You’ve Got Me Floating был одним из таких. Неужели это действительно о какой-то цыпочке, от которой у Джими кружится голова?
Ну, ты можешь так думать, если хочешь, приятель. Но все эти сдерживаемые эмоции в гитарах и барабанах, эта любовь-любовь-любовь, в то время как Джими звучал так, словно он хотел съездить тебе по лицу. Эта цепляющая строчка: «You got me floatin’ – float to please…» Эти жалящие, словно осы, звуки гитары, рассекающие воздух. Это все из-за цыпочки?
One Rainy Wish была на этом альбоме аналогом May This Be Love. Для кого-то искусно исполненный бриллиант в данном контексте просто заполнял альбомное время.
Единственный откровенный облом – благонамеренное, но музыкально избыточное решение позволить Ноэлю написать и спеть песню She’s So Fine. Миллионы разъяренных покупателей пластинки обречены провести следующие два десятилетия, склонившись над своими вертушками, осторожно поднимая стило, чтобы избежать посредственности. Ну и занудство.
Подлинное наслаждение при прослушивании Axis приходит в три совершенно неожиданных момента. Восторг настигает после первых шести песен на божественной Little Wing. Гитара, легкая как бабочка, мягкий вокал, словно непринужденная беседа, эта элегантная музыкальная конструкция, восхитительная, обманчиво короткая и без припева, всего лишь тринадцать строк поэзии Джими, похожей на дуновение ветра, позволяет песне всего за две с половиной минуты сказать больше, чем большинство артистов смогли за всю свою карьеру.
С музыкальной стороны колокольный перезвон гитары был улучшенной версией еще одной «коммерческой песни», которую Джими играл в 1966 году с саксофонистом Лонни Янгбладом, под названием (My Girl) She’s a Fox – близкая-но-не-совсем музыкальная копия My Girl от The Temptations, не выпущенная в то время.
Но то, что Джими сделал с Little Wing, было чем-то особенным, еще одним потоком сознания, преобразованным в песню Джими об идеализированном ангеле-хранителе, который, по его словам, приходил к нему в нужные моменты. Материнская фигура, любовница, бог в женском обличье, небесный дух, которому он всегда позволял улететь снова.
Как он пытался объяснить в более позднем интервью, Little Wing для Джими была «как одна из тех красивых девушек, которые иногда возникают в вашей жизни. Где-нибудь в центре в баре, на вечеринке или типа того. На концерте. Эти места все те же, что и раньше. Такие красотки тусят с тобой и поднимают тебе настроение. Ты влюбляешься в них по-настоящему, потому что только такую любовь и можешь найти. Это не всегда что-то вроде: «О, а кто это там…» Все происходит не так. Они подходят, что-то тебе рассказывают, обнажая свои тайные мысли, и тогда ты думаешь: «Черт возьми, я действительно должен позаботиться о них, потому что иначе они обязательно нарвутся на неприятности».
Он помолчал, сделал глоток и снова погрузился в задумчивость. «Little Wing, – сказал он, – это была очень милая девушка, которая пришла ко мне и подарила всю свою жизнь, а если я захочу, то и больше. А я со своим сумасшедшим дерьмом никак не мог взять себя в руки, так что метался то туда, то сюда, то туда, то сюда…»
Кэти? Девон? Диана? Джими показывает то, что он никогда не сможет отплатить им?
Второй момент, когда тебя настигает потрясающее чувство блаженства, происходит с песней Castles Made of Sand, еще одной короткой песней, открывающей еще большие горизонты, с великолепно сдержанной гитарной партией, почти разговорным вокалом, текстом, вдохновленным личными воспоминаниями о детских муках Бастера, излеченными глубокой верой в расставание с прошлым, хотя никогда не выходит отпустить его полностью. Любовь – это не все, что тебе нужно, хоть без нее у нас не было бы ничего дорогого, даже если она (любовь) и растворилась в море… в конце концов. Джими потянулся к вечному и застыл, глядя, как оно проскальзывает у него сквозь пальцы.
Последний поворотный момент наступил в конце второй стороны на треке Bold as Love. Еще одна эпически пропорциональная музыкальная картина – учтивый вокал Кертиса Мэйфилда и звучная гитара, – полный спектр глубоких лирических образов в стиле Дилана, плюс каждая фишка в психоделическом студийном руководстве, придуманная Джими в великолепном тандеме со своим новым союзником по производству и музыкальным покорителем вершин, инженером Эдди Крамером – это был сверхуверенный Джими Хендрикс, работающий на новом, гораздо более высоком уровне музыкального сознания.
Важно было, куда эта музыка привела тебя: это было то место, где находился Джими, намного выше всех этих хитов. За пределами радио и эгоистичных требований толпы.
В то время как The Beatles обладали первоклассным производственным опытом Джорджа Мартина, чтобы помочь увеличить их ауру в другом измерении, а The Beach Boys обладали хрупким, переутомленным природным гением Брайана Уилсона, чтобы построить свои ракетные корабли, у Джими был только он сам, да? Но он понимал, что если он преклонится перед теми, кто выше, и последует совету Чеса: «Твори ради хитов и синглов, Джим!», – в конце концов он будет ничуть не лучше The Monkees.
