Какъ годъ, на который сынъ мой отпущенъ былъ по послѣднему папшорту, прибли-жался уже къ окончанію, и наше общее желаніе было постараться о выпускѣ его изъ гвардіи къ штатскимъ дѣламъ (поелику онъ, по слабости своего здоровья, къ военной службѣ былъ совсѣмъ не способенъ, да и намъ не хотѣлось его оной подвергнуть; выпуски-жъ были тогда затруднительны и не инако, какъ съ превеликими трудами и стараніями могли быть получаемы), — то наилучшимъ и надежнѣйшимъ средствомъ почитали мы, чтобъ мнѣ ѣхать для сего самому въ Петербургъ и употребить къ тому свое стараніе. И какъ сіе у насъ давно уже предположено было, то и ласкался я надеждою, что я, когда не от г. Давыдова, такъ от будущаго своего новаго начальни-ка, и могу получить къ ѣздѣ сей увольненіе. Но какъ тогда г. Давыдову отпустить ме-ня было уже не можно, то извѣстіе, что новый начальник мой не прежде прибудетъ, какъ въ исходѣ уже тогдашняго года, смутило насъ до чрезвычайности. Ибо какъ до прибытія его мнѣ от волости отлучиться не было уже ни какой возможности, а по пріѣздѣ его ѣхать было уже поздно, и мы легко могли заключать, что чрезъ то упущу я наиудобнѣйшее время къ употребленію своихъ просьбъ и старанія о моемъ сынѣ, — то и не оставалось другаго средства, какъ отпускать сына моего въ Петербургъ на службу одного и предоставить уже самому ему о себѣ стараться.
Таковая непредвидимость всѣхъ насъ до безконечности смутила и заставила думать и помышлять о томъ, какъ быть и что дѣлать. Сынъ хотя не былъ уже ребенкомъ, и, по добрымъ его свойствамъ, не могли мы опасаться, чтобъ онъ тамъ могъ избало-ваться, но паче надѣялись, что онъ и тамъ не сгинетъ и по нуждѣ могъ и самъ о себѣ приложить стараніе (но какъ онъ никогда еще не бывалъ въ Петербургѣ, да и мы не имѣли тамъ никакихъ вѣрныхъ и надежныхъ людей, которымъ бы мы могли его пре-поручить въ покровительство), — то и не хотѣлось намъ весьма его одного въ тотъ дальній путь и при такихъ обстоятельствахъ отпустить. Со всѣмъ тѣмъ, требовала то-го сущая тогда необходимость. А сіе и подало намъ поводъ къ разнымъ о томъ раз-глагольствіямъ между собою и совѣщаніямъ о томъ съ лучшими нашими друзьями. Сіи всѣ были такого-жъ мнѣнія, что необходимо намъ его не только отправить въ Пе-тербургъ надобно, но и поспѣшить отправленіемъ симъ, не упуская тогдашняго осенняго и способнаго къ путешествію времени. Всѣ они, и справедливо, говорили намъ, что чѣмъ ранѣе пріѣдетъ онъ туда до Новаго года, тѣмъ болѣе имѣть будетъ времени къ пріисканію о себѣ старателей и удобнѣйшихъ средствъ къ достиженію до желаемой нами цѣли.
Итакъ, вдругъ и нечаяннымъ образомъ, получили мы новую, по сему обстоятельству, заботу и должны были, не упуская ни мало времени, помышлять о сборахъ его въ сей дальній путь и придумываніи всего того, чѣмъ бы ему поспѣшествовать съ своей сто-роны въ его будущихъ о самомъ себѣ стараніяхъ.
Не успѣли мы начать о семъ помышлять, какъ наступилъ и день, назначенный мною для публичной земляной торговли. И какъ земли всѣмъ были надобны, то народа съѣхалось превеликое множество. Но я радъ былъ, что дворянъ было не много, а только двое, да и тѣ- нестоющіе дальняго уваженія, а потому и могъ я, по желанію своему, давать всѣмъ свободный торгъ и производить оный наибезпристрастнѣй-шимъ образомъ. Однако, безъ досадъ многихъ и при семъ случаѣ не обошлось, и хлопотъ было довольно.
На другой день послѣ сего, который былъ уже послѣднимъ мѣсяца сентября, случи-лось у насъ въ слободѣ странное и необыкновенное происшествіе. Жена протопопа запарилась въ банѣ до-смерти. Какъ она охотница была испивать, то не сумнѣвались мы, что пошла она въ баню подгулявши и, думать надобно, поддала слишкомъ много и от неумѣреннаго жара задохлась; но какъ бы то ни было, но нашли ее въ банѣ, на полку, умершею, съ вѣникомъ въ рукахъ.
Непосредственно за симъ наступилъ нашъ фамильный октябрь мѣсяцъ, бывшій въ сей годъ достопамятенъ для меня многими особенными происшествіями. Самое начало его было уже преисполнено многими для меня досадами, хлопотами и неудо-вольствіями. Не успѣло пройтить онаго дни два, какъ взбѣшонъ почти былъ я при-сланнымъ ко мнѣ письмомъ от бывшаго командира моего г. Давыдова. Сей горе — командиръ, будучи, такъ сказать, съ ногъ до головы замаранъ дерьмомъ и находясь въ прескверныхъ и такихъ обстоятельствахъ, въ какихъ не желалъ бы я быть ни кому, по смѣшному своему любославію, восхотѣлъ еще и тогда покичиться своею потерян-ною уже надо мною властію. И забывъ все, сколько онъ мнѣ обязанъ, и все то, что я для его сдѣлалъ, написалъ ко мнѣ прямо досадное и раздражительное письмо и промѣнялъ меня на бездѣльника мужика, принесшаго ему какую-нибудь голову саха-ра или чего-нибудь инаго на поклонъ. Поводъ къ тому подала вышеупомянутая пере-торжка земель и мельницъ. Какъ для ней самому ему уже не кстати, да и нельзя было къ намъ пріѣхать и, по прежнему, безсовѣстно мытарить и плутовать, — то поручилъ онъ производить торговлю сію мнѣ. Но чѣмъ былъ я не весьма доволенъ, ибо онъ хо-тя и не пріѣхалъ, но заметалъ меня ордерами и письмами въ раздачѣ наилучшихъ зе-мель и мельницъ воровски и за ничто тѣмъ, которые у него тамъ побывали и съ ко-торыхъ онъ сорвалъ срывы. Между прочимъ, прислалъ онъ ко мнѣ одинъ глупый и безтолковый ордеръ объ отдачѣ одной и послѣдней мельницы Бобриковскому му-жику за ничто, и только за 30 рублей, не смотря что она стоила гораздо болѣе ста. Досадно мнѣ было сіе невѣдомо-какъ, и тѣмъ паче, что онъ и безъ того всѣ наилуч-шія мельницы размытарилъ и упустилъ чрезъ то дохода въ казну болѣе 1,000 рублей. И какъ тогдашнія повелѣнія его уже были для меня не слишкомъ важны, и я не имѣлъ причинъ ихъ свято наблюдать, а сверхъ того хотѣлось мнѣ послѣднее его мытарство и бездѣльничество сколько-нибудь поправить безпристрастнѣйшею торговлею, — то и пустилъ я сію мельницу съ прочими въ торгъ и за нее взогнали цѣны свыше по-лутораста рублей, и осталась она за самымъ тѣмъ же, который хотѣлъ-было схватить ее почти за ничто. Бездѣльникъ сей бросился къ г. Давыдову и, какъ думать можно было, налгалъ ему что-нибудь. А за сіе-то и изволилъ онъ на меня разгнѣваться и, въ досадѣ для чего помѣшалъ я ему и въ семъ случаѣ своровать и сбездѣльничать, написалъ ко мнѣ помянутое обидное и такое письмо, какого я от него, а особливо при тогдашнихъ обстоятельствахъ, никакъ ожидать не могъ, и которое для меня тѣмъ было досаднѣе, что я поступилъ при семъ случаѣ по всей справедливости и всего меньше заслуживалъ такого себѣ репреманта. Мнѣ не трудно было въ томъ оправ-даться. Но, со всѣмъ тѣмъ, принужденъ я былъ весь почти день по сему дѣлу писать и заниматься глупостьми, ибо мнѣ хотѣлось дать ему учтивымъ образомъ прямо дурной его поступокъ противъ меня повозчувствовать.
