«Что он, блядь, делает?»
Отъебись, Ноэль.
«Но все равно, подождите, подождите минутку, честно…» Смех. «В любом случае, сегодня я думаю, что это правильно, так что я не схожу с ума. Это для всех здесь. Это единственный способ, которым я могу это сделать. Вы знаете, что мы будем исполнять сразу английский и американский гимн вместе, хорошо? Только не злитесь. Нееееет! Только не злитесь. Все, чего я хочу, чтобы все тоже присоединились, хорошо? И не сердитесь на меня. Вот и все теперь. Нет ничего, что я могу сделать, кроме… этого. О, сыграю эту прекрасную музыку… ах…»
ФИДБЭК!
Мотоцикл ревет!
КРЫЛЬЯ ДРАКОНА!
Больше. Больше. Больше. Больше. Больше. Больше.
АРМЕЙСКИЕ СИРЕНЫ! СИНИЕ МИГАЮЩИЕ ПОЛИЦЕЙСКИЕ ОГНИ!
Помехи НЛО. ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЕ войска. ГОРЦЫ.
БАМ-БАМ.
БАМ-БАМ-А-БАМ-БАМ.
БЛАМ-БЛАМ-А…
Христос на кресте, Кеннеди в земле.
Джими совершенно спятил.
«Дикая штучка», – он поет.
«Ты заставляешь мое сердце петь», – поет он.
«Ты делаешь вс-е-е», – поет он.
«КРУТО!»
Горы продолжают содрогаться и дрожать, когда джинн Джими ведет группу, толпу, всех за кулисами через песню.
Джими заполняет сцену и задирает свою богиню-гитару, оседлав ее, как разъяренный боров. Бросает ее на пол.
Неторопливо подходит к задней части сцены, достает бутылку с горючим, разбрызгивает жидкость над гитарой, толстые длинные струи, гитара испачкана огнеопасной спермой Джими. Он поднимает ее, встряхивает, обмазывает, мочится на несчастную, кричащую тварь. Моча и сперма, пот и слюна, джинн поливает из бутылки свою шлюху-богиню. Затем снова падает на колени, наклоняется и целует свою старушку прямо в ее сладкий, пропитанный спермой живот.
Демонический ритуал. Он достает коробок спичек, чиркает одной, она шипит, когда он бросает ее на сломанную гитару, пламя танцует, Джими в экстазе, словно Один радуется своей кровавой жертве.
Снова потянувшись за горючим, он выплескивает остатки в пламя, заставляя его вздыматься выше. Все выше и выше, пока горючее не кончится и он не выбросит бутылку на сцену, израсходованную и больше не пригодную для бога сексуального огня, которого он призвал. Огненно-гребаная демоническая оргия, космическое знание, ритуал пылающих планет, столкновение ада и любви, покинутые миры, бегство инопланетных кораблей, разбивающихся о звезды.
Гори, детка, гори!
Затем, нетерпеливо ожидая кульминации, Джими хватает горящую ведьму за шею и начинает швырять ее на пол, сцена тоже загорается. Микрофоны опрокидываются в суматохе, огонь шипит, поддаваясь циклону ярости Джими-джинна. Гитара разваливается. Джими швыряет обломки в толпу. Корпус остался, мучительно завывая мертвой звездой, корчась, грохоча на полу, а потом он тоже оказался в глубоком космосе. Толпа дико таращилась на него, широко раскрыв глаза, слишком уязвимая, чтобы как-то отреагировать.
Рок-откровение.
Гори, детка, гори!
Джими делает свои непристойные движения языком, в те годы кунилингус считался отстоем, мужчины, которые делали это, – развратными, а женщины, которые жаждали этого, еще более отвратительными. Джими – как прокаженный Мессия. Цыпочки обожают его, трясутся от удовольствия. Совсем не так, как прошлой ночью с братом Отисом, когда белые дети из среднего класса веселились и изображали из себя бедных черных мальчиков, крича: «Господи, помилуй!» «Отлично, брат!» – Отис двигается, как черный Элвис-Синатра, щеголяет в двубортном костюме, улыбается, потеет, поет о «девушках в мини-юбках», прячет ненависть в долларовых купюрах.
Такого сегодня не будет. Джими смеется. Джими нагнетает страх. Джими вернул домой свою судьбу. Наконец-то свободен.
Пит Таунсенд смотрел на них из-за кулис, разбитый, полный ненависти и ужаса.
Униженный.
Глава 16The Monkees
После Монтерея Джими перешел на другой уровень. Он был провозглашен главной звездой американского андеграунда как раз в тот момент, когда эта музыка стала все больше проникать в массовую культуру. Джими блистал на всех значимых площадках США и производил фурор на самых отвязных тусовках. Самый новый, самый крутой плохиш в квартале, ты его уже слышал? А видел? Но больше всего занимало Джими не внимание Дженис Джоплин, или Стивена Стиллза, или Эллиот Касс, Джима Моррисона, или даже Брайана Джонса, а то, что в июле Чес затащил его в стремную маленькую студию Mayfair в Нью-Йорке, чтобы закончить работу над вторым альбомом. Он должен был попытаться сделать Чеса, Кэти, Майка, Митча и даже Ноэля счастливыми, притвориться, что он все еще очень, очень ценит и любит его новую белую английскую семью.
Именно так это видела Девон Уилсон, необычайная красотка, с которой он внезапно сошелся на вечеринке в Лорел Каньон после выступления в клубе The Whiskey.