Вместо этого он сделал шаг в неизвестность: рискнул своей карьерой – и теперь вынужден был терпеть важное, серьезное лицо Чеса, печально глядевшего на него из-за стекла рубки управления. Ноэль стонал из-за всех этих дублей, которые они делали, и пытался протолкнуть больше своих ужасных песен.
Когда все доделали, Джими не знал, что получилось. К тому времени, как Axis: Bold as Love вышел в декабре 1967 года, через четыре дня после своего двадцатипятилетия, Джими отправился в очередное гениальное турне Майка. Чес терпеливо объяснял, что причина, по которой альбом не продается так же хорошо, как Are You Experienced – пятое место по сравнению вторым, – это то, что у него не было хитовых синглов.
Джими ненавидил обложку. Какая-то дурацкая хрень, на которой он и остальные представлены как разные «видения» Вишну. С тех пор как The Beatles назначили Махариши своим «личным гуру» тем летом, все теперь было наполнено восточным мистицизмом. Джими обиделся. Пиздец как разозлился. Понимаешь, если они хотели этническую обложку, почему не использовали что-то, что раскрывало бы его принадлежность к чероки?
Джими говорит каждому журналисту, с которым разговаривает: «Мы не имеем никакого отношения к обложке альбома».
Выпущенный – с той же обложкой – в США в январе, Axis сразу же стал хитом, прыгнув на третье место. Да, Are You Experienced продавался лучше, но никто из звукозаписывающего лейбла не упрекал Джими по поводу хитовых синглов.
Джими не терпится разделаться с лондонской сценой и вернуться домой. Тут так тесно, что у него развивается клаустрофобия. Чес живет где-то в соседнем квартале и приходит к нему каждый день. С Кэти все еще классно, просто она не любит Америку. Все нормально, детка. Каждому свое. А потом он услышал о передозе Линды Кит в квартире Брайана Джонса. Ух, мужик. Замешаны копы; пестрят газетные заголовки; очень скверная история – Линда облажалась. Все знают, что Линда любит кокаин, кислоту и все такое прочее. Но такое в квартире Брайана, чувак? Ну, жесть же, приятель? Есть вещи, которые ты просто не можешь делать, согласен?
Джими хочет, чтобы все стало проще, понимаешь, он хочет отыграть свои американские шоу, записать свой следующий альбом – на этот раз в Америке – и просто делать свое дело.
Глава 17«Белая молния»
«Coventry Evening Telegraph», 20 Ноября 1967 г.
Более 3000 молодых людей посетили театр Coventry. Он может играть на гитаре зубами, лежа на сцене или за спиной – и делает это лучше многих. Результатом стало ошеломляющее, совершенно уникальное выступление, которое включало такие хиты, как Hey Joe, The Wind Cries Mary и Purple Haze, а также самую дикую версию Wild Thing. Но подростки, которые встали на свои стулья ради Джими Хендрикса, были равнодушны – и я думаю, несколько озадачены – к Pink Floyd, группе, для которой новая волна была больше похожа на весенний прилив.
Ты хоть можешь себе это представить, чувак?
После Монтерея, после Сан-Франциско и Лос-Анджелеса. После тусовок Питера Торка в Лорел-каньоне, после особняка Стива Стиллза в Малибу. После этих гребаных The Monkees, чувак, ты что, блядь, шутишь? После отрыва на восточном побережье, после того как вернулся обратно в студию, пока Чес тяжело дышал в затылок, чувак, и этот Ноэль, как дрянная сучка, корчил рожи и пил свое дерьмовое коричневое пиво, чувак, после всей этой суеты, дерьма и денег, которые я зарабатываю тебе, чувак. После Axis, Парижа, Амстердама, Albert Hall, всего этого телевидения и радио, после премии «Мелоди мейкер» в номинации «Лучший музыкант мира», большого приема в Лондоне в сентябре, встречая фанатов всюду, куда бы я ни пошел.
После всего этого ты хочешь, чтобы я поехал в Ковентри? Они хоть знают, какой сейчас год, чувак? Ковентри?
– Верно, – сказал Майк. – Все уже устроено.
Еще один идиотский совместный тур?
– Верно, – сказал Майк. – Только на этот раз ты хедлайнер. Сорок минут за вечер, два концерта за вечер, гарантированная тысяча фунтов. Ты сделаешь это не напрягаясь.
Джими в петле времени, в штопоре, все разрушено: все, что он сделал за год с тех пор, как попал в Лондон. Все, где он был, все, что он видел. Все, кто теперь знал его имя, его лицо, всю эту сумасшедшую вуду-историю, чувак. И он собирается отправиться в очередной совместный тур? Погоди-ка, а Энгельберт опять будет там?
– Нет, – ответил Майк, и в воздухе повисла густая вонь сигарет и косяков. Pink Floyd, The Move, The Nice, Amen Corner… все очень круто. Все просто: легкие деньги и хорошее бесплатное промо в преддверии выхода нового альбома.
Джими пришел домой к Кэти, пил виски с колой, курил «Рокки Марчиано» и красный «Мальборо», закидывался три-четыре раза, так обычно делают люди, если употребляют кислоту каждый день, на одну дозу больше, чем вчера, пока наконец не останавливаются – если, конечно, останавливаются. Джими не хотел останавливаться. Амфетамины помогали ему держаться. А что, если прилетят пришельцы, чтобы наконец поздороваться с тобой, когда ты совсем не в себе? Подумай об этом, парень. Ты бы расстроился.