— Мне наплевать на речь, которую произнес недавно премьер-министр Франции, — услышал Алек слова крепкого бородача в клетчатой рубашке, обращенные к кому-то из стоящих рядом. — Мне важно знать, будет ли сегодня дождь в районе Перта…
«Не очень-то австралийцы интересуются политикой», — подумал Алек, выбираясь из толпы.
В большом универсальном магазине он купил себе все необходимое. Теперь Алек выглядел как настоящий австралиец. Широкополая шляпа, добротный костюм, ботинки на толстой подошве и пестрый шейный платок. Он решил расстаться с морским мешком и купил кожаный чемодан. На железнодорожной станции Алек приобрел билет до Брисбена. Взял самый дешевый. В третьем классе. Можно отправляться в путь!
К полудню стало очень жарко, и Алек, привыкший в море носить легкую одежду, обливался потом. Он пообедал в припортовом ресторанчике, вернулся на «Чамрок» и сложил пожитки в новый чемодан. Оставалось пожать руку вахтенному. Его больше ничего не связывало с судном.
— Едете в Брисбен, мейт?[22] — спросил матрос, провожая его до трапа. — Всяческих вам успехов. Жаль, что не придется плавать вместе. Мы к вам привыкли.
— Спасибо. Передай привет профессору Кларку. На вокзале у перрона уже дымил смешной паровоз с тонкой, расширяющейся кверху трубой. К нему было прицеплено несколько зеленых деревянных вагонов. Алек купил местную газету, забрался в поезд. В газете писалось о ценах на шерсть и мясо, об урагане, о прибывающих в порт судах, очень много о спорте и почти ничего о мировой политике.
Пассажиры прибывали. В вагон ввалилась компания подвыпивших, горланящих мужчин. Они сразу же принялись играть в карты. Пришли две женщины в больших шляпах, украшенных цветами, устроились в уголке и вполголоса начали болтать. Один за одним занимали места разные люди. Но вообще отъезжающих было немного. Рядом с Алеком расположился господин с надменным лицом, в светлом костюме, с тросточкой в руках. Он свысока поглядывал на соседей.
Скоро раздался звон колокола, свисток. Паровоз тонко загудел, лязгнул составом, дернулся несколько раз, и вагоны медленно покатились по рельсам.
Алек прильнул к окну. Сначала поезд шел мимо товарных складов, потом справа и слева показались деревья, белые домики, сады. Но скоро их сменил новый пейзаж. Ландшафт изменился. Вдалеке на горизонте появилась темная цепь гор, а все, что было ближе, казалось покрытым лесом. Но не привычным и родным для Алека густым и зеленым. Нет, тут деревья отстояли друг от друга на сорок — пятьдесят аршин, образуя множество полянок. Так тянулось долго. Алеку наскучило смотреть в окно. Он повернулся к соседу и спросил:
— Тоже в Брисбен?
— Да.
— Живете там?
— Живу.
— Я хотел спросить… Вы не скажете, где я смогу найти русских в вашем городе?
Сосед нахмурился и недовольно сказал:
— К сожалению, везде. В Брисбене их больше, чем надо. Я не понимаю, почему правительство дает им такую волю. Все беспорядки в стране происходят из-за них, они начинают… — Он подозрительно оглядел Алека: — Вы случайно не русский?
— Русский.
Сосед не смутился.
— Еще одним бунтовщиком станет больше. Вы, конечно, едете в Брисбен искать работу? Все едут к нам. Прямо летят как мухи на мед… Я не против. Не думайте. Пусть работают, но помнят, чей хлеб едят. Держались бы тихо, а то, видите ли, недовольны, бастуют…
Он оглянулся, ища поддержки у других пассажиров, но никто не слышал их разговора. Единственный сосед напротив, молодой парень, уже спал.
— Кто работает, тот ест свой хлеб, — резко сказал Алек. — А за работу надо платить. Наверное, вы платите мало, вот люди и недовольны.
— Недовольны! Сидели бы тогда в своей России, если вас не устраивает наша плата, — прошипел австралиец, демонстративно поворачиваясь спиной к Алеку.
«Значит, в Австралии тоже не все благополучно. Иностранцев не любят, как везде. Или, может быть, только русских, чей свободолюбивый нрав не подходит богачам? — подумал Алек. — Ладно, утро вечера мудренее. Приеду — увижу, что к чему. Только бы мне найти Артема».
Алек прислонился к стенке, вытянул ноги и задремал. Усталость брала свое.
3
Поезд прибыл в Брисбен утром. Жмурясь от яркого солнца, Алек вышел на перрон. Он увидел кладовую для хранения багажа и оставил там чемодан. Теперь надо найти русскую колонию, о которой говорил Бруно Федорович.
Алек остановил молодого человека в кожаных штанах и ковбойской шляпе.
— Я думаю, что вам лучше всего пойти в порт. Там среди докеров много русских. Они все расскажут, — сказал парень. — Порт вон там, внизу. — Он показал рукой и вежливо приподнял шляпу.
Минут через двадцать Алек уже шел по причалу. Как и в Сиднее, здесь стояло много судов. Грохотали портовые лебедки, скрипели блоки, и надо было соблюдать большую осторожность, чтобы не попасть под раскачивающиеся подъемы с грузом.
Алек выбрал большой пароход под английским флагом. Судно грузили тюками с шерстью. Несколько минут он стоял, наблюдая за тем, как споро идет работа. Докеры катали тележки с кипами прямо из склада к борту. Три человека укладывали их в пеньковую сетку, старший подавал знак на палубу, подъем взмывал кверху и через секунду исчезал. Алек выждал момент, когда сетка скрылась в трюме, и подошел к работавшим:
— Я хотел бы поговорить с кем-нибудь из русских, если они есть среди вас.
— Конечно, есть, — ответил старший и крикнул: — Эй, Джон, иди сюда, тебя спрашивают. Земляк, наверное.
Один из докеров, катающих тележки, маленький, круглый, седой, но, видимо, еще очень крепкий человек, подвез свои кипы, вывалил их в сетку, отер потный лоб клетчатым платком и с любопытством уставился на Алека.
— Этот, что ли? Здравствуй, парень, — сказал он по-русски. — Ну, в чем дело? Хочешь на работу? Давай к нам. Устроим.
— Спасибо. Пока не надо. Я разыскиваю русскую колонию. Ну, где в основном живут русские эмигранты.
— Да знаю я, что такое колония. Можешь не объяснять, — усмехнулся докер. — Все наши, большинство во всяком случае, живут на окраине, на Элизабет-роуд. Ну, и вокруг нее. А кого тебе, собственно, нужно?
— Я ищу Артема. Не знаете ли случайно такого?
Джон нахмурил брови, припоминая:
— Артем, Артем… Что-то слышал, парень. Но, убей бог, не помню, где и когда. Знаешь что? Валяй на Элизабет-роуд, семнадцать. Там живет Эдгар Струмпе. Он латыш, столяр. Занимает какую-то должность в «Союзе русских эмигрантов» и всех знает. А ты откуда? Из России?
— Нет. Я моряк. Прибыл из Соединенных Штатов.
— Вот оно что! Но ты эмигрант?
— В общем-то да.
— Ол райт! Сейчас с тобой некогда разговаривать. Вон форман[23] уже нервничает. Увидимся, если останешься в Брисбене.
Джон бегом покатил тележку в склад, а Алек отправился искать остановку трамвая. Он долго ехал в маленьком дребезжащем трамвайчике по бесконечно длинной Мейн-стрит. На каком-то перекрестке кондуктор любезно остановил вагон и сказал Алеку:
— Здесь вам выходить. Элизабет-роуд.
Алек вышел, осмотрелся, завернул за угол. Он очутился на широкой улице, состоящей из маленьких небогатых стандартных коттеджей со стандартными садиками вокруг них, с одинаковыми оградами и калитками. Казалось, что эта улица упирается в зеленое поле и тут кончается город.
Он разыскал домик под номером семнадцать, дернул за начищенную ручку звонка. Домик, как брат-близнец, был похож на соседние.
Из открытых дверей дома выбежал белый шпиц и с лаем бросился к калитке. За собакой появилась стройная девушка, небольшого роста, с каштановыми волосами и очень ясными карими глазами, опушенными длинными ресницами. Она была одета в длинную белую узкую юбку, белую кружевную кофточку. Широкий лакированный пояс охватывал тонкую талию.
— Тише, Вайси! — сердито прикрикнула она на продолжавшего лаять шпица и по-английски спросила: — Что вам угодно?
— Я хотел видеть мистера Эдгара Струмпе, — тоже по-английски ответил Алек.
— Папы нет дома. Но он скоро придет, и если вы не боитесь поскучать полчаса в моем обществе, — девушка кокетливо взглянула на Алека, — то, пожалуйста, проходите в комнаты. Да прекрати же ты лаять, несносное создание!
Алек пошел за девушкой. Они поднялись на крыльцо и вошли в первую комнату, служащую гостиной.
— Садитесь. Я сейчас принесу содовую воду.
Алек остался один. Он принялся разглядывать фотографии, развешенные на стенах. Это были обычные семейные фотографии. Вот бородатый мужчина в длиннополом сюртуке сидит у маленького круглого столика, рядом с ним молодая миловидная женщина в широченном платье, в черной кофточке с высокими пуфиками на плечах, а между ними стоит девочка с огромным бантом. Вот тот же мужчина, но уже без бороды, одетый по австралийской моде, держит под уздцы лошадь, а вот портрет девушки, которая его встретила. О, здесь у нее совсем другой вид! Платье с декольте, едва прикрывающим грудь, завитые волосы, голова наклонена вперед, ресницы опущены, в руках цветы. Парадная фотография. Наверное, была сделана по какому-то особенно торжественному случаю. В день совершеннолетия или окончания школы. Алек залюбовался портретом. Такая прелестная была на нем девушка…
Скрипнула дверь. Вошла хозяйка с подносом в руках, на котором стояли бутылка и два стакана. Она заметила взгляд Алека, засмеялась и сказала:
— Это я. Три года назад. Мне было шестнадцать.
— Я узнал вас, — с непритворным восхищением проговорил Алек. — Вы мало изменились с тех пор.
— Ну да… Теперь не то…
И опять ее глаза лукаво блеснули. Она знала, что сейчас последуют возражения и ее примутся убеждать, что она такая же и даже еще лучше, но Алек промолчал. Девушка удивленно взглянула на него. Она разлила воду по стаканам. Пузырьки газа лопались, выбрасывая вверх мельчайшие капельки.
— Пейте, пока холодная, — сказала хозяйка.
В комнате царил полумрак, шторы были опущены. Свет и воздух проникали через открытую дверь в сад. Алек с наслаждением осушил свой стакан.