Джими смеялся. Джими был настороже. Он уже привык иметь дело со старыми черными чуваками лет тридцати-сорока, которые учили его жизни. Парни с одним хитом, типа Кинга Кертиса и The Isleys, или коты типа Ричарда, без единого хита за сто лет.
Но тут появился Майлз: Майлз – легенда, мастер вуду, кот всех времен и народов. Мухаммед Али среди черной музыкальной магии, поимеет тебя одним взглядом. Джими в полной боевой готовности.
Джими пришел в джаз очень поздно. Просто не понимал его. На интервью он мог вспомнить Роланда Кирка, если это было необходимо. Но только потому, что Кирк был диким молодым чернокожим парнем, который играл на двух саксофонах одновременно, расхаживая по сцене, как слепой при пожаре. Роланд стал таким же известным, как и Джими, когда добрался до Лондона. Все глаза устремлены на меня, детка. И продолжай следить за мной!
Однако в последнее время Джими потихоньку кайфовал от Орнетта Коулмана, Джона Колтрейна, смешивая их с классикой, Бахом и Бетховеном, покупая дюжины пластинок за раз во время регулярных визитов в магазины пластинок в любом городе, в котором он оказывался. Носил с собой портативный проигрыватель везде: на гастролях, в машине, в гримерке. Джими вдыхал дым, выдыхая разноцветные облачка.
Джими впервые услышал о Майлзе от своего парикмахера в Нью-Йорке, Джеймса Финни. Джеймс специализировался на афро. Стажировался на 125-й улице, в самом шикарном салоне красоты Гарлема (постоянные клиенты: Дайанн Кэрролл и миссис Луи Армстронг). Решил, что у него хватит умений укладывать негритянские афро в шикарные прически, и теперь он работал только со своими: плетения, афро, пучки. И «волосы в стиле Дилана» Джими превратил в суперафро. Смело, дерзко.
Джеймс придумал название: «Жгучий объем». Не тот, который так любили белые цыпочки в мини-юбках. Это был мужской вариант. Как настоящее афро, но пышнее и выше, как небоскреб.
Майлз увидел прическу и попросил Джеймса сделать ему такую же. То есть сумасбродная женушка Майлза, Бетти, увидела волосы Джими, запала на них и рассказала Майлзу об этом, подталкивая его к переменам. Сними галстуки и костюмы от «Братьев Брукс», позаимствуй немного сексуальности в стиле Джими.
Бетти Мэбри была мостом между Майлзом и Джими. Бетти была горячей двадцатитрехлетней моделью с мечтами, принципами и способностью одним взглядом пригвоздить к месту. Для Бетти мужчины – простаки. Знаменитые мужчины, без разницы. Она уже была на сцене, выступала в гарлемском ночном клубе Cellar, изучала моду и актерское мастерство и намеревалась стать профессиональной певицей.
По словам Лестера Чемберса, его группа The Chambers Brothers записала фанк-соул оду Бетти Гарлему, Uptown, в 1967 году. Главным образом потому, что «она не могла заткнуться и все время трындела о том, что у нее была идеальная для нас мелодия».
В то же самое время ее тогдашний бойфренд Хью Масекела, «отец южноафриканского джаза», который только что выпустил хит № 1 Grazing in The Grass, устроил так, что Бетти спела свой собственный сингл Live, Love, Learn, который она позже отвергла, потому что он «какой-то слащавый».
Бетти не делала ничего слащавого.
Бетти в высоких сапогах, бирюзовых бусах и облегающих леопардовых штанах знала каждого музыканта, крутого парня и молодого, подающего надежды чувака в городе. Она знала Майлза Дэвиса в то время, как большинство двадцатитрехлетних парней понятия не имели, кто это. Разбиралась достаточно, чтобы понять, что So What – величайший хит Майлза за десять лет и несколько жизней – был погребен под лавиной холодного фанка Джеймса Брауна, белых The Beatles и всех новоиспеченных белых котов, которые мяукали вслед за ними.
Бетти была оракулом. Знала каждое чертово тело, черное и белое. Монтерей, Лос-Анджелес, Нью-Йорк. Летала с The Byrds, тащилась от Заппы, парила с Уорхолом, но особенно полюбился ей Артур Ли из группы Love, Слай и его Family Stone и… Джими Хендрикс.
Майлз никого из них не знал… Майлз любил надевать перчатки и творить. Любил нюхать унции кокаина и трахать сучек по трое и по четверо. «Через некоторое время все это просто сиськи и задница», – говорил он и пожимал плечами.
Бетти была совсем другой. «Ее невозможно было приручить, – сказал Карлос Сантана, еще один смуглый молодой гитарист, которого восхваляла белая Америка, но к которому Бетти добралась первой. – Музыкально, философски и физически она была необыкновенно привлекательна».
Когда Майлз в первый раз увидел Бетти в клубе, он похлопал по барному стулу и пригласил ее «сесть ему на руку», подыгрывая своим крутым приятелям. Бетти холодно посмотрела на него и медленно пошла прочь, а он провожал ее изумленным взглядом. Она не собиралась садиться с каким-то старикашкой в костюме. Когда Майлз предложил вечером подвезти ее домой на своем серебристом Lamborghini, он сказал ей: «Мне нравятся маленькие девочки». Бетти съязвила в ответ: «Я не девочка».
