Гусак тем временем стал склоняться к разделению постов, избранию Якеша генсеком, притом Штроугал остается главой правительства. Впрочем, как сообщил наш посол, вопрос этот возник на заседании Президиума ЦК по инициативе В.Индры. Тот якобы на одном из заседаний во второй половине ноября начал добиваться от Гусака, обсуждалась ли эта проблема в Москве. В свою очередь Биляк «забил» вопрос Штроугалу: не говорил ли он в Москве, что в Праге есть противники перестройки, и не называл ли в связи с этим конкретных фамилий? Видимо, сторонники жесткой линии решили перейти в наступление.
Заседание Президиума с обсуждением вопроса о разделении постов так и не завершилось, было перенесено на следующий день. Соотношение сил в Политбюро было семь к трем в пользу группы Биляка, а в целом в руководстве, включая кандидатов в члены Президиума и членов Секретариата, 10 на 10. Молодые секретари были в основном против ухода Гусака с поста генсека. Под предлогом недопущения осложнений на Пленуме Биляк выдвинул идею избрания заместителя генсека КПЧ. По ВЧ-связи посол Ломакин позвонил Медведеву и через него обратился с просьбой ко мне позвонить Гусаку. Медведев сказал, что этого делать не будет, поскольку уверен, что Горбачев звонить по этому вопросу не станет. Тогда Ломакин сам позвонил мне. Я ответил, что уже высказал Гусаку все, что считал нужным, в Москве при личной встрече и он сам будет принимать решение. «Об этом вы как посол знаете и из этого исходите». У нашего посла были добрые отношения с Гусаком, и в тот трудный момент он ни на йоту не отступил от позиций центра, проявив к Гусаку человеческое внимание.
Декабрь 1987 года был для президента очень трудным, он тяжело шел к принятию решения. Но, приняв его, как потом рассказывал Якеш, выступил против предложения ввести предназначавшийся для него пост почетного председателя партии. Он с полным основанием считал, что это будет мешать работать новому генсеку, а на этот пост выдвинул Якеша.
Спустя четыре месяца, в апреле 1988 года, Гусак прибыл в Москву с официальным визитом в качестве Президента ЧССР. Он выглядел заметно лучше, чем при прошлой нашей встрече, был в неплохом настроении. Мы тепло встретились и по-дружески беседовали.
— О принятом решении, — сказал Гусак, — я не жалею, оно было правильным. В Президиуме ЦК КПЧ, на Пленуме все прошло спокойно. Теперь оказываю Якешу поддержку, он в ней нуждается, авторитет ведь не приходит сам по себе. Он действует энергично, лучше, чем я ожидал. В партии настроения в целом неплохие. Курс руководства поддерживается. Правильно воспринимаются лозунги перестройки, демократизации, хотя в души эти идеи пока не запали, для этого надо еще много работать. Мы отстаем от вас, но нашими людьми, обществом лозунг перестройки принимается. Экономический эксперимент идет пока слабо. Главное, конечно, впереди. Старые инструкции тормозят этот процесс. Люди говорят: хватит речей, давайте работать!
Тут Гусак высказал одну важную мысль:
— Если бы вы не пошли по пути перестройки, нам осуществлять преобразования было бы очень трудно. Когда есть поддержка, легче действовать.
За этим стояло и объяснение неудачи январских начинаний чехословацких реформаторов в 1968 году («Пошли тогда без вас, и вот чем это все закончилось!»), и понимание необходимости провести реформы.
На прощание Гусак, много познавший в жизни, сказал:
— Вы, Михаил Сергеевич, придали новое качество отношениям с братскими партиями, и у вас есть отвага, талант и запас времени, чтобы довести до конца начатое большое дело.
«Старочешский подход»
Жизнь показала, что никакая отвага и талант не компенсируют промедления с решением назревших задач. Именно запас времени оказался у всех нас невелик. В ту весну дефицит времени ощущался в компартиях немногими. Были, правда, такие, кто торопился сверх меры, не считаясь с тем, что есть какие-то объективные сроки вызревания общественных явлений. А большинство еще выжидало, во что все это выльется, люди осторожничали, наученные горьким опытом прошлого. Тогда ведь многие поспешили присоединиться к провозвестникам «пражской весны» и поплатились за это двадцатью годами остракизма.
Среди тогдашних руководителей Чехословакии были деятели разных взглядов и политических темпераментов. Милош Якеш, став Генеральным секретарем ЦК КПЧ, как мне казалось, хотел способствовать экономическим реформам и демократизации, но воспринимал все это через призму собственного опыта. А его доминантой была многолетняя деятельность на посту председателя центральной контрольной комиссии ЦК КПЧ, которая не просто санкционировала, но во многих случаях инициировала исключение из партии 500 тысяч ее членов, наиболее активно выступавших за реформы в 1968 году.
