Жизнь и реформы — страница 209 из 298

Я и мои спутники особо оценили сделанное японскими друзьями еще и потому, что Российское посольство не только не проявило никакого к нам внимания, но старалось если не сорвать, так принизить эту поездку. Из Москвы, как нам рассказали, следовали одно за другим требования и советы японцам, кому принимать Горбачева, а кому не стоит. Делались даже попытки помешать встрече с императором. Мы уже потом поняли, почему японская пресса так много писала о том, что беседа в Императорском дворце оказалась вдвое продолжительней, чем намечалась сначала.

Впрочем, с подобным отношением приходилось сталкиваться и во всех других моих зарубежных поездках после ухода с президентского поста. Послы России получали из МИДа строжайшее указание игнорировать бывшего советского президента. Исполнялось оно настолько скрупулезно, что иной раз полномочный представитель России под надуманным предлогом уклонялся даже от участия в приеме, который давали в мою честь глава государства или правительства страны. Кажется, только в двух случаях российские послы «осмелились» пообщаться со мной.

Пишу об этом с чувством горечи за наше бескультурье, за постыдное российское злопамятство. Конечно, такое отношение никоим образом не могло и не может унизить мое достоинство — не вниманием чиновных персон дипломатического ведомства оно определяется. Но нельзя не пожалеть, что такое поведение наносит ущерб национальному престижу (о нас говорят в таких случаях как о дикарях) да и упускается возможность использовать в интересах России авторитет ее граждан, выезжающих за рубеж.

В третий раз — в 1993 году — я снова оказался в Японии, в Киото, где состоялось заседание Попечительского совета, учредившего Международный Зеленый Крест. Снова был апрель, и снова цвела сакура. С древних времен отношение японцев к природе породило специфические обычаи любования луной, снегом, деревьями и цветами. Весна в Японии — это великолепие цветущей сакуры, олицетворяющей совершенство и безупречность. Цветение сакуры длится всего несколько дней и потому еще больше ценится. Ее белоснежные и бело-розовые облака плывут по стране с юга на север с конца марта до конца апреля.

И еще остались в памяти поездки на скоростном «Хикари», когда перед глазами проплывают одна за другой картины Японии: ландшафт, непрерывающаяся цепь городов, поселков, предприятия, поля, теплицы, бесконечное число автомобилей. Над многими домами воздушные разноцветные карпы — это происходит в дни праздника мальчиков. Поезд мчится со скоростью до 270 километров, а над деревнями, поселками, городами парят карпы! Незабываемые картины.

Самые сильные впечатления остались от встреч со студентами и профессорско-преподавательским составом крупных японских университетов: «Аояма Гакуин» и «Сока» в Токио, индустриально-технологического — в Осаке. Повсюду нас встречали десятки тысяч юношей и девушек, с энтузиазмом молодости выражавших свои симпатии к гостям из России. В огромных аудиториях, где мне пришлось выступать с лекциями, чутко реагировали на каждую фразу, с одобрением встречая и всякую свежую мысль, и удачный ораторский прием. Это, впрочем, не мешало студентам задавать самые острые вопросы. Выступала и встречала теплый прием Раиса Максимовна. Она точно находила, о чем где сказать, — тут играл свою роль опыт преподавательской работы, общения со студентами.

Ну а темы моих выступлений, определявшиеся с учетом пожеланий наших хозяев, охватывали проблематику нового мышления, глобальных проблем, современного положения в мире и, конечно, ситуации у нас в России, в СНГ, наши отношения с Японией. В обществе «XXI век» предложили мне выступить с лекцией-прогнозом. Я не взял на себя смелость предсказывать, что будет через 20–30 лет, сосредоточился на том, какие альтернативные сценарии будущего могут нас ожидать и что, по моему мнению, следует делать, чтобы обеспечить прорыв к новой цивилизации.

Глава 27. Еще несколько портретов

Человеческая память избирательна, и, приступая к мемуарам, я держал в голове прежде всего события, которыми отмечены повороты в мировой политике во второй половине 80-х годов. По понятным причинам они были связаны в первую очередь с «главными актерами» на мировой политической сцене. Я имею в виду не только политиков, а государства, влияние которых на международную ситуацию наиболее заметно. Ведь говорят же о «сверхдержавах», «крупных», «средних» и «малых» государствах, что отнюдь не означает неуважения к кому-то из них в отдельности.

Что же касается политических и государственных деятелей, то, ссылаясь на собственный опыт, могу утверждать: здесь действует другая классификация. Не всегда во главе крупных и влиятельных государств оказываются политики соответствующего калибра. И наоборот. Мне доводилось часто иметь дело с очень интересными, крупными деятелями из так называемого «второго эшелона» государств. О встречах с некоторыми из них я и хочу рассказать. Возможно, иному читателю покажется рискованным объединять в одной главе впечатления от встреч с руководителями таких разных стран, как Бразилия и Австралия, Уругвай, Аргентина и Индонезия или Южная Корея, но для меня в этом есть свой смысл.

Во-первых, я хочу сказать о людях неординарных. Во-вторых, мне хотелось бы еще раз привлечь внимание читателя к одному из ключевых тезисов в моей политической философии — насколько при всех различиях и географической отдаленности друг от друга, при всей неодинаковости состояния стран в данный момент просматривается их взаимосвязь в современном мире. И в-третьих, я пишу не научную монографию, а мемуары. А потому могу позволить себе некоторую вольность и группировать впечатления не по академическим критериям, а как подсказывают мне память и политическая интуиция.


Р.Хоук, Австралия

Начну с моей встречи с премьер-министром Австралии Робертом Хоуком. Она состоялась в первый декабрьский день 1987 года в Москве. В обстановке неустойчивости наших отношений с США и Западом, когда стрелка политического барометра часто прыгала в разные стороны, надо было донести до руководителей как можно большего числа государств, с мнением которых считаются, смысл происходящих в СССР перемен и наши подлинные намерения.

Определенное значение имело и то, что Хоук — лейборист. Мы пытались тогда — и небезуспешно — вывести на новый уровень наши отношения с социал-демократами. Примерно за месяц до приезда Хоука в Москве побывал его заместитель по партии Биан, с которым я имел краткую, но интересную беседу. Так что у меня были основания полагать, что диалог с лейбористским правительством Австралии может существенно обогатить палитру наших международных контактов.

Я не ошибся в своих ожиданиях. Хоук произвел впечатление широко мыслящего политика, прекрасно ориентирующегося в деталях сложных международных проблем, искренне заинтересованного во взаимопонимании между Востоком и Западом, в улучшении отношений между США и Советским Союзом.

В самом начале беседы я сказал, что рассматриваю потенциал политического диалога и сотрудничества между СССР и Австралией как очень значительный. Тем более что речь идет о весьма влиятельной стране в таком перспективном регионе мирового плана, как Азиатско-Тихоокеанский.

— Когда мы выдвигали нашу программу во Владивостоке, — напомнил я, — мы отнюдь не претендовали на истину, не подлежащую обсуждению. Это было приглашение ко всем странам региона искать баланс интересов, строить разумные отношения.

Хоуку явно импонировал такой подход.

— Любые различия идеологического или философского характера, — сказал он, — не должны препятствовать усилиям по созданию в мире обстановки большего доверия, большей безопасности.

Я с удовлетворением отметил про себя, что с этим крупным политическим деятелем, безусловно принадлежащим к «Западу», можно открыто говорить на языке «нового мышления». Мы оба легко понимали друг друга, говоря о том, что разнообразие мира, различия в культуре, традициях, в истории не следует рассматривать как недостаток. Наоборот, это достоинство человеческого бытия, источник силы и богатства. И нельзя допустить, чтобы порожденные разнообразием идеологические различия вели к политической, а тем более военной конфронтации, препятствовали налаживанию экономического сотрудничества.

Наша беседа длилась более двух часов. Хоук живо интересовался ходом переговоров с США о сокращении ядерных потенциалов, состоянием дел в Европе, перспективами урегулирования афганской проблемы.

— В любой стране, — подчеркнул Хоук, когда мы закончили обсуждение региональных проблем, — будь то в Афганистане, в Кампучии или в Мозамбике, мы хотели бы видеть суверенные, независимые, неприсоединившиеся правительства, которые не представляли бы угрозы безопасности своих соседей и всего региона.

Это согласовывалось с моими взглядами.

Расстались мы дружески, условившись поддерживать регулярный контакт.


Генерал Сухарто, Индонезия

Хочу упомянуть о встрече с руководителем еще одной страны этого региона, отношения с которой одно время были даже «близкими», а потом оборвались. Эта страна — Индонезия, с президентом которой я встретился в Москве 11 сентября 1989 года во время его официального визита к нам.

Встреча с руководителем крупнейшего государства в АСЕАН была логическим продолжением взятой нами линии на упрочение мира и безопасности в АТР, развитие сотрудничества со всеми заинтересованными в этом государствами. Но визит Сухарто был явлением неординарным даже в этом, новом контексте. Дело было не только в том, что он прибыл из Белграда, где состоялась конференция Движения неприсоединения, о которой нам было ценно получить информацию из первых рук. В 1990 году предстояло отметить 40-летие дипломатических отношений между СССР и Индонезией.

Они были установлены в атмосфере глубоких симпатий и солидарности советских людей с освободительной борьбой индонезийцев за независимость и целостность своего молодого государства. В те годы Советский Союз активно поддержал Индонезию. Однако после печально известных «сентябрьских событий» 1965 года ситуация изменилась. И хотя тогдашнее советское руководство с осуждением отнеслось к попытке руководителей Компартии Индонезии организовать переворот, в отношениях между нашими странами, что называется, пробежала черная кошка. Визит Сухарто — первая встреча на высшем уровне между советскими и индонезийскими руководителями за четверть века — был призван снять отчуждение и подозрительность, открыть путь к новым отношениям, освободить их от идеологических установок и претензий.