Майлз не привык к таким ответам. Майлз, с тонким высоким голосом и черными бриллиантовыми глазами, любил, чтобы его женщины были приятным дополнением. Как его жена Фрэнсис, которая была балериной, одной из главных актрис «Вестсайдской истории». В Фрэнсис был огонь, но она держала его под контролем. Или Сайсели Тайсон, гарлемская модель, ставшая актрисой – экспериментальный театр, массовое кино, – на два года старше Майлза и даже круче Фрэнсис. Сайсели была счастлива просто быть подругой Майлза. Или нет. У Сайсели было много знаменитых друзей.
Бетти была совершенно другой. «Бетти, – говорил Майлз, – была свободной духом, талантливой, рокершей и уличной женщиной, привыкшей к другому миру. Она была похабной и все такое прочее дерьмо, весь этот секс».
Именно это сказал Майлз, когда женился на ней. До того как он женился на ней, Бетти была лучшим, что случилось с ним за все эти годы. Доказательство – Бетти изменила Майлза. Принесла дополнительное напряжение рока, беспокойную вибрацию фанка. Бетти показала Майлзу, как оживить его музыку. Пусть она пульсирует, как неоновая грязь на Таймс-сквер.
Бетти заставляла Майлза слушать пластинки, которые она покупала: Арета Франклин, Дионн Уорвик, Джеймс Браун и Джими Хендрикс.
Первым альбомом Майлза, выпущенным после знакомства с Бетти, в 1968 году, стал альбом Miles in The Sky, записанный в течение трех дней в мае. Бетти участвовала во всем, начиная от названия – The Beatles Lucy in The Sky with Diamonds, № 1 прошлым летом и № 1 для Бетти, – заканчивая Майлзом, открывающим дверь двадцатипятилетнему электрогитаристу Джорджу Бенсону. Джордж привнес в старомодный хард-боп Джека Макдаффа цыганские джазовые гитарные аккорды. С тех пор Джордж начал работать со своим собственным квинтетом, но никто за пределами Гарлема не знал кота, пока Бетти не шепнула Майлзу на ухо и Джорджу не позвонили, чтобы он пришел в студию CBS на Восточной 52-й улице и помог с треком, который Майлз назвал Paraphernalia.
Нервная, пульсирующая музыка, тенор-саксофон Уэйна Шортера и гитара Джорджа. Затем Бетти заставила его нарисовать большое психоделическое плавающее глазное яблоко – Рик Гриффин отправляется в Африку – и использовать его в качестве обложки альбома. Первый признак для морщинистых джазовых фриков, что Майлз перешел на темную сторону детского рок-н-ролла, белого длинноволосого хиппи-дерьма. Признаки опасности, которые Бетти открыто поощряла.
«Мы с Майлзом поженились в 1968-м, – весело проговорила она вполголоса. – Он купил мне лимузин, и я набила мусорное ведро его костюмами».
Важно было, что Бетти подсадила Майлза на музыку Джими, и Майлз выразил ей беспрецедентную благодарность, когда его следующий альбом, Filles de Kilimanjaro, выпущенный всего через несколько недель после их свадьбы, продемонстрировал лицо Бетти на обложке – застенчивый сюрреалистический затемненный портрет, одновременно холодный, как ледяное стекло, и горячий, как таблетка кислоты, созданный японским модным фотографом Хиро.
Самыми необычными были два трека, вошедшие в альбом: открывающий Frelon Brun (он же Brown Hornet), который нагло импровизировал с If 6 Was 9 Джими; и шестнадцати с половиной минутный Mademoiselle Mabry – The Wind Cries Mary, медленно преобразованный в нечто более трансцендентное.
Оба трека были записаны буквально за несколько дней до того, как Майлз ни с того ни с сего позвал Бетти замуж. По телефону. Он только что закончил выступление в чикагском клубе Plugged Nickel и чувствовал себя всесильным.
«Он позвонил мне из Чикаго и сказал: “Сладенькая, собирай свои вещи и приезжай в Чикаго, мы будем жениться”».
Несмотря на все ее дикие наряды и откровенные манеры, Бетти подходила Майлзу. Бетти не употребляла наркотики. «Я действительно заботилась о себе и не сделала бы ничего, что могло бы повредить мне. Когда я была с Майлзом, он был чист – даже бросил курить. Я помогла ему с этим, но в остальном это была его сила воли», – вспоминала она много лет спустя.
Она сделала бы то же самое для Джими – только Джими был на пятнадцать лет моложе Майлза и совсем не готов был говорить о подобном дерьме. Ну же, парень, будь честным.
Поэтому Бетти обратилась к Майлзу, чтобы создать свою собственную фантазию в стиле Джими, и повела его в свой любимый магазин «Эрнандо» в Гринвич-Виллидж, «в котором были мексиканские дизайнерские одежды, и в котором шили на заказ».
Майлз, конечно, помнил это по-своему: «Все были увлечены стилем черных, вы знаете, движением за самосознание чернокожего населения, и поэтому носили много африканских и индейских тканей».
Благодаря Бетти и «Эрнандо» Майлз начал носить африканские дашики и свободные разноцветные халаты. Он знал, что Джими тоже был постоянным покупателем «Эрнандо», поэтому начал обращать внимание на «другие вешалки», копаясь в свободных индейских рубашках и залатанных замшевых брюках от нового молодого черного дизайнера по имени Стивен Берроуз. Стивен шил одежду так же, как Майлз и Джими делали музыку: спонтанно, срезая все углы, драпируя на ходу. Ничего, чему можно было бы научиться в школе. Только у бога или демона.