С этой нью-йоркской тусовщицей он познакомился через Хизер Уайт в первые дни своего пребывания в Нью-Йорке. Девон всегда была одной из тех молодых девиц, которые жили на своей волне, прежде чем у них появлялся бойфренд. Высокая, сексуальная, гордая, с прической афро – дерзкая со всеми, как любовь.
Но Джимми откуда-я-знаю-твое-имя? тогда был никем. А Девон уже могла бы обратиться за поддержкой к настоящим звездам – Куинси и Майлзу[14], например. Плюс куча других богатых котов, которые были счастливы оплатить ее счет с тех пор, как она появилась в Вегасе пятнадцатилетней беглянкой в далеком 1959 году.
Ида Мэй Уилсон родилась в Милуоки в 1943 году и была типичными Весами по знаку Зодиака под покровительством планеты Венеры. Она убежала из дома в пятнадцать лет по причинам, о которых тебе лучше не знать, о, папочка. Она использовала свой меч богини справедливости, чтобы каким-то образом проделать почти 2000 миль и добраться до Лас-Вегаса. Работая проституткой под неоновым светом между казино Desert Inn и Sands, она была не той девушкой, с которой бы хотел выйти в свет богатый игрок. Девон, как гламурно она себя назвала, с трудом прокладывала свой путь от азартных нищебродов, прожигавших здесь свои выходные, через крупье, любителей слотов, чечеточников и карманников к мужчинам постарше, со связями и набитыми карманами денег, готовых их потратить на несовершеннолетнюю киску.
Но если вы знали об этом, то не от нее. Девон никогда не говорила о тех тяжелых днях. К тому времени как она познакомилась в Нью-Йорке с молодым оборванцем Джимми Джеймсом, она уже придумала для себя совершенно новую личность. Используя концерты в клубе Playboy в качестве своей базы, Девон была одной из первых, кого позже стали называть групи. У нее были интрижки с Брайаном Джонсом, Джимом Моррисоном, Эриком Клэптоном – вставьте здесь имя любой рок-звезды… Ее статус вырос настолько, что она состояла в самых хипповых списках гостей самых известных клубов Нью-Йорка.
«Сначала я встречалась с Брайаном Джонсом, – рассказывала она подруге. – Я была ближе к нему, чем кто-либо еще. Он был настоящим Rolling Stone».
Именно Эммаретта Маркс познакомила Девон с Джимми. Когда они снова встретились в Лос-Анджелесе, Девон сделала вид, что почти не помнит парня. Но Джимми – теперь уже Джими – точно знал, кто эта плутовка.
Дело было не только в сексе – хотя и в этом тоже, когда дело касалось Джими и его подружек, – в Девон было что-то еще, что привлекло Джими. Что-то… необычное. Не то что Линда Кит, которая, как все знали, жила Джими. Не то что Кэти, которая искренне любила Джими. Девон была другой. В каком бы странном мире Джими сейчас ни жил, Девон вела себя так, словно уже прожила там целую жизнь. Открыто бисексуальная, она даже отдаленно не ревновала к другим похождениям Джими и не скрывала своих многочисленных сексуальных приключений.
Девон понимала правила игры, она была умна. Не школьная умница, а уличная. Девон знала, как все устроено, знала людей и получала все без слов. Она влилась во все безбашенные тусовки, которые происходили вокруг, и со сверхъестественной легкостью стала своей.
Увидев, как зажигал Джими той ночью в клубе, Девон взяла его за руку и повела к своей машине, а спустя несколько кварталов – к дому, в котором она жила, к тому самому четырехместному коттеджу, в котором, по ее словам, когда-то жил Гарри Гудини. Джими был впечатлен. Девон сняла трубку с телефона, и она пролежала так тридцать шесть часов.
В течение следующих трех лет Девон все чаще и чаще всплывала в жизни Джими, словно облако, и, несмотря на перемены, которые она привносила в его жизнь, он почти всегда был рад ее видеть – наблюдая, как она растворяется в наркотиках, терзая его и так израненную карму. Впрочем, Девон никогда не оставляла ему выбора. Она была из тех цыпочек, которые нажимают на дверной звонок и не отпускают кнопку, пока ты или кто-то вроде тебя не откроет эту долбаную дверь.
Джими и The Experience вернулись в Нью-Йорк в июле и записывались на Mayfair, когда Чесу позвонил Майк Джеффри. Джими работал над новым треком Burning of The Midnight Lamp, который он написал для второго альбома, но который Чес решил выпустить отдельным синглом в Великобритании. Настроение было напряженным, Джими заставил группу записать тридцать дублей, прежде чем отпустить спать, а затем самостоятельно перемикшировал все, пока Чес изо всех сил старался не уснуть за пультом.
Когда они наконец вернулись в отель и выпили в баре по стаканчику на ночь, к Чесу подошел консьерж. Ему звонили с международного номера.
«Я сделал это! – рявкнул Майк по трескучей линии из Лондона. – Отличная сделка, тур по всей стране!»
«Да? – переспросил утомленный Чес. – С кем?»
«The Monkees!» – сказал Майк торжествующе.
Чес чуть не свалился с барного стула. «Ты, блядь, серьезно?»
Майк рассмеялся. Его интересовали только значки доллара на крупных купюрах.
Чес все больше распалялся. «Майк! Джими в жизни не будет гастролировать с этими гребаными Monkees! Это все испортит!»
Майк был озадачен. Испортит что? В тот год The Monkees в Америке были популярнее, ч