Другія хлопоты были для меня въ этотъ же день тѣ, что я принужденъ былъ перепи-сывать, пересчитывать и ранжировать всѣ заготовленныя мною статьи для своего «Экономическаго Магазина» и готовить ихъ для отправленія съ почтою въ Москву. А третья досада была на г. Веницеева, рыскавшаго около сего времени по полямъ нашей волости съ собаками за зайцами. Онъ хотѣлъ ко мнѣ въ сей день пріѣхать, но я цѣлый день прождалъ его по-пустому и съ досадою услышалъ, что онъ еще съ утра ускакалъ прямо въ Тулу. Наконецъ, нѣкоторымъ образомъ и то было особливостью, что въ сей же день привезли ко мнѣ изъ Ламокъ нововыѣзжаго на свѣтъ и небывала-го у меня гостя, моего внука, котораго женѣ моей, а его бабушкѣ, хотѣлось у себя воспитывать.
Непосредственно за симъ наступилъ день имянинъ сына моего, и праздникъ сей былъ для насъ тѣмъ чувствительнѣе, что оставалось ему уже не долго жить съ нами. Въ навечеріи сего дня положено было у насъ уже рѣшительно отправить его въ скоромъ времени. Обстоятельство сіе наполняло глаза жены моей уже слезами, да и намъ всѣмъ скорый отъѣздъ его былъ чувствителенъ и приводилъ въ смущеніе наши мысли. А какъ, сверхъ того, надлежало мнѣ сіе утро писать въ Петербургъ къ племян-нику моему М. В. Неклюдову и, его увѣдомивъ о скоромъ пріѣздѣ туда моего сына, просить о помѣщеніи его въ какомъ-нибудь уголкѣ его дома, то и не звали мы къ себѣ никого обѣдать, и у насъ обѣдали только немногіе. Но послѣ обѣда съѣхалось столь много гостей, что мы сдѣлали уже маленькій деревенскій балъ, послали за музыкою, завели танцы и провели день и вечеръ сей довольно весело, и гости всѣ у насъ ужи-нали, и было ихъ такъ много, что мы ихъ едва помѣстили въ своей залѣ.
Въ слѣдующій за симъ день октября было у насъ въ домѣ множество больныхъ. Я самъ что-то былъ не очень здоровъ и ночь спалъ дурно, а ввечеру чувствовалъ опять въ себѣ ознобъ и боялся, чтобъ лихорадка моя опять не возвратилась и не сдѣлалось бы рецидива. Недомогала также и бывшая тогда у насъ замужняя дочь, и мы посыла-ли за лѣкаремъ, чтобъ поговорить съ нимъ о ея болѣзни. У меньшой моей дочери болѣло ухо, а жена насилу ходила от слезъ и грусти. Она всё суетилась и плакала о сынѣ, съ которымъ тошно было ей разставаться. Но всѣхъ болѣе смущала и озабо-чивала вторая моя дочь Настасья: сія занемогла формально и была во весь день въ жару, такъ что мы принуждены были ее лѣчить и боялись, чтобъ не было горячки. Однако, было сіе слѣдствіемъ простуды и ей на другой же день полегчѣло, но за то занемогла наша старушка и ее всю каверкало, и какъ говорила она — от осуда, что было и вѣроятно, ибо не успѣли ее, брызгнувъ въ нее из-навѣсть водою, испужать, какъ ей и полегчѣло. Впрочемъ, въ оба сіи дни сбирали мы уже своего Павла въ Петербургъ, и было по сему случаю хлопотъ довольно. Съ нимъ собирался ѣхать вмѣстѣ и сынъ уѣзднаго нашего секретаря Арефьева, записанный также въ гвардію, и онъ товарищу сему очень радъ былъ, да и намъ было пріятно, что поѣдетъ онъ не одинъ.
Вслѣдъ за симъ наступило 7-е число октября, въ который совершилось мнѣ 51 и по-шолъ 52 годъ от рожденія. Но я во весь сей день былъ не очень здоровъ. Пе-ремѣнившаяся около сего времени погода и превратившаяся изъ хорошей въ дурную, ненастную, была причиною тому, что я, за день до сего, простудился и оттого чув-ствовалъ въ сей день насморк, головную боль, тягость во всѣхъ членахъ и ознобь», почему и былъ для меня сей день не очень веселъ. Домашніе мои ѣздили всѣ въ цер-ковь, но я, за болѣзнію своею, принужденъ былъ оставаться дома и кое-чѣмъ от оной лѣчиться.