го не выйдет.
Люсиль была очень милой и хорошенькой девушкой, которую всегда окружали друзья. Эл был грубым мускулистым парнем. Вспыльчивым, готовым убить любого, кто бы приблизился к его девушке. Оба они чувствовали себя отчужденными и одинокими.
Пока Эл служил в армии, Люсиль справлялась с ребенком как могла. Ей помогала старшая сестра Долорес, когда Люсиль шабашила где попало – пела в Bucket of Blood на Джексон-стрит, работала официанткой в клубах типа Black and Tan, где в дымной завесе позволяла мужикам щупать ее ради больших чаевых.
В последние месяцы беременности она жила в квартире подруги Дороти Хардинг. Дороти была на семь лет старше и на семь лет сильнее. Люсиль называла ее тетушкой. Ребенок там и родился. Люсиль назвала его Джонни – Джонни Аллен Хендрикс. Но Дороти прозвала его Бастером – в честь персонажа комиксов Бастера Брауна, – и прозвище прижилось. Позже Джимми будет утверждать, что его назвали Бастером в честь Ларри «Бастера» Крэбба, чувака, который играл в фильмах Флэша Гордона, которые он смотрел в детстве. Джимми любил Флэша Гордона – и не хотел, чтобы кто-то узнал, что на самом деле его назвали в честь богатого, похожего на неженку белого мультяшного блондина.
Малышу Хендриксу, как его еще называли в детстве, было три месяца, когда отец впервые увидел его фотографию: Люсиль не очень-то любила писать письма.
Потом ее отец, Престон, умер, а у матери, Клариссы, случился нервный срыв. Ей был необходим уход, поэтому пришлось увезти ее из дома. Пока ее не было, дом сгорел. Все, что у них было, было уничтожено, даже семейные фотографии.
Люсиль и Бастер жили то с Дороти, