акъ от того, такъ и съ досады, что ввечеру проигралъ 200 рублей и злился, и ярился сильно по-утру и во время пріуготовленія въ замкѣ обѣда надоѣлъ требованіями и укоризнами своими нашимъ какъ горькая рѣдька: ибо по его и то было не такъ, и другое не такъ и дурно, того и того мало, и то, и то давай еще, и такъ далѣе. Но всѣмъ тѣмъ не удовольствуясь, а желая опять ввечеру имѣть для себя свободу, и чтобъ ему по- прежнему мотать и транжирить было можно, — ну, онъ всячески мастерить и доводить господина своего до того, чтобъ онъ назвался опять ко мнѣ на ужинъ и вечеринку, а сей, какъ олухъ, на то тот- часъ и склонился.
Что было мнѣ тогда дѣлать! я и нехотя, а принужденъ былъ и его, и всѣхъ гостей приглашать и звать къ себѣ и посылать къ дому о томъ сказывать и обременять хозяек своихъ опять безчисленными хлопотами, трудами и заботами, а вскорѣ зазывать на вечеръ и городскихъ своихъ знакомыхъ.
Итакъ, передъ вечеромъ, и пошли всѣ ко мнѣ гурьбою, и вмѣстѣ съ городскими набралось опять множество народа. И какъ музыка была уже приготовлена и по приходѣ нашемъ тотчасъ загремѣла, то и начались у насъ и особливо у молодежи рѣзвости и танцы, а у всѣхъ игроковъ страшная картежная игра. Самъ командиръ мой, будучи не изъ послѣднихъ охотниковъ до того, бралъ въ томъ также соучастіе и, швыряясь сотнями, проигралъ не малую сумму въ этотъ вечеръ. Весь вечеръ провели мы въ сихъ забавахъ и увеселеніяхъ, а наконецъ кончился онъ опять такимъ же большимъ ужиномъ, какъ и прежде. Словомъ всѣ были, кромѣ меня одного, веселы и разъѣхались съ удовольствіемъ; ибо, что касается до меня, то я, по обыкновенію своему, не бралъ никакого соучастія въ ихъ азартныхъ играхъ; заботился только вмѣстѣ съ хозяйками своими о угощеніи всѣхъ ихъ, и только от досады твердилъ и говорилъ, самъ въ себѣ мысля: «Господи! всѣ эти люди затѣмъ только здѣсь, чтобъ наживать себѣ прибытки и барыши, кто от земель, а кто от откуповъ, а мнѣ ни дай, ни вынеси съ бока да припёка, и только-что безпокойства и убытки, а за все-про-все и спасиба нѣтъ и еще злодѣйствуютѣ». Но какъ бы то ни было, но и сей шумный день наконецъ кончился, и я остался провождать ночь съ ночующими опять у меня кавалерійскими офицерами и ихъ женами, которыхъ ласкою были мы отмѣнно довольны.
Съ наступленіемъ третьяго дня начались от бездѣльниковъ опять вновь всякаго рода происки, мытарства и шпіонства, а особливо от князя, мѣшающагося во всѣ дѣла, ни мало до него не принадлежащія. Въ этотъ день происходили у насъ торги объ отдаваемыхъ въ оброкъ мельницахъ и были такіе же странные и нелѣпые, какъ и прежніе о земляхъ: Я, смотря на все происходившее, пожималъ опять только-что плечами и мысленно хохоталъ, смотря, какъ обалахтывалъ командира моего Варсобинъ, и какъ, дурака въявь обманувъ, сбрилъ себѣ въ наемъ за 13 рублей такую мельницу, которая болѣе 200 рублей стоила. Но какъ моихъ словъ не принимали и со мною ни о чемъ не совѣтовали, то принужденъ я былъ смотрѣть на все сіе сквозь пальцы и довольствоваться однимъ молчаніемъ.
Наконецъ, кончилось и сіе недолго продолжавшееся дѣло, и тогда, отведя командира моего къ сторонѣ, сталъ я ему доносить о всѣхъ безпорядкахъ и бездѣльничествахъ нашего школьнаго учителя, который надоѣлъ уже намъ своими бездѣльничествами. Былъ онъ человѣкъ еще молодой, родомъ поповичъ, находился прежде въ семинаріи и опредѣленъ къ намъ для обученія школьниковъ нашихъ и музыкантовъ по новой методѣ грамотѣ; но, будучи негоднѣйшимъ и наираспутнѣйшимъ человѣкомъ, дѣлалъ не только съ учениками своими разныя безчинства и проказы, но не оставилъ ни одного почти изъ всѣхъ бывшихъ тогда въ Богородицкѣ господскихъ домовъ, котораго бы не оскорбилъ онъ чрезъ совращеніе служащихъ въ нихъ лучшихъ дѣвок , при помощи каких-то напиток , коими онъ, заманивая ихъ къ себѣ, паивалъ къ распутству. Словомъ, шалости и проказы его сдѣлались намъ всѣмъ уже нестерпимы, и какъ всѣ мои увѣщеванія, тазанія, брани и самыя угрозы, которыми я его от того отвратить старался, ни мало не помогали и имъ даже пренебрегаемы были, то рѣшился я пересказать о всѣхъ шалостяхъ его и жалобахъ, приносимыхъ школьниками на него учителю своему капельмейстеру, г. Давыдову. Сей удивился, сіе услышавъ, и будучи тѣмъ раздосадованъ, вступился- было очень горячо въ сіе дѣло. Но не успѣлъ начать о томъ публично говорить, какъ въ мигъ подскакнулъ къ нему нашъ князь и, по злобѣ на капельмейстера, от котораго всѣ проказы учителя и выведены наружу, ну — всячески сего бездѣльника защищать и, говоря въявь и тайно шептавъ ему на ухо, стараться преклонять гнѣвъ его на милость. Господи! какъ я тогда вздурился, и досада моя на сего грузина такъ была велика, что я, при всей моей терпѣливости, не утерпѣлъ, чтобъ не дать ему того почувствовать и, говоря съ другими вслухъ, его обиняками почти ругалъ и такъ что онъ, и Давыдовъ могъ то слышать. А самое сіе и поостановило нѣсколько сего послѣдняго и произвело то, что онъ, переставъ князя слушать, велѣлъ тотчасъ всѣхъ школьниковъ кликнуть и сталъ ихъ всѣхъ самъ допрашивать. И какъ справедливость словъ моихъ оказалась явно, то и остался князь равно какъ оплёваннымъ, но онъ и не покраснѣлъ даже от того. Что-жъ касается до меня, то сколько съ одной стороны я доволенъ былъ сею одержанной надъ княземъ побѣдой, столько съ другой—по- огорчился тѣмъ, что г. Давыдовъ ничего тогда съ учителемъ не сдѣлалъ, а окончивши допросы, совершенно о семъ дѣлѣ замолчалъ.
Непосредственно за симъ начались у всѣхъ товарищей его въ откупѣ опять съ нимъ о винныхъ дѣлахъ разговоры и опять споры, крики и вздоры, продолжавшіеся до самаго обѣда, но кончившіеся ничѣмъ, и все осталось по-прежнему. А удалось только князю, по желанію его, втереться въ ихъ сообщество и довесть ихъ до того, что обѣщали они ему за возможнѣйшее со стороны его поспѣшествованіе къ тому, чтобъ вина продавалось въ городѣ болѣе, давать ему въ годъ по 2,000 рублей. Итакъ, от всѣхъ ихъ споровъ выигралъ только онъ одинъ, а они всѣ сдѣлались истинными шутами.
Не успѣли они сіи разговоры свои кончить и потомъ отобѣдать, какъ пошла другая потѣха. Восхотѣлось, молодцамъ пображничать, и погулять или, прямѣе сказать, попить хорошенько, къ чему они уже за столомъ учинили доброе начало. Итакъ, тотчасъ проявилась на столѣ превеликая чаша и множество бутылок , и ну они составлять изъ нихъ какую-то кононовку и потомъ тянуть ее на-перерывъ другъ предъ другомъ. Отѣ сего вскорѣ начались-было у нихъ опять вздоры и крики, но прекратились они тѣмъ, что проявились ломберные столы и на нихъ карты. И въ мигъ принялись всѣ за оныя, и пошла опять новая потѣха. Игра сія была у нихъ страшная и многоденежная, и такая, что у всѣхъ почти и хмѣль изъ головы вылетѣлъ. Она продолжалась до самаго ужина, и командиру моему удалось въ сей разъ отъиграться, а бѣдный и добродушный г. Хомяковъ проигралъ болѣе тысячи рублей. Я, будучи зрителемъ, смотрѣлъ только на сіе и, дивяся всему тому, самъ себѣ въ мысляхъ говорилъ: «вотъ куда идутъ прибыльныя от вина денешки. О, моты, моты, моты!» А примѣтивъ командира моего очень повеселѣвшаго от отъ- игрыша, вздумалъ воспользоваться симъ случаемъ и возобновить просьбу мою объ увольненіи меня въ Москву и далѣе въ Петербургъ. Но онъ опять увѣрялъ меня въ достовѣрности полученія сержантскаго чина или, по крайней мѣрѣ, пашпорта объ отсрочкѣ и говорилъ, что въ Петербургъ ѣхать мнѣ совсѣмъ не для чего, а въ Москву онъ меня отпускаетъ, и что могу я тамъ пробыть хоть цѣлый мѣсяцъ.
Будучи по нуждѣ доволенъ тѣмъ и утомившись от стоянія при смотрѣніи на ихъ игру и от безпокойства того дня, не захотѣлъ я остаться тутъ съ ними ужинать, во время котораго происходили у нихъ опять крики и крупная перебранка, а радъ былъ, что они меня от него уволили, почему тотчасъ от нихъ и ушолъ.
Итакъ, и сей день провожденъ мною въ досадахъ, безпокойствѣ и неудовольствіяхъ, а особливо чувствительны они мнѣ были ввечеру. Меня трогало то, что князю согласились давать господа откупщики по 2 тысячи на годъ, власно какъ за одно то, что онъ добрымъ людямъ вредилъ, а бездѣльникамъ и негодяямъ покровительствовалъ, или что шелъ, шиканствовалъ и злодѣйствовалъ противъ меня. Всѣ его мытарствы, шпіонствы и шиканствы сдѣлались мнѣ тогда такъ уже извѣстными, что я съ сего времени получилъ внутреннее къ сему грузину отвращеніе и вознамѣривался обходиться съ сего времени съ нимъ не такъ откровенно, дружелюбно, коротко и чистосердечно, какъ прежде, и имѣть къ нему уже менѣе уваженія.
Но всѣ помянутыя неудовольствія и безпокойствы душевныя были далеко еще не всѣ претерпѣнныя мною въ теченіе дня сего, а надобно было присовокупиться къ нимъ еще одному и довольно важному. Надобно было получить еще ввечеру одно неожидаемое и странное письмо, но от кого-жъ?.... от г-на Салтанова. Мнѣ сказано было еще по-утру, что человѣкъ его меня дожидается. И какъ я тотчасъ догадался, что тутъ чему-нибудь быть надобно, то старался я убѣгать его во весь тотъ день. Однако не ушелъ. Онъ не полѣнился дожидаться меня въ домѣ моёмъ даже за полночь и, поймавъ меня, письмо свое мнѣ подалъ. Я удивился, читая оное, и не зналъ, что мнѣ отвѣтствовать, ибо г. Салтановъ сватался уже напрямки за дочь мою и требовалъ отвѣта; но какъ домашніе мои всѣ уже тогда спали, то отложилъ я дѣло сіе до утрева.
Поутру, проснувшись, по обыкновенію своему, задолго еще до свѣта, переговорилъ я о томъ съ своими семьянинками. И какъ и онѣ изъявили желаніе свое, чтобъ намъ какимъ-нибудь образомъ от сего невыгоднаго жениха отвязаться, то сперва, для придуманія какъ бы написать письмо лучше, вздумал-было я продержать человѣка до отъѣзда г. Давыдова, имѣвшаго намѣреніе въ тотъ день послѣ обѣда от насъ отправиться. Но какъ человѣкъ предсталъ предъ меня опять еще до свѣта и требовалъ отвѣта, то перемѣнилъ я свои мысли и, пользуясь предлогомъ крайняго недосуга и что мнѣ истинно, тогда не до того было, чтобъ помышлять о такомъ важномъ дѣлѣ,—написалъ къ нему учтивое, короткое, но ничего незначущее отвѣтное письмо и съ нимъ человѣка сего отправилъ. А сіе и положило конецъ сему сватовству.
Какъ скоро проснулся мой командиръ, то пошелъ я къ нему, и тутъ прежде всего началось у насъ дѣло и разговоръ объ учителѣ. Но какъ удивился я, нашедъ г. Давыдова совсѣмъ съ перемѣнившимися объ немъ мыслями. Ввечеру предслѣдующаго дня положил-было онъ совсѣмъ кассировать школу и бездѣльника сего помеломъ выгнать совсѣмъ изъ селенія, а тогда расположился, чтобъ наказать его палками и дать мнѣ ордеръ, чтобъ продержать его двѣ недѣли подъ карауломъ и чтобъ ему не жить болѣе въ школѣ. «Боже мой! подумалъ я тогда самъ въ себѣ, такова ли наказанія достоинъ сей бездѣльникъ и негодяй за его проказы!» Но какъ дѣлать было мнѣ нечего, то спѣшилъ представить ему одного мужика, жалующагося на самого-жъ сего бездѣльника о взятіи съ него обманомъ взяток . Тотчасъ тогда поставлены были оба они на одну доску. Онъ преминулъ въ томъ запираться, но какъ былъ онъ мужикомъ уличенъ, то при всѣхъ и получилъ сей бездѣльникъ опредѣленное наказаніе его палками, но столь легкое, что онъ того и не почувствовалъ и, по грубіянству своему, самъ тому равно какъ и посаженію его подъ караулъ насмѣхаться началъ.