Между тѣмъ, какъ я помянутымъ образомъ въ залѣ, вмѣстѣ съ прочими, выхода Императрицы дожидался, разнесшійся по городу слухъ о скоромъ отъѣздѣ Государыни встревожилъ всю Тулу и вскружилъ у всѣхъ голову, а особливо у госпожъ и боярынь, въ ней тогда бывшихъ. Всѣмъ имъ, неимѣвшимъ воображаемаго счастья видѣть ее ни въ городѣ, ни на балѣ, восхотѣлось непремѣнно, по крайней мѣрѣ, видѣть ее при выѣздѣ изъ Тулы. И, Господи! какая поднялась тогда изо всего города ѣзда каретъ въ Московскую улицу, и какой стук и громъ происходилъ от множества каретъ, поспѣшающихъ въ оную. Всѣмъ и каждому изъ нихъ хотѣлось благовременно пріискать себѣ тамъ чей- нибудь домъ, или, по крайней мѣрѣ, окошко въ немъ, для смотрѣнія, и многія не жалѣли никакихъ денегъ при наниманіи на нѣсколько часовъ Оныхъ. Со всѣмъ тѣмъ, многимъ не удалось найтить себѣ мѣстъ въ домахъ и окошкахъ, а принуждены онѣ были стоять въ каретахъ, на улицѣ самой, и выходить изъ нихъ при проѣздѣ мимо ихъ Государыни. Но, бѣдныя и жалкія, всѣ онѣ не получили за всѣ свои труды и убытки удовлетворенія; всѣмъ имъ вообще удалось только взглянуть на проскакавшую мимо ихъ, со скоростью, подобною молніи, карету съ Императрицею, п я сумнѣваюсь, чтобъ которой-нибудь изъ нихъ удалось ее въ лицо увидѣть.
Что касается до меня и всѣхъ бывшихъ тогда въ дворцовой залѣ, то имѣли мы вожделѣннѣйшій случай видѣть Государыню какъ при проходѣ чрезъ залы, такъ и при вхожденіи въ стоящую предъ окнами сей залы, свою карету. Мы, налюбовавшись ею досыта, проводили ея съ глубочайшими поклонами и сердечнымъ желаніемъ, чтобъ путешествіе ея было благополучно. Она сѣла прямо въ карету сама-четвёртъ, а именно: съ госпожею Протасовою, принцемъ де — Линемъ и цесарскимъ посланникомъ Кобенцелемъ. И не успѣла сѣсть, какъ поскакала и скрылась изъ глазъ нашихъ въ одну минуту. И черезъ нѣсколько минутъ выстрѣлы изъ пушек , поставленныхъ при выѣздѣ изъ города, возвѣстили намъ и о ея выѣздѣ изъ онаго.
Симъ образомъ проводили мы тогда нашу монархиню, и сей разъ былъ послѣдній, что я ее при жизни видѣлъ. Услышавши пальбу, поклонился я ей еще вслѣдъ, и внутренно мыслилъ о своей книгѣ, полетѣвшей вмѣстѣ съ нею. Что съ нею послѣ воспослѣдовало и разсмат- ривала ли ее когда-нибудь Государыня, того я уже со всѣмъ не знаю. А удалось мнѣ только чрезъ нѣсколько лѣтъ послѣ того слышать, что ее видѣли, лежащую вмѣстѣ сь прочими рѣдкостными книгами въ Императорскомъ эрмитажѣ, въ Петербургѣ. Но то только извѣстно: не произвела она никакихъ выгодныхъ ни для меня, ни для сына моего слѣдствій, и труды наши, совокупно съ нею, пропали по-пустому, а обратились только во вредъ трудившемуся неутомимо надъ рисованіемъ картинъ, въ ней находящихся, по причинѣ мелкой работы; ибо онъ, какъ думаю самъ я теперь, повредилъ и ослабилъ на вѣкъ, къ великому нашему прискорбію и сожалѣнію, свое зрѣніе.
Проводивъ симъ образомъ свою монархиню, поѣхалъ я съ сыномъ, бывшимъ тогда со мною, отыскивать своихъ домашнихъ, о которыхъ зналъ я, что и онѣ вмѣстѣ съ прочими поѣхали въ пріисканный знакомыми домъ на Московскую улицу. И отыскавъ ихъ и побывавъ на той же улицѣ у квартировавшей тетки ея госпожи Арцыбышевой и у Верещагина, возвратился къ обѣду на свою квартиру. А послѣ обѣда поѣхалъ я къ г. Давыдову, какъ младшему и ближайшему своему командиру, для принятія от него приказаніевъ объ волости ибо мы, не имѣя съ нимъ надобности болѣе жить въ Тулѣ, располагались, въ послѣдующій за симъ день, пуститься обратно въ Богородицкъ.
