Изъ прежнихъ моихъ къ вамъ писемъ знаете уже вы, какія хлопоты имѣлъ я со всѣми моими по Шадской деревнѣ сосѣдями къ отторженію Пашкова, хотѣвшаго безданно-безпошлинно завладѣть всею лежащею подлѣ насъ казенною обширною степью, и какъ хорошо удалось намъ тогда разрушить всѣ его замыслы и остановить всё его межеванье. Потомъ разсказывалъ я вамъ и о томъ, какъ чрезъ нѣсколько лѣтъ послѣ того, при случаѣ бывшей тогда повсемѣстной продажи казенныхъ земель и великой удобности къ покупанію оныхъ всякому чрезъ деньги, удалось ему купить изъ сей степи на разныя имена тысячъ до двѣнадцати десятинъ; и какъ онъ, прямо плутовскимъ образомъ, обтянулъ сею проданною ему землею всю внутренность сей степи узкими полосами на тотъ конецъ, чтобы ему, воспользуясь сими проданными ему на чужія имена данными и всю степь окружающими полосами, можно было всею достальною и весьма еще обширною внутренностію сей степи завладѣть плутовскимъ образомъ безденежно; и какъ онъ сдѣлалъ притомъ превеликую и весьма для меня благопріятную ошибку, оставивъ противъ самыхъ моихъ земель прогалокъ, простиравшійся версты на три непроданнымъ, и чрезъ самое то преподалъ мнѣ поводъ просить въ самомъ семъ мѣстѣ о продажѣ и мнѣ тысячи десятинъ земли и возможность къ полученію оной, которую землю велѣно было тому же землемѣру отмежевать и мнѣ, которато взялъ онъ на свой коштъ, для отмежеванія себѣ ему проданныхъ земель. Потомъ разсказывалъ я вамъ, какъ, при самомъ началѣ сего межеванья, глупые тамошніе наши сосѣди, разгромивъ всю его межевую команду, дѣло сіе остановили, и какъ онъ, возобновивъ оное на другое лѣто, при помощи подкупленнаго имъ землемѣра Окорокова, успѣлъ всѣ оныя, проданныя ему полосы отмежевать такимъ же бездѣльническимъ образомъ, и между прочимъ, одного проданною на имя генерала Нащокина полосою не только перерѣзать всѣ прилегающія къ сей степи со стороны нашей Пандинской округи и разными владѣльцами владѣемыя распашныя земли и хищническимъ образомъ свезть съ нихъ и поспѣвшій хлѣбъ, но захватить ею и помянутый проданный мнѣ прогалокъ, и чрезъ то лишить меня возможности къ отмежеванію и полученію мнѣ проданной земли. Далѣе, разсказывалъ я вамъ впослѣдствіи, что самое сіе принудило меня скакать тогда въ межевую канцелярію и, подавъ историческую челобитную, вывести наружу всѣ его плутни и бездѣльничествы, что сіе подало погодъ межевой канцеляріи остановить тогдашнее межеванье и отправить, для снятія всей оной степи на планъ и для принятія всѣхъ споровъ, казеннаго землемѣра Тархова; и какъ справедливостію сего былъ Пашковъ недоволенъ, то, по проискамъ его, отправленъ былъ послѣ того другой землемѣръ, Салковъ, будто-бы для повѣрки Тарховскаго сниманія, а въ самомъ дѣлѣ для произведенія новыхъ плутней въ пользу Пашкова и насильственнаго противъ всей правды и совѣсти утвержденія, что населенныя имъ тутъ недавно деревни сидятъ будто-бы тутъ со временъ давнихъ. Все сіе было и смошенничано, не смотря на всѣ наши противорѣчія и объявленія. Но что всего для меня было непріятнѣе, то что всѣ тамошніе мои сосѣди, отступя от прежняго нашего плана и моего совѣта, при обѣихъ сихъ межеваньяхъ надѣлали множество глупыхъ и самыхъ неосновательныхъ споровъ, а особливо повѣренные стариннаго моего неспокойнаго сосѣда г. Рахманова, который усиліемъ своимъ захватилъ во владѣніе свое изъ сей степи земли всѣхъ прочихъ болѣе и у котораго по самому тому и отрѣзана была Нащокинскою полосою почти вся нагло захваченная имъ во владѣніе земля и которую при сихъ межеваньяхъ
