиданіе наше еще знатнымъ градусомъ. Мы ждали ихъ къ вечеру и ждали не- спуская почти глазъ съ дорогъ, по которымъ имъ ѣхать надлежало; но они не ѣхали и ихъ невидать было. Каждый шумокъ, каждое бреханіе собак вызывало меня на крыльцо. Я устремлялъ взоры, простиралъ слухъ свой, чтобъ услышать шумокъ; но нѣтъ, ничего было не видно и не слышно; заключали то, заключали другое; выдумывали нужды и обстоятельства, остановившія ихъ въ Тулѣ и раздумывали и не знали, за чѣмъ бы они такъ долго не ѣхали. Наконецъ, положили, что они ночуютъ въ Дѣдиловѣ и къ намъ пріѣдутъ уже въ послѣдующій день рано.
Сіе и воспослѣдовало дѣйствительно, и мы обрадованы были наконецъ благополучнымъ ихъ возвращеніемъ. Но сколько нуждъ и самыхъ опасностей претерпѣли они на своемъ обратномъ путешествіи! По пріѣздѣ въ Серпуховъ, было на нихъ превеликое горе при услышаніи, что рѣка Ока только-что прошла и что черезъ ее, за идущимъ льдомъ, не было нигдѣ и ни какого переѣзда. Сіе извѣстіе поразило ихъ, какъ громовымъ ударомъ, и они, почитая необходимостію, рѣшились- было съ крайнимъ огорченіемъ остаться въ Серпуховѣ, покуда пройдетъ ледъ, и пробыть тутъ и самую приближающуюся Святую недѣлю, хотя сіе было и крайне горестно. Но что-жъ случилось? Ночуя тутъ, вдругъ по-утру они слышутъ скрипъ ѣдущихъ по дорогѣ саней от рѣки. Удивившись тому, спрашиваютъ они у обозныхъ, какъ они переѣзжали рѣку? «По льду-де», отвѣчаютъ они, «сперлись-де икры и по нимъ переѣзжать можно». Сіе взбударажило нашихъ дорожныхъ, захотѣлось и имъ, переграбиться какъ-нибудь за Оку и поспѣть къ намъ къ празднику. Долго они думали и совѣщались между собою, но наконецъ рѣшились ѣхать по морозцу хотя до берега и самимъ посмотрѣть. «Запрегай, запрегай скорѣе лошадей», и поѣхали; пріѣзжаютъ на берегъ и видятъ 2 или 3 превеликія льдины, спершіяся между береговъ, и по нимъ переѣзжающіе обозы. Какъ быть, думаютъ они и говорятъ между собою? Инымъ хотѣлось отважиться ѣхать и самихъ, другіе трепетали от одного помышленія явной опасности. Опасность въ самомъ дѣлѣ была великая, ибо и выше, и ниже сихъ льдинъ рѣка уже прошла. Долго они думали и не рѣшались, но наконецъ, желаніе добраться до дома превозмогло страхъ и они наудачу пустились на сію отвагу и, перекрестясь, сами пошли пѣшкомъ, а повозкамъ велѣли ѣхать. У всѣхъ у нихъ душа была во все время отважнаго перехода сего не на, мѣстѣ, и одна изъ дочерей моихъ чуть-было не оступилась и не попала между льдомъ въ воду. Но какъ бы то ни было, но они, хотя съ неописаннымъ страхомъ и трепетомъ, но удачно и благополучно перебрались черезъ рѣку и со всѣми повозками своими и не впомнились от радости, какъ увидѣли, что черезъ нѣсколько минутъ льдины сіи от напора воды треснули и пошли въ ходъ свой. Они не находили довольно словъ къ благодаренію Господа за такую великую къ себѣ милость.
На другой день по пріѣздѣ ихъ прискакалъ къ намъ и меньшой зять покойницы Левъ Савичъ Крюковъ, съ которымъ и условились мы, чтобъ погребсти покойницу у насъ въ Богородицкѣ. И какъ къ сему времени приготовленъ былъ уже нами и гробъ, то въ тотъ же день и вынесли мы тѣло ея въ церковь. Къ послѣдующему за симъ дню, противъ всякаго чаянія, прискакалъ и старшій ея зять— Василій Ивановичъ Кислинскій съ женою и дѣтьми; почему и не стали мы долѣе мѣшкать, но въ тотъ же день съ обыкновенною процессіею, при стеченіи многочисленнаго народа и погребли ее на островку у гошпитальной церкви Ильи Пророка, по правую сторону алтаря, подлѣ дѣтей моихъ и внучатъ. А до погребенія еще имѣлъ я удовольствіе помирить между собою обоихъ сихъ зятьевъ покойницы, бывшихъ до сего въ несогласіи, и прекратить всю вражду между ими. Оба они были и наслѣдниками всему оставшемуся послѣ ея имѣнію, въ которое они съ того времени и вступили. Они. пробыли у меня еще дня два и хотя за половодью хотѣли-было остаться и на праздникъ, но послѣ раздумали и разъѣхались — каждый во-свояси.