Г. Давыдова засталъ я дома, и нашолъ его весьма въ веселомъ духѣ и, по всему видимому, радующимся о скоромъ отъѣздѣ Государыни. Ибо, какъ бы то ни было, чрезъ самое то исчезли всѣ его опасенія, чтобъ не вышли наружу и не сдѣлались какимъ-нибудь образомъ извѣстными всѣ его шалости и проказы въ дѣлахъ управленія ея волостями. Онъ не преминулъ распросить меня о томъ, что произошло съ моею книгою, и услышавъ от меня обо всемъ происхожденіи, улыбался только, равно какъ бы будучи доволенъ, что такъ случилось; ибо я давно уже запримѣтилъ, что онъ смотрѣлъ на все, относящееся до нея, косымъ окомъ, хотя и не могъ не хвалить ея работу. Можетъ быть, происходило сіе от нѣкотораго рода зависти и досады, для чего и все сіе дѣло производилъ не чрезъ его. Но какъ бы то ни было, но онъ кончилъ критикованіемъ намѣстника, говоря, что напрасно онъ то сдѣлалъ, что присовокупилъ ее къ своимъ книгамъ и атласамъ, и что гораздо лучше было, если-бъ отложилъ поднесть оную особливо до другого и удобнѣйшаго времени, нежели какое тогда было. Впрочемъ, изъявилъ и онъ мнѣ свое сумнѣніе о томъ, чтобъ могла произойти от ней какая-нибудь для насъ польза, а тоже думалъ, что и я, то есть, что едва ли она не погибнетъ совершенно. Наконецъ, отпустилъ онъ меня, давъ мнѣ нужные по нѣкоторымъ дѣламъ ордеры и сказавъ, что онъ въ непродолжительномъ времени пріѣдетъ и самъ къ намъ въ Богородицкъ, чтобъ вмѣстѣ со мною объѣздить всю волость.
Итакъ, собравшись съ утра послѣдующаго дня, и пустились мы въ свой обратный путь, и успѣли еще въ тотъ же день пріѣхать въ Богородицкъ, гдѣ нашли всѣхъ остававшихся тамъ, своихъ родныхъ, въ добромъ здоровьѣ. Всѣ они, и всѣ наши городскіе друзья и пріятели, небывшіе въ Тулѣ, замучили насъ своими вопрошаниями обо всемъ тамъ происходившемъ, и между прочимъ, и о самой судьбѣ нашей книги съ рисунками. Я при разсказываніи обо всемъ, до ней относящемся, хотя для скрытія внутренняго своего неудовольствія и старался придавать всему видъ, сколько можно лучшій, и не изъявляя ни мало сожалѣнія своего въ томъ, что не произошло от нея ничего, хотя приписывалъ все короткости времени, недодпустившей Государыню на сіи рисунки наши взглянуть, и говорилъ хотя, что воспослѣдуетъ сіе непремѣнно, либо въ Москвѣ, либо въ Петербургѣ,—но домашнихъ своихъ трудно было мнѣ переувѣрить въ томъ мнѣніи, что всѣ труды наши пропали по-пустому, и ихъ далеко не могъ я столь скоро утѣшить, какъ хотѣлъ, въ прискорбіи, произведенномъ въ нихъ симъ неудачнымъ и неблагопріятнымъ случаемъ. Но они не преставали долгое время о томъ горевать и тужить о потерянныхъ тщетно столь многихъ трудахъ и стараніяхъ.
