Кино и зрелищные шоу – это Майк. Гигантская спортивная арена в Сан-Диего. Огромный стадион в Сиэтле. Нью-Йоркский поп-фестиваль на стадионе Downing на острове Рэндалл. Затем особое удовольствие Майка – два концерта на райском острове Мауи, в кратере Халеакала на Радужном хребте, оба сняты.
Блин, но Джими устал как собака, упал духом, а в голове не хватает свежих идей. Такого рода усталость не может исправить никакое количество голых цыпочек. Это тот вид усталости, которого не может коснуться никакая волшебная комбинация кислоты, кокса, спидов или чистого нервно-жгучего адреналина.
Он умолял Майка, говорил ему: «Нет, пожалуйста. Отложи поездку на Мауи».
Но Майк был непреклонен. Отступать некуда. Мауи был особенным местом Майка с тех пор, как он впервые отправился туда в туре Хендрикса в 1968 году. Теперь он летает туда при каждом удобном случае. Майк хвастался, что у него есть армейский полевой телефон на случай, если офису придется срочно звонить ему, пока он медитирует на склоне вулкана.
В те редкие вечера, когда Майк и Джими все еще вместе были под кайфом, он говорил, что когда-нибудь построит на Мауи приют для музыкантов и студию. Теперь, в 1970 году, он мечтает снять там документальный фильм-концерт Джими Хендрикса под названием «Радужный мост».
Майк настолько убежден, что это отличная идея, что он лично вложил полмиллиона долларов, чтобы сдвинуть проект с мертвой точки. Уговорил Мо Остина, нового президента Reprise, вложить еще 450 000 долларов.
Майк создал компанию под эту сделку, которую назвал Antah Kar Ana Incorporated. А Warner Bros. будут дистрибьюторами. И неважно, насколько устал Джими. Дело в том, что по совету Майка он подписал контракт на право распространения фильма в обмен на аванс на завершение Electric Lady.
Но чем больше Джими узнавал о «Радужном мосте» – «ответе» на фильм «Беспечный ездок», который вызвал такой переполох в прошлом году и где саундтреком была If 6 Was 9 Джими, но который режиссер Чак Вайн считал слишком негативным изображением хиппи, – тем меньше он хотел иметь с этим дело. Это звучало в точности как фантазия белого студента-хиппи, от которой Джими теперь отчаянно хотел дистанцироваться.
Майк гнул свою линию. Чак Уэйн, выпускник «Фабрики Уорхола», мог предложить нечто радикальное и прибыльное. Джими сказали играть. Играть – в якобы импровизированных сценах с чернокожей нью-йоркской моделью и актрисой Пэт Хартли. Джими накачался травой и вином, чтобы преодолеть ползущее по коже смущение от того, что он притворяется каким-то странствующим оккультным менестрелем.
Это полный отстой. Единственный незначительный кивок в пользу достоверного действия – семнадцать минут Jimi Hendrix Experience играют на концерте под открытым небом перед толпой хиппи, фрагменты которых вспыхивают в конце фильма.
Когда Чак Уэйн вернулся в Лос-Анджелес с более чем сорока смехотворными часами съемок, стало очевидно, что первоначальный бюджет придется удвоить. У Майка его не было. Поэтому он сказал Warner Bros. взять из будущего роялти Джими. Но The Jimi Hendrix Experience уже почти два года не выпускала ни одного нового альбома или сингла, и лейбл сказал Майку «нет».
Черт возьми, нет. Так что Майк заложил больше своих собственных денег – то есть сделал свое собственное погружение в «будущие» гонорары Хендрикса. Деньги за тур. В данном случае из Международного центра Гонолулу, расположенного на гавайском острове Оаху, через два дня после второго дерьмового концерта на Мауи вывезли столько мешков с деньгами, сколько можно было унести.
Есть еще один последний, краткий луч света в течение трех недель в августе, когда Джими смог вернуться в Electric Lady и записать немного настоящей музыки, которую он чувствовал внутри себя, пока зарабатывал деньги для Майка.
Втайне воодушевленный успехом альбома Band of Gypsys, Джими отказался от идеи выпустить так называемый альбом The Cry of Love под вывеской Jimi Hendrix Experience. Он дал Майку все, что тот хотел, и большую часть времени был довольно хорошим парнем. Теперь настала очередь Джими вновь заявить о себе.
Его план состоял в том, чтобы взять сотни часов записей, которые он накопил – с Джумой, Ларри и всеми этими котами, вместе с тем, что он, Митч и Билли сделали с помощью Алана Дугласа и Эдди Крамера, и, может быть, некоторые крутые фрагменты с Ноэлем – и превратить их в грандиозное музыкальное заявление. Еще один двойной альбом, вроде Electric Ladyland, но на этот раз что-то более продуманное, более осознанное. Новая музыка, которую он планировал назвать First Rays of The New Rising Sun.
Нет нужды беспокоить Майка по этому поводу. Если все сложится так, как на самом деле надеялся Джими, Майк уйдет к концу года – и тогда настанет время выпустить то, что он теперь считал своей величайшей работой. Во всяком случае, на данный момент – после этого только небеса будут пределом, детка. Подожди и увидишь!
Да, именно такими историями утешает себя Джими, когда садится в самолет в Лондон в конце месяца. Он проводит три дня в отеле Londonderry на Парк-Лейн, в номере Парк Люкс, давая интервью прессе: The Times, the New Musical Express, Melody Maker, Disc and Music Echo, Record Mirror, Music Now, для немецкой газеты Bild am Sonntag. Рассказывает о том, какая жара будет на фестивале Isle of Wight. Говорит обо всем, что у него на уме.
