Они уселись к столу, и Алексей начал свой длинный рассказ. Сидела в углу и Евдокия Павловна, подперев щеку рукой. Слушала. А Лобода в самых захватывающих местах вскакивал, прерывал Алексея и кричал:
— Борис Кузьмич! Ты только подумай, а? Ведь ни в одной книге не прочитаешь такого. Ну и Лешка! Роман, настоящий роман.
— Что ж, Алексей Иванович, спасибо, — сказал Рябченко. — Неоценимого работника мы получили в вашем лице. Опытный газетчик так нужен. После провала нашей организации, гибели Ласточкина и других членов губкома нам не хватает многих работников. Газету надо выпускать, листовки, воззвания к солдатам, на русском и иностранных языках. Будете работать в подпольной типографии в районе Куяльника, у катакомб. Место надежное…
— Мне бы, Борис Кузьмич, что-нибудь поактивнее, — попросил Алексей.
— Алексей Иванович, выбирать не приходится. Направляю вас туда, где сейчас вы больше всего нужны. Из нагана стрелять может каждый. А жена ваша не поможет нам? — Рябченко ласково поглядел на Айну. — Наверное, тоже знаете английский язык?
— Прекрасно, — откликнулась Айна. — Я буду делать все, что мне прикажут.
— На нее можно положиться, Борис Кузьмич. Она у меня надежная, — с гордостью сказал Алексей.
— Она будет помогать вам. Связь держите только с Василием Васильевичем. Он введет вас в подпольную редакцию. Там познакомитесь с товарищами. Очень жаль, что вы на подозрении у — контрразведки, не то мы нашли бы вам работу поактивнее. Такую возможность потеряли! Англичанин Палмер мог многое узнать от самого высокого белогвардейского начальства. Ну, да что теперь говорить. Переночуете здесь, а завтра вас переведут в Куяльник. Будете жить там.
— Борис Кузьмич, — спросил Алексей, — как дела на фронтах?
— Отлично. Деникин скоро будет в Одессе. Он без задержки катится на юг. Хотите предложить ему английское оружие? — пошутил Рябченко. — Боюсь, что он окажется некредитоспособным. Будем прощаться. Уже поздно. Вам надо быть крайне осторожным. Ну да и мы не лыком шиты. Спрячем так, что никто не найдет. До встречи, Алексей Иванович.
— Завтра увидимся, Алексей, — похлопал Чибисова по плечу Лобода. — А пока слушайся Евдокию Павловну.
С большими предосторожностями специальные люди, посланные Лободой, перевели их на следующий день в Куяльник, оттуда в катакомбы. Там помещалась типография.
Алексей Иванович слыхал, что под Одессой существуют катакомбы — пустоты, образовавшиеся от выемки строительного камня. Город строился как бы сам из себя. Раньше эти катакомбы представляли самое удобное убежище для всякого бездомного люда. Подземные разветвления были настолько обширными, что проникавшая туда полиция запасалась провизией и свечами на несколько дней. Многие ходы сейчас были замурованы, засыпаны, но некоторые из них сохранились и соединялись с городскими домами. Никто не знал точно, как расположены эти подземные коридоры, сколько их, и выходы из-под земли иногда обнаруживались далеко за пределами Одессы. Это был настоящий лабиринт, состоящий из узких проходов, подземных зал и комнат. Вот эти катакомбы и выбрали одесские подпольщики для организации там типографии. Белые катакомб избегали. Можно было войти туда и никогда не выйти обратно. Редкие облавы, которые устраивала контрразведка, успехов не приносили.
Приходу Чибисовых обрадовались. Человек с землистым цветом лица, — он редко бывал на воздухе, — пожимая им руки, дружески сказал:
— В нашем полку прибыло. Работы тьма. Вам, Алексей Иванович, и вашей жене надо сесть за составление листовок к французским и английским морякам. Переводчик на французский у нас есть. А жить придется тоже здесь, под землей. Имею строгий приказ Рябченко наружу вас не выпускать. Ну ничего, недолго осталось.
Им отвели угол, где стояли два топчана.
— Ваша квартира, — усмехнулся редактор. — Хуже, чем в «Лондонской»?
— Лучше.
Чибисовы сразу же принялись за дело. Работали при коптилках, при фонаре «летучая мышь». Стучала печатная машина «американка». Листовки, воззвания, газеты сходили с нее беспрерывно.
— Не очень устала? — спросил Алексей Айну, когда они в первый раз улеглись на свои жесткие топчаны. — Закройся получше.
— Тут я спокойна и с тобой, а это уже счастье. Спокойной ночи.
16
…Капитан Жихарев тупо смотрел на листок бумаги, лежавший перед ним на столе. Его только что принес ему переводчик. О, черт, как он опростоволосился! Впрочем, он уже знал об этом, когда Колобок доложил ему, что англичане скрылись из гостиницы, бросив вещи. Капитан поставил всю службу на ноги. Приказал найти Палмеров любой ценой, объявил сотрудникам о награде за поимку. Да разве найдешь их в таком хаосе? Каких козырей он упустил. Это не какой-нибудь слесарь с Пересыпи, имевший связь с большевиками. Эти — международного значения! Опасные преступники. Вот, изволите ли видеть, что пишут из Лондона…
Жихарев еще раз пробежал глазами сообщение офицера миссии Хайгена. Оно было коротким, переведено на русский язык.
«Инженер и совладелец фирмы «Викерс» Генри Палмер и его жена Вирджиния Палмер убиты в Турции партизанами Кемаля. Как стало известно «Интеллидженс сервис» в Лондоне, их паспорта попали к осужденному на каторжные работы Алеку Лонгу и его жене Айне Лонг. Предполагается, что Алек Лонг и русский моряк Алексей Чибисов — одно и то же лицо…» Вот так. Обдурил его большевистский выродок! Да и не его одного. И Никодима — этот-то уж опытный человек, и офицера-англичанина из миссии. Даже не верится!
Можно было бы замять дело, не доводить до огласки, да этот дурак, поручик Буткевич, заварил кашу, используя свои связи. Кричит на каждом углу, что капитан Жихарев сознательно, несмотря на его предупреждения, выпустил опасного большевика, когда тот был уже у него в руках. Дошло до начальника контрразведки. Не миновать больших неприятностей…
Капитан нервно закурил папиросу. И не придумаешь ничего. Может быть, все-таки где-нибудь обнаружится проклятый оборотень? В конце концов, наплевать! Все рушится. Неизвестно, сколько им самим осталось жить. Везде измена, кругом большевики, сведения с фронтов самые неутешительные…
17
Для Алексея и Айны начались напряженные месяцы подполья. Несмотря на неудобства, тяжелое житье, опасности, они работали с упоением, не замечая часов. Очень пригодился опыт Алексея как газетчика. Он хорошо помогал главному редактору Петру Петровичу Колотову.
Однажды ночью Айна разбудила мужа:
— Алеша, мне плохо. Кажется, наступило время…
Алексей испугался, вскочил, поднял Колотова:
— Петр Петрович, вот какое дело… Как ей помочь? Куда везти?
— Рожать ей тут нельзя, — в раздумье сказал Колотов. — Завтра утром Марианна отвезет ее к Евдокии Павловне. Дотерпит ли она?
К счастью, Айна вскоре повеселела, сказала, что все прошло и она готова идти куда угодно.
— Тогда сейчас, пока темно, уведем ее в дом Нестеренко в Куяльнике, а утром Марианна с Айной пойдут на Елисаветградский. Женщинам это безопасно, — решил Колотов. — Ковальчук, проводи Айну Эдгаровну.
— Ты только не беспокойся. Работай и ни о чем плохом не думай. Все будет хорошо, — сказала Айна, целуя мужа. — Даже если вестей не будет долго. Не беспокойся.
Ее провожатый, наборщик Ковальчук, видел в темноте как кошка. Он провел ее садами к дому рабочего Нестеренко, а утром, как было задумано, дочь Нестеренко Марианна отвезла ее на арбе к Евдокии Павловне. Женщина удивилась. Появление Айны ее встревожило.
— Что случилось, девоньки? — обеспокоенно спросила она. — Худое что?
— Нет, все хорошо, тетя Дуня.
Они объяснили свое появление. Евдокия Павловна успокоилась.
— Лучшего места, чем у меня, для такого дела нет. Я и сама в родах кое-что понимаю, да и в доме у нас хорошая акушерка живет. Так что не горюй, племянница.
Через два дня Айна родила девочку. Назвали ее Валентиной. Роды были легкими, прошли хорошо, и Айна быстро поправлялась. Но в катакомбы возвращаться с ребенком было нельзя. Куда же с такой малышкой? По решению Лободы она осталась у Евдокии Павловны.
Айна переслала Алексею записку о том, что у нее все благополучно. Его поздравили, решили отпраздновать день рождения дочери, когда Одесса будет освобождена, и принялись за работу. Лобода появился спустя несколько дней. Он обнял Алексея, сказал, что дочка и жена находятся под его личным наблюдением.
— Такую красавицу она тебе родила, вся в мать. Я в нее влюбился. Вот подрастет, возьму в жены. Отдашь? — шутил боцман.
— Ты хоть и старый хрыч, Василий Васильевич, но за тебя отдам, — отшучивался Алексей. — Только охраняй их лучше.
Алексей успокоился, знал — на боцмана можно положиться. А работы все прибавлялось. Одесский обком требовал усилить агитацию на заводах, фабриках, среди безработных. Ежедневно сложным подземным путем пачки газет и листовок, завернутых в красочные рекламные обертки табачной фабрики Попова (их в огромном количестве поставляли подпольщикам рабочие фабрики), попадали в дом на Старом Базаре. Отсюда пакеты забирала рабочая молодежь и разносила по всем районам города. Газеты читали на кораблях, фабриках, в порту.
Контрразведчики сбились с ног в попытках обнаружить типографию. Газеты находили, а вот типографию… Не помогали ни разносы начальства, ни активная помощь разведчиков оккупантов.
Одесса билась в агонии. Белые армии стремительно катились к Черному морю. Теперь уже никто не вспоминал о походе на Москву. Иностранцы под шумок покидали город. Все понимали — Деникин обречен. И несмотря на все это, Одесса веселилась, развлекалась, торговала. Рестораны ломились от пьяных офицеров, кокоток, господ в котелках. На столы выбрасывали пачки теперь уже никому не нужных, потерявших свою цену «колокольчиков». Скорее освободиться от бумажек и получить за них хоть что-нибудь! Пароходы в порту стояли в готовности. Билеты нельзя было купить ни за какие деньги. Даже на валюту.
На Ближних Мельницах, на Пересыпи и Молдаванке по приказу губкома создавались рабочие вооруженные отряды. Белые были при последнем издыхании, но всё еще показывали зубы. Расстрелы, истязания, пытки не прекращались. За малейшее сочувствие большевикам расстреливали. В ответ на репрессии рабоч