Что-жъ касается собственно до меня, то я, слѣдуя всегдашнимъ правиламъ своимъ, очень скоро и безъ дальнаго труда самъ себя утѣшилъ и духъ свой успокоилъ; чему въ нѣкоторое свидѣтельство могутъ служить пріобщенныя къ сему точныя слова, какими заключилъ я тогда въ журналѣ моемъ записку о семъ происшествіи. Вотъ какого была она содержанія:
«Симъ образомъ кончилось и наше путешествіе и рѣшились всѣ наши сумнительства, опасенія и мысли, и надежды. Ежели останется на семъ и не произойдетъ ничего въ Москвѣ, куда вслѣдъ за Государынею поѣхалъ намѣстникъ, то можно прямо съ Эзоповою баснею сказать: что трясущаяся великая гора родила только мышь, и вся громада нашихъ надеждъ и трудовъ разрушилась и пропала по-пустому и исчезла, яко дымъ. Однако, я обо всемъ томъ ни мало не безпокоюсь и не тужу, по той причинѣ, что я при самомъ еще началѣ просилъ моего покровителя Бога, чтобъ Онъ при семъ случаѣ распорядилъ всѣ обстоятельства такъ, какъ Онъ за лучшее и полезнѣйшее для меня признаетъ, и потому и теперь не дерзаю никакъ роптать и чувствовать и изъявлять какое-либо неудовольствіе о томъ, что такъ все произошло, а не инако. Ему, Господу моему, болѣе меня и болѣе всѣхъ извѣстно, что надобно и что нѣтъ, а потому и буди Его во всемъ святая воля!»
Послѣдствіе времени и доказало мнѣ довольно, что сія неудача далеко не была такъ велика и для всѣхъ насъ предосудительна, какъ многіе тогда думали и почитали, и что я въ мысляхъ и заключеніяхъ своихъ ни мало не ошибался, и что благодѣтельствующему намъ Промыслу Господню угодно дѣйствительно все тогдашнее происшествіе такъ, а не инако распорядить, совсѣмъ не ко вреду, а къ самой существительной еще пользѣ нашей. Вреда оттого не произошло намъ ни малѣйшаго, а польза произошла та, что от сего времени перемѣнилъ я во многомъ образъ моей жизни и свои занятія. И перемѣна сія, освободивъ меня от многихъ пустыхъ, излишнихъ трудовъ, доставила мнѣ болѣе спокойствія въ жизни и болѣе удобности употреблять время свое на занятія полезнѣйшія и такія, которыя удобнѣе были къ сдѣланію дней моихъ счастливѣйшими, нежели всѣ ожидаемыя тогда за труды наши тщетныя возмездія и награды. Почему и нынѣ, вспоминая тогдашнее время, заключаю я, что въ случаѣ, если-бъ Императрицѣ всѣ тогдашніе наши рисунки и работы, по разсмотрѣніи оныхъ, понравились, то весьма легко могло бы воспослѣдовать, что бъ она, какъ любительница такихъ садовъ, от тогдашнихъ моихъ меня оторвавъ, взяла къ себѣ въ Петербургъ и опредѣлила бы къ какимъ-нибудь садамъ тамошнимъ; гдѣ живучи, далеко не могъ бы я такимъ истиннымъ счастіемъ и благополучіемъ въ жизни пользоваться, какимъ съ того времени пользовался и пользуюсь и теперь еще. Въ разсужденіи же самого сына моего не извѣстно еще, произошла ли бы оттого какая польза, а онъ и безъ того получилъ послѣ все нами желаемое, и при болѣзненномъ своемъ состояніи не имѣлъ бы ни малѣйшей причины сожалѣть о томъ, что произошло все тогда не такъ, какъ мы думали и ожидали, а совсѣмъ иначе. А въ разсужденіи самаго ослабленія его зрѣнія еще не извѣстно въ точности, от тогдашней ли мелкой и тщательной работы произошло оное или от какихъ-нибудь иныхъ и натуральныхъ причинъ. Словомъ, по всѣмъ обстоятельствамъ нынѣ совсѣмъ я инако о происшествіяхъ тогдашняго времени думаю, нежели тогда думалъ, и благодарю еще Господа, что все тогда такъ, а не инако случилось.
Наконецъ, надобно мнѣ слова два сказать и о нашемъ ящичкѣ съ марморными нашими песками. Ему удалось имѣть тогда лучшій жребій. И доставила ему оный его тягость; ибо какъ мнѣ вмѣстѣ съ книгами держатъ было неудобно, то приказалъ мнѣ намѣстникъ оставить его до востребованія онаго Государынею, въ каретѣ, гдѣ онъ благополучно тогда, а послѣ у меня и остался, и служилъ себѣ послѣ долго достопамятнымъ памятникомъ тогдашнихъ временъ и происшествій.
Симъ окончу я сіе мое письмо, а вмѣстѣ съ нимъ и заключу и все сіе собраніе моихъ писемъ, и учиню сіе тѣмъ удобнѣе, что съ сего времени, по случаю премѣненія весьма многихъ обстоятельствъ, и дальнѣйшее повѣствованіе будетъ въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ инаково. Итакъ, сіе покончивъ, скажу вамъ что я есмь вашъ, и прочее.