«Если я и свободен, то только потому, что постоянно бегу», – говорит он The Times. «Завершен полный цикл, – говорит он Melody Maker. – Сейчас я вернулся к тому, с чего начал. Я отдал этой эпохе музыки все. Я все еще звучу так же, моя музыка все та же, и я не могу придумать ничего нового, что можно добавить к ней в ее нынешнем состоянии… Когда в начале этого года закончился последний американский тур, я просто хотел уехать на некоторое время и забыть обо всем. Я хотел просто записывать музыку и смотреть, смогу ли я что-нибудь написать. А потом начал думать. Думал о будущем. Думал, что эта эра музыки, начатая The Beatles, подошла к концу…»
А потом по ночам джемил со Стивеном Стиллзом и рассказывал ему, как он не может дождаться, чтобы убрать из своей жизни фестивали и все эти дурацкие концерты, которые Майк устроил в Европе, чтобы вернуться к…
«К чему именно?» – спрашивает Стивен. Джими смеется и говорит, что постарается что-нибудь придумать, прежде чем они снова встретятся.
Джими заранее позвонил кому-то, с кем познакомился на выступлении в Дюссельдорфе восемнадцать месяцев назад. Симпатичная блондинка по имени Моника. Из хорошей семьи, когда-то была чемпионкой по фигурному катанию. Не обычная поклонница, а кто-то, с кем Джими может поговорить. Они замутили, и через несколько недель, когда Джими выступал в Albert Hall в Лондоне, Моника тоже была там. Исчезает, если в поле зрения появляется Кэти. Правда, всегда доступна по звонку, когда Джими требовалось сменить обстановку.
Моника приезжает в Лондон первой, бронирует номер в гостинице Samarkand в Ноттинг-Хилле. Место, где Джими сможет спрятаться от всего на несколько часов. Цыпочка немного странная, немного сложная, но Джими это нравится. Он никогда не чувствовал себя более чужим, его жизнь никогда не была более тяжелой, чем сейчас, когда все должно быть намного лучше, чем когда-либо прежде. Моника ходит с ним в The Speak. Моника ходит с ним, куда бы он ни захотел. Никакой суеты.
На следующий день он вылетел на вертолете с аэродрома Стэплфорд в Эссексе в аэропорт Бембридж на острове Уайт. Поехал на East Afton Farm. Еще один гребаный день. Та же самая фестивальная суета, разборки, кто идет первым, последним, между ними, поломки оборудования, усилители, принимающие радиосигналы, неудачные сделки с наркотиками, та же кислота, те же трипы, все гораздо скучнее, чем раньше. Мир больше не был новым, странным и восхитительным…
Джими выходит под утро – поздно-поздно, снова поздно, – кажется, с намеренно сокращенной версией God Save The Queen. Но это не Woodstock. Джими играет национальный гимн, никакой особой реакции. Просто еще один трюк, вроде игры на гитаре зубами – во всяком случае, похоже на это.
Шоу окончено. Новые номера: похабная Dolly Dagger, посвященная Девон, эффектная Freedom, посвященная всем и каждому, и гнетущая Room Full of Mirrors. Звук разносится по ветру.
Они заканчивают хитами: Joe, Purple, Voodoo. Но добавляется еще один новый трек, что-то построенное на риффе, тянущемся до самых армейских дней Джими, когда он и Билли пытались превзойти друг друга на своих маленьких усилителях. Что-то под названием In From The Storm.
«I just came back today / I just came back from the storm…»
Группа в итоге доигрывает до конца, и Джими говорит почти полумиллиону людей: «Спасибо большое. Мира и счастья, и прочего хорошего дерьма».
Небрежная охрана впускает всех и каждого в гримерку после шоу, люди собираются вокруг него. Сгорбившись, Джими молчит. Просто о-о-очень чертовски устал. Кто-то предлагает ему косяк, открытую бутылку вина. Он улыбается, но отмахивается. Джими сейчас же должен уйти. Вертолет ждет его, чтобы доставить обратно в аэропорт Саутгемптона на ранний рейс в Стокгольм, где у него есть еще одно выступление в тот вечер. Оно проходит не очень, толпа кричит и просит хиты: «Да пошел ты! Да пошел ты! Давай играй на гитаре!»
Затем еще один концерт на следующий вечер – на этот раз на открытом воздухе – в Гетеборге. Та же история. Толпа, уставшая от нового дерьма, требовала еще больше старого. «Эта песня посвящается всем девушкам, которые трахаются», – саркастически объявляет Джими, прежде чем сдаться и сыграть Foxey Lady. А потом ухмыльнулся: «И все эти маленькие девочки там, сзади, в этих маленьких желтых, оранжевых, розовых и бирюзовых трусиках, которые они постоянно бросают на сцену. Скоро День матери. Все, кто хочет стать матерью, приходите за кулисы».
Когда репортер шведской газеты спросил его о том, что два года назад он внес 5000 долларов в Мемориальный фонд Мартина Лютера Кинга, Джими резко ответил: «Вы бы предпочли, чтобы я отдал их Ку-Клукс-Клану? В США вы должны решить, на чьей вы стороне. Ты либо бунтарь, либо как Фрэнк Синатра».