Продвигался Якеш вверх по партийной линии благодаря добросовестному отношению к поручавшейся ему работе и, так сказать, личной скромности и чистоплотности. На всех постах выступал в меру своего понимания против распущенности, аморальности, злоупотреблений служебным положением. Занимаясь одно время сельским хозяйством, он, по отзывам, сделал немало полезного для развития кооперативов и обеспечения страны продовольствием. Позднее он возглавил комиссию ЦК по экономике, и здесь у него возникли конфликты со Штроугалом. Председатель правительства не терпел вторжений в его компетенцию, тем более со стороны того, кого считал «человеком Биляка». Вот такая сложная конфигурация была тогда в чехословацком руководстве. Нам о ней было известно из разных источников, прежде всего от самих его членов. Не оставаясь безразличными к их проблемам, мы строго следовали принципу — не вмешиваться во внутренние дела стран содружества.
В моих беседах с Гусаком и Якешем я неоднократно подчеркивал, что ни в коем случае не следует копировать практику советской перестройки: учет реальных условий, конкретной специфики каждой страны — альфа и омега разумной политики. Но при этом были очевидны необходимость и неизбежность перемен. Это понимал и Якеш. Когда мы встретились с ним в Москве в январе 1988 года, он сказал, что ровно через год — с января 1989 года или раньше намеченного срока — экономическая реформа вступит в новый этап, будет осуществлен полный переход к новой системе хозяйствования, намечено большое сокращение управленческого аппарата и пересмотр системы снабжения на значительной части предприятий.
Затрагивался в той беседе и вопрос о чехословацких событиях 1968 года. Якеш без обиняков дал понять, что, если советское руководство признает ошибочность августовской акции, это нанесет страшный удар КПЧ, даст сильнейший козырь оппозиции. Он попросил по крайней мере не торопиться с признанием, отложить его до той поры, пока партия добьется стабилизации обстановки на основе задуманных преобразований.
Между тем в аппарате КПЧ не очень-то симпатизировали перестройке. Антиобновленческие настроения шли от Биляка и его окружения, они оказывали свое воздействие на партийные комитеты, для которых, как говорил мне Ладислав Адамец, возглавлявший правительство Чехии, был характерен «старочешский подход»: «Все бурно одобряют перестройку, но никто ничего не делает». Правда, я бы тут не отдал приоритет чехам — то же самое происходило и у нас!
В октябре 1988 года Адамец сменил Любомира Штроугала, который так и не смог сработаться с Якешем. Новый глава правительства Чехословакии произвел на меня впечатление энергичного, решительного и широко мыслящего человека, выгодно отличавшегося в этом отношении от Якеша. Он разделял мои опасения, что все мы подзадержались в обновлении структуры производственных отношений и общественного механизма. Лучше многих своих коллег Адамец чувствовал настроения общества. («Наши люди сравнивают уровень и образ жизни Чехословакии не с Польшей, Болгарией и Венгрией, а с Австрией, Швейцарией и ФРГ».) Он был, кажется, чуть ли не единственным из руководства, кто возражал против применения силы по отношению к участникам студенческих демонстраций в Праге в ноябре 1989 года.
Однако партийное руководство в целом обнаружило неспособность решать накопившиеся общественные проблемы демократическим путем. Синдром 68-го года привел, по существу, к тем методам насилия, с какими бесславно ушел со сцены режим Новотного в 1967 году. И тогда по указанию сверху полиция избивала студентов, но сходство ситуаций этим и ограничивалось. На исходе 80-х годов иными стали восточноевропейские страны, и прежде всего Советский Союз, отказавшийся играть роль «социалистического надзирателя и жандарма». Это к тому времени уже доказали события в Польше, Венгрии, ГДР. Ни для кого не осталось незамеченным, что советские войска, находившиеся в этих странах в соответствии с международными договорами и соглашениями, не вмешивались во внутренние дела. Естественно, Чехословакия не могла быть исключением.
Волны протестов против расправы со студенческой демонстрацией распространились по всей Чехословакии и привели к власти новые общественные силы, новых людей, группировавшихся вокруг Вацлава Гавела. Он стал последним президентом чехословацкой федерации. Густав Гусак, здоровье и силы которого были на исходе, ушел в отставку сразу же после сформирования правительства национального согласия во главе с М.Чалфой. Переход власти осуществился с соблюдением конституционного порядка и парламентских процедур. В «бархатной революции» нашли выражение политическая культура и вековые демократические традиции народов Чехословакии.
Трубка мира
К чести Гавела стоит отметить, что он выступал за правовое государство и политический плюрализм, находясь не только в оппозиции, но и оказавшись в Пражском граде. Так, он высказался против предложений о запрете компартии. «Цивилизованное государство, — заявил президент, — не может запретить компартию, КПЧ не имеет сегодня в своей идеологии постулатов насилия и расизма».
В условиях радикальных перемен, бурно протекавших во всей Восточной Европе, руководители Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши и Советского Союза, собравшись в декабре 1989 года в Москве, заявили, что ввод войск этих стран в Чехословакию явился вмешательством во внутренние дела суверенной страны и должен быть осужден. Было признано, что эти неправомерные действия прервали процесс демократического обновления и имели долговременные отрицательные последствия.