Сынъ мой привезъ ко мнѣ множество новыхъ нотъ, купленныхъ имъ въ Москвѣ, и я, вмѣстѣ съ капельмейстеромъ, имѣлъ особливое удовольствіе, при разсматриванія оныхъ и при слушаніи разыгрывающаго оныя младшаго капельмейстера; сыну же моему спѣшилъ и доставилъ я также удовольствіе показываніемъ нововыдуманной нашей духовой музычки, которая столько же ему полюбилась, сколько мнѣ сначала. При разсказываніи имъ о томъ, что съ нимъ въ Москвѣ происходило, съ особливымъ удовольствіемъ услышалъ я, что ему и въ сію его бытность удалось со многими людьми вновь познакомиться, и что его многіе полюбили. При услышаніи сего, желалъ я душевно, чтобъ онъ столько-жъ счастливъ былъ въ семъ отношеніи, какъ счастливъ былъ я во всю мою жизнь, ибо я могу сказать, что меня какъ-то всѣ, съ кѣмъ я ни имѣлъ дѣло, и безъ всѣхъ моихъ стараній и домогательствъ, любили, и я, почитая то особливымъ от Господа даромъ, не могъ Его за то возблагодарить довольно. Кромѣ того, случай допустилъ его потрудиться и похлопотать на сватьбѣ у брата зятя моего и по всей Москвѣ порыскать для исполненія всѣхъ порученныхъ ему коммиссій, и при всемъ томъ многое кое-что и видѣть. Трудовъ и хлопотъ его по сватьбѣ было такъ много, что я чудился, какъ онъ ихъ, по слабости своего здоровья, могъ перенесть, и не простудившись и не занемогши оттого ни однажды.
Изъ числа извѣстій, привезенныхъ имъ, были два, которыя были мнѣ не весьма пріятны. Первое было то, что во всей Москвѣ носился слухъ и почти достовѣрный, что намѣстника нашего от насъ отнимали прочь и что будетъ на его мѣстѣ г. Самойловъ, родственникъ и фаворитъ князя Потемкина. Сія вѣсть тревожила мой духъ, поелику от сей перемѣны могла произойтить перемѣна и въ моихъ обстоятельствахъ. Однако, какъ была она не совсѣмъ еще достовѣрна, то, послѣдуя прежнимъ моимъ въ такихъ случаяхъ правиламъ и обративъ мысли свои къ Богу и укрѣпившись упованіемъ на Него, я скоро успокоился съ сей стороны опять духомъ.
Другое извѣстіе, нѣсколько меня смущавшее, было то, что г. Новиковъ, издаватель моихъ сочиненій, находился тогда въ весьма критическомъ положеніи. Учиненное ему запрещеніе, опечатаніе его книжной лавки и, наконецъ, отнятіе у него университетской типографіи сдѣлало ему ужасной подрывъ, и состояніе его было очень хило. Меня смущало сіе болѣе потому, что онъ долженъ мнѣ былъ за прошедшій годъ около 700 рублей, о которыхъ писалъ я къ нему, чтобъ онъ отдалъ ихъ моему сыну; но сей на — силу — на — силу и съ превеличайшимъ трудомъ могъ получить от него только 200 рублей. Итакъ, оставался онъ мнѣ за цѣлой почти годъ должнымъ, и всѣ тамошніе московскіе знакомцы совѣтовали мнѣ, чтобъ я старался получить съ него деньги какъ можно скорѣе, дабы онъ не обанкрутился.