называли они опять своею; словомъ, всѣ сіи господа надѣлали тогда спорами своими такую, чуху, что не только межевой канцеляріи, но и самой тогдашней межевой экспедиціи въ сенатѣ, въ которую, по проискамъ Пашкова, спорное дѣло сіе перенесено было, въ голову не лѣзло, какъ бы имъ сіе огромное и крайне запутанное дѣло разобрать и рѣшить можно было. И потому она, попаривъ оное у себя нѣсколько лѣтъ, и чтобъ свалить оное съ своихъ плечъ, рѣшилась наконецъ переслать оное въ Тамбовскую межевую кантору, бывшую тогда въ Козловѣ, и велѣть оной въ то время, когда дойдетъ до нашихъ мѣстъ генеральное межеванье, дѣло сіе разобрать и рѣшить на основаніи законовъ. Но оно и тутъ нѣсколько лѣтъ лежало безъ всякаго производства, но въ сей годъ дошла до него очередъ, и господа члены принялись за оное и приказали, по обыкновенію, дѣлать изъ него выписку. И какъ сія уже оканчивалась и доходила до слушанія, то потому-то и дали мнѣ знать, чтобъ я поспѣшалъ туда какъ можно, чтобъ мнѣ, при случаѣ сей выписки, быть самому и не упустить чего нужнаго, а притомъ и о выгоднѣйшемъ для себя рѣшеніи сего дѣла постараться. И какъ меня увѣдомляли при томъ, что одинъ изъ главныхъ соперниковъ моихъ, имѣвшихъ въ семъ дѣлѣ соучастіе, а именно г. Рахмановъ, давно уже самъ въ Козловѣ находился и со всѣми друзьями имѣлъ время подружиться, то все сіе меня очень озабочивало, а особливо потому, что у меня изъ тогдашнихъ межевыхъ судей и нѣкоторыхъ секретарей не было никого знакомыхъ, а о главномъ судьѣ всѣ говорили, что оный задобренъ былъ не только от Пашкова, но и от г. Рахманова. А потому и принужденъ я былъ, все бросивъ и, не смотря на всю тогдашнюю распутицу и позднее осеннее время, скакать тогда въ межевую кантору.
Итакъ, 19-го октября, вставши поранѣе и распрощавшись съ своими домашними и гостями, поѣхалъ я въ Козловъ, не смотря какова ни дурна ни была погода сынъ Серпуховскаго секретаря Дьяконова, Петръ Ивановичъ Ивановъ, котораго зналъ я еще мальчикомъ и котораго отецъ меня всегда любилъ и уважалъ. Далѣе, что изъ тамошнихъ землемѣровъ былъ также одинъ очень меня знающій человѣкъ, а именно г. Золотухинъ, съ коимъ я имѣлъ случай познакомиться еще въ Серпуховѣ и по дѣлу нашему съ волостью Нарышкинскою. Радъ я былъ, что хотя сіи люди были мнѣ знакомые, и такіе, коихъ въ благопріятствѣ къ себѣ я не могъ сумнѣваться. Потомъ разсказывалъ онъ мнѣ о всѣхъ своихъ межевыхъ судьяхъ иихъ свойствахъ и характерахъ; что главнымъ судьёю и первымъ членомъ у нихъ былъ одинъ русскій нѣмецъ баронъ Василій Ивановичъ Дельвигъ; вторымъ членомъ былъ нѣкто г. Кусаковъ, Михайла Даниловичъ, а третьимъ-г. Черневскій, Ѳедоръ Ѳедоровичъ. О первомъ изъ нихъ сказывалъ онъ мнѣ, что онъ человѣкъ гостепріимный, добрый, но не совсѣмъ важный, что имѣетъ онъ молодую жену красавицу, которая съ помянутымъ директоромъ г. Ивановымъ, имѣетъ короткую дружбу, и наконецъ, что имѣетъ онъ причину подозрѣвать, что не закупленъ ли сей первый членъ от Пашкова, потому что онъ, какъ слышно, все тянетъ его руку, и совѣтовалъ мнѣ поспѣшить однако съ нимъ познакомиться. О второмъ своемъ членѣ, г. Кусаковѣ, сказывалъ онъ мнѣ, что онъ человѣкъ очень тихой, доброй, честный, уклоняющійся от всѣхъ, но, къ сожалѣнію, имѣющій всего менѣе вліянія въ рѣшеніи дѣлъ. Что касается до третьяго члена, господина Черневскаго, гововорилъ онъ, то этотъ -самая приказная строка, знающій всѣхъ болѣе дѣла, и важнѣе всѣхъ прочихъ судей; но, къ несчастію, выслужившійся изъ секретарей и самая горделивая и почти неприступная особа, но от котораго много рѣшеніе нашего дѣла зависѣть будетъ, и что мнѣ со всѣми ими надобно будетъ познакомиться. Наконецъ, совѣтовалъ онъ мнѣ какъ-можно сдружиться съ секретаремъ и повытчикомъ, у которыхъ въ рукахъ мое дѣло: от обоихъ ихъ, какъ говорилъ онъ, зависѣть будетъ многое, ибо послѣдній сочиняетъ выписку, а первый будетъ писать опредѣленіе, и что обоихъ ихъ мнѣ не трудно будетъ позадобрить и сдѣлать къ себѣ благопріятными.
Между тѣмъ, какъ мы такимъ образомъ съ симъ другомъ и приверженнымъ ко мнѣ человѣкомъ разговаривали, и я радовался, что онъ мнѣ обо всемъ преподавалъ нужное понятіе, — сыскали и наняли мнѣ квартеру, по тамошнему городу для одинокаго человѣка довольно спокойную, на которую мы, ни мало не медля, и переѣхали. Оттуда, я въ тотъ же часъ послалъ къ городничему просить себѣ дрожек . Г. Добрасъ обрадовался, услышавъ о моемъ пріѣздѣ, и, приславъ ко мнѣ дрожки, велѣлъ звать къ себѣ обѣдать, къ которому я одѣвшись тотчасъ и поѣхалъ.
Г. Добрасъ и жена его Анисья Сергѣевна встрѣтили и приняли меня какъ бы близкаго роднаго, угостили обѣдомъ и не могли со мною обо всемъ довольно наговориться. Словомъ, я былъ ихъ пріемомъ, ласкою и благопріятствомъ очень доволенъ и просидѣлъ у нихъ почти весь тотъ день. Передъ вечеромъ старался я увидѣться съ секретаремъ, но какъ его не было дома, то и просидѣлъ весь вечеръ съ г. Кузьминымъ и, по особливой его словоохотности, проговорилъ съ нимъ во все продолженіе онаго, чѣмъ сей первый день пребыванія моего въ Козловѣ и кончился.
На утріе (что было уже 23-го числа мѣсяца октября) вставши ранёхонько и съ свѣтомъ вдругъ одѣвшись, посылаю я съ повѣреннымъ своимъ къ секретарю гостинчик : состоялъ онъ въ прекрасномъ, кожею оклеенномъ и раззолоченномъ пулпетѣ, какіе тогда переплетчик нашъ, по образцу моего, самимъ мною выдуманнаго и самаго того, на которомъ и понынѣ я пишу; для многихъ дѣлывалъ и прекрасно отработывалъ. Какъ симъ, такъ и другими дѣлаемыми имъ бездѣлушками я позапасся съ собою при отъѣздѣ своемъ изъ Богородицка, дабы употребить ихъ кое-кому въ подарки. Итакъ, пославъ къ секретарю, на первый случай тотъ пулпетъ, велѣлъ я звать къ себѣ въ гости. Онъ тотчасъ ко мнѣ, дожидавшемуся его, вмѣстѣ съ бывшимъ у меня уже Кузьминымъ и прилетѣлъ. Былъ онъ человѣкъ еще молодой, умный, пышный, словоохотливый и такой, что я могъ надѣяться съ нимъ подружиться скоро. Я принимаю его съ возможнѣйшею ласкою, рекомендуя себя въ его благопріятство; угощаю его чаемъ и пуншемъ, зная, что всѣ межевые до сего охотники, разговариваю съ нимъ кое-о-чемъ, на первый случай вскользь, и спознакомившись уже нарочито довольно, радуюсь, что удалось мнѣ вперить въ него и при первомъ уже семъ случаѣ хорошее о себѣ мнѣніе, да и нѣкоторое уваженіе, чему можетъ быть поспѣшествовало много и носимое мною званіе управителя собственныхъ императрицыныхъ волостей, что и для всѣхъ тамошнихъ было громко и много помогло мнѣ въ снискиваніи ихъ къ, себѣ благорасположенія и пріязни.
Проводивъ от себя секретаря, пошедшаго въ кантору, спѣшу я ѣхать къ первому члену, яко главному судьѣ, чтобъ съ, нимъ обрекомендоваться. Баронъ принимаетъ меня вѣжливо и, узнавъ, кто я, оказываетъ самую ласку, но извиняется, что ему т