Все сіе происходило въ теченіи Страстной недѣли, съ окончаніемъ которой кончился и мартъ мѣсяцъ. День Пасхи случился въ сей годъ у насъ въ самое первое число апрѣля. Я отпраздновалъ оный въ кругу всего своего семейства и всѣ мы были веселы и довольны, но послѣдующихъ за симъ прочихъ дней Святой недѣли почти не видѣлъ. Директоръ нашъ заметалъ насъ повелѣніями за повелѣніями и надавалъ намъ требованіями и предписаніями своими столько трудовъ и работы, что не только всѣ канцелярскіе мои служители, но самъ я имѣлъ полны руки работы и мы всю Святую недѣлю прописали и промучились всякой день до усталости трудами. Словомъ, во все мое долговременное въ Богородицкѣ пребываніе не имѣлъ столько наискучнѣйшихъ трудовъ по должности, какъ въ сіе время. Происходило сіе, от того, что г. Дурову, какъ новому полновластному начальнику, хотѣлось оказать свое искусство въ правленіи, а особливо по бумажнымъ дѣламъ; и чего- и — чего не принуждены мы были по требованіямъ и по хотѣніямъ его писать и переписывать, и на большую часть пустова и такова, чему мы всѣ внутренно смѣялись и негодовали. Не удовольствуясь одними то-и-дѣло присылаемыми предписаніями, прислалъ онъ еще къ намъ одного коммиссіонера или, прямо сказать, шпіона, отысканнаго имъ въ Тулѣ изъ тамошнихъ квартальныхъ офицеровъ и принятаго имъ къ, себѣ для опредѣленія къ должности у насъ по волостямъ. Человѣкъ сей прозывался Сорокинымъ и былъ таковъ, что мы при первомъ взглядѣ на него и заключили, что надобно было ему быть изъ плутовъ плуту и самому негодному человѣку. Въ заключеніи семъ мы ни мало и не ошиблись, ибо не успѣлъ онъ пріѣхать какъ и началъ все вышаривать и выискивать, какъ сущій бездѣльникъ. Но, спасибо, что канцелярія моя была во всемъ исправна и ему трудно было найтить какія-нибудь неисправности въ оной. Со всѣмъ тѣмъ, секретарь мой Варсобинъ, по извѣстному негодному его характеру, не преминулъ тотчасъ съ нимъ, къ превеликой досадѣ моей и добраго моего секретаря Щедилова, снюхаться и внушить ему всякія бездѣльствы и клеветы по своему обыкновенію, хотя послѣ самому же ему они во вредъ обратились. Впрочемъ, первѣйшими дѣяніями нашего новаго полновластнаго начальника было то, что онъ уничтожилъ бывшую у, насъ до того волостную богадѣльню, и обрадовалъ симъ всѣхъ бывшихъ въ ней бѣдняковъ, содержимыхъ на казенномъ коштѣ, на самый первый день Пасхи, и чрезъ то навлек на себя проклятіе от сихъ бѣдныхъ старухъ и стариковъ. Вторымъ и также новымъ безразсуднымъ и такимъ дѣяніемъ, въ которомъ онъ послѣ самъ раскаивался, было то, что онъ велѣлъ распустить всѣхъ бывшихъ у насъ при домѣ и так-называемыхъ бобылей, набранныхъ изъ обѣднѣвшихъ совсѣмъ крестьянъ и употребляемыхъ до того на исправленіе всѣхъ мелкихъ ежедневныхъ работъ въ садахъ и при домѣ казенномъ, и получавшихъ за то мѣсечину изъ магазина. Сдѣлано было сіе по представленію моему для облегченія крестьянъ и они были очень нужными людьми. Но г. Дурову показалось, что они много съѣдаютъ хлѣба и получаютъ жалованье, хотя все сіе составляло самую бездѣлку, и потому велѣлъ онъ ихъ всѣхъ распуститъ и какъ, неимѣющихъ ни домовъ и ничего, заставилъ скитаться по-міру. Самому ему они послѣ очень вознадобились, но ихъ взять было уже негдѣ.
Промучившись за помянутыми письменными дѣлами до самой половины апрѣля мѣсяца, надобно мнѣ было самому отвезть ихъ въ Тулу къ г. Дурову, куда я 16 числа и поѣхалъ, и въ сей разъ остановился у друга моего Петра Николаевича Юшкова, который былъ мнѣ очень радъ и отвелъ мнѣ въ домѣ своемъ особые покойцы для квартированія, которыми равно какъ и дружбою и ласкою угощеніемъ его и жены его былъ я очень доволенъ. У командира своего былъ я на другой день по-утру; пробылъ у него часа только три, въ которые успѣли мы все переговорить и дѣла свои кончить. Отѣ него проѣхалъ я къ намѣстнику, который принялъ меня по-прежнему очень милостиво и дружелюбно и не преминулъ меня распросить, а я ему разсказать о всѣхъ дѣяніяхъ моего начальника, и онъ, слушая то, только-что усмѣхался, какъ и нельзя было многому не смѣяться; ибо многія затѣи и предпріятія его были по всей справедливости смѣха достойными. Вечеръ пробылъ я опять у г. Дурова, и раскланявшись съ нимъ, рѣшился на другой же день по-утру пуститься въ обратный путь.