Сіе обстоятельство меня озабочивало очень. И какъ я начиналъ опасаться, чтобъ труды мои не могли пропасть напрасно, то сіе уменьшало во мнѣ охоту, продолжать сочинять свой «Экономической Магазинѣ», которому шолъ уже тогда десятый годъ. Кромѣ сего и переводъ мой «Герфорта и Клары», взятой г. Новиковымъ у меня еще въ минувшую зиму для напечатанія, былъ еще не напечатанъ и лежалъ. Сынъ мой старался оной получить обратно, но никакъ не могъ. Отдавать ему онъ не отдавалъ, а печатать не печаталъ, и мнѣ было сіе очень непріятно. Но сіе было еще не одно, а приступалъ онъ къ сыну моему и просилъ невѣдомо-какъ, чтобъ я готовилъ и присылалъ свою философію скорѣе печатать. Сіе опять меня смущало и заставливало думать. Книгу сію, надъ которою я такъ много трудился, хотя и хотѣлось мнѣ видѣть и напечатанною, но надлежало мнѣ надъ нею много еще сидѣть и переправлять, а прибытокъ от ней былъ ненадеженъ и невелик , а что всего хуже-то еще сумнительный. Итакъ, боялся я, чтобъ не потерять и книги, и трудовъ попустому, и потому не зналъ, на чомъ рѣшиться. Что касается до издателя моего «Сельскаго Жителя», г. Ридигера, то сей продолжалъ ко мнѣ свою дружбу и оказалъ опытъ оной, снабдивъ моихъ заѣзжихъ въ Москву деньгами, въ которыхъ оказалась имъ нужда. Далѣе пріятно мнѣ было узнать, что чрезъ его пески наши сдѣлались въ Европѣ извѣстными. Онъ просилъ, чтобъ я наготовилъ ихъ какъ можно больше для отсылки въ чужіе краи.
Какъ съ пріѣздомъ моихъ дорожныхъ исчезло и все мое до того недомоганье и я оправился, то провели мы оба послѣдніе дни нашей масляницы уже гораздо повеселѣе и употребили все, что можно было, къ сдѣланію ихъ для всѣхъ насъ веселѣйшими. Разъѣзды по гостямъ, угащиванье ихъ у себя и утѣшенія музыкою, катаніе и прочее, тому подобное, помогло намъ провесть оныя съ удовольствіемъ, а особливо обрадовалъ я жену мою, тужившую чрезвычайно о томъ, что случилось ей въ Москвѣ обронить бумажник съ 170 рублями денегъ и о чемъ она страшилась почти сказывать. Но я, узнавъ и не сказавъ ни слова, вручилъ ей сію сумму для отдачи тѣмъ, у кого, она вмѣсто потерянныхъ заняла оныя. Симъ образомъ, проводивъ конецъ масляницы довольно весело, начали мы провождать и наступившій за симъ великій постъ, котораго и первый день встрѣтилъ меня чувствительнымъ огорченіемъ. Жена моя, жившая въ Москвѣ во все время на одной квартерѣ съ моимъ зятемъ и имѣвшая чрезъ то случай узнать характеръ его нѣсколько болѣе, насказала мнѣ столь много непріятнаго объ ономъ, что я слушалъ все то съ великимъ безпокойствомъ духа и начиналъ почти разскаеваться въ томъ, что за него дочь свою выдалъ. Оказалось, что молодость его приносила многія худыя слѣдствія за собою. Будучи холостымъ и живучи на своей волѣ, былъ онъ слишкомъ расточителенъ на деньги и от того впалъ въ долги, о которыхъ мы и не знали. А таковымъ же невоздержнымъ на деньги былъ онъ и послѣ женитьбы и тратилъ ихъ множество по-пустому. Далѣе оказалось, что былъ онъ вспыльчиваго и горячаго нрава, и я съ прискорбіемъ духа принужденъ былъ слышать, что онъ не одну уже выполку далъ дочери нашей и совсѣмъ за пустое. Боялись мы также, чтобъ не былъ онъ ревнивъ и не сдѣлался-бъ, по примѣру отца своего, пьяницею, мотомъ и игрокомъ картошнымъ. Къ сему послѣднему оказывалась уже въ немъ нарочитая наклонность. Словомъ, опасенія начали уже многія появляться и насъ крайне озабочивать, и я помышлялъ уже о томъ, какъ бы мнѣ съ нимъ о томъ предварительно поговорить и его от всего того отвесть постараться. Ко мнѣ изъявлялъ онъ всегда наружное уваженіе, и я хотя не могъ ни мало въ разсужденіи поведенія его противъ меня и благопріятства и почтенія къ себѣ пожаловаться, но то мнѣ было весьма непріятно, что онъ, не смотря на многія тысячи, употребленныя отцомъ и бабкою его на воспитаніе и обученіе его наукамъ, не имѣлъ ни малѣйшей наклонности ко всѣмъ литературнымъ и такимъ занятіямъ и упражненіямъ, въ какихъ мы съ сыномъ находили наиболѣе удовольствія и пріятности въ жизни. Къ книгамъ и къ чтенію имѣлъ онъ такое отвращеніе, что не хотѣлъ никогда и приняться ни за какую, и не только не имѣлъ охоты къ чтенію, но не любилъ даже и слушать, когда иные ихъ читаютъ; по всему тому, къ крайнему сожалѣнію моему, и не могъ онъ намъ съ сыномъ въ семъ отношеніи дѣлать сотоварищество.
Итакъ, первый день великаго поста былъ для меня не весьма пріятенъ, а во второй встревожили меня гг. Рахмановы присылкою ко мнѣ нарочнаго человѣка съ письмомъ и просьбою о продажѣ имъ моей деревни, за которую давали они мнѣ 15 тысячъ рублей и требовали рѣшительнаго отвѣта. Но какъ мнѣ не хотѣлось съ сей деревнею разстаться, то отказалъ я имъ въ томъ, говоря, что она дороже стоитъ и что я другой на мѣсто ея купить еще не пріискалъ. Правда, меня смущали нѣсколько угрозы ихъ о перемежеваньѣ, но мнѣ, для угрозъ сихъ, не годилось жертвовать деревнею и тою землею, которая мнѣ столь многихъ трудовъ, хлопотъ и издержекъ стоила, и извѣстное промѣнять на неизвѣстное.
Кромѣ сего, озабочивало меня очень въ это же время и сомнительное состояніе нѣкоторыхъ изъ моихъ должниковъ, а особливо купцовъ Алексинскихъ и Ефремовскихъ и Серпуховскихъ. Я имѣлъ причину опасаться, чтобъ на нѣкоторыхъ изъ нихъ, по разстроенному ихъ состоянію, не пропали деньги, и принужденъ былъ отправить повѣреннаго своего къ нимъ съ понужденіемъ къ платежу и взысканію слѣдуемыхъ мнѣ процентныхъ денегъ. Словомъ, весь мой денежной капиталъ былъ въ сіе время весьма въ худомъ положеніи.
Впрочемъ, всю первую недѣлю великаго поста провели мы въ обыкновенномъ богомолій и говѣли, а въ субботу, по обыкновенію, вмѣстѣ съ сыномъ и нѣкоторыми другими изъ нашего семейства, исповѣдывались и причащались. Въ праздное же время, между службою, занимались нашими песками, изъ которыхъ надобно было приготовить нѣсколько ящиковъ. Между прочимъ, огорченъ я былъ въ теченіе сей недѣли растерзаніемъ собаками любимаго своего моськи, котораго мнѣ очень жаль было по сдѣланной къ нему привычкѣ. Но за то имѣлъ я удовольствіе получить от зятя моего въ подарокъ другую, которою я былъ еще несравненно довольнѣе, нежели погибшею моською. Она была ученая, и хотя собою совсѣмъ невзрачная, но утѣшала насъ всѣхъ своимъ умѣньемъ ходить на двухъ заднихъ ногахъ и сама-собою садиться. Звали ее Азоркою. И какъ впослѣдствіи времени мы сшили для ней женское платьицо и ее одѣвали въ чепчик и кофточку, какъ маленькое дитя, и она въ платьицѣ семъ, какъ ребенок , хаживала, да и въ прочемъ была очень кроткаго и послушливаго и ласковаго нрава, — то не только мы, но и всѣ домашніе мои любили ее чрезвычайно, и она утѣшала насъ собою многіе годы сряду.
Достальные дни тогдашняго февраля мѣсяца провели мы съ сыномъ въ обыкновенныхъ своихъ кабинетныхъ украшеніяхъ, отчасти въ чтеніи, отчасти въ писаніи, и тому подобномъ. Ѣздили также всѣ опять къ роднымъ нашимъ въ Ламки и провели тамъ сутокъ двое съ удовольствіемъ особымъ: отмѣнная ласковость дочери моей ко мнѣ, равно какъ и старанія и самого зятя моего о угожденіи мнѣ во всемъ, дѣлало мнѣ пребываніе у нихъ часъ — от — часу пріятнѣйшимъ, и я всегда ѣжжалъ къ нимъ туда охотно, и тѣмъ паче, что я, находясь тамъ, имѣлъ всегда свободу заниматься тѣмъ, чѣмъ хотѣлъ — писаніемъ ли, или питаніемъ привозимыхъ съ собою книгъ или разговорами съ хозяевами.
Первый день наступившаго марта мѣсяца ознаменовался новымъ для меня удивленіемъ. Пріѣзжаетъ ко мнѣ нечаянный и совсѣмъ неожиданный гость, знакомецъ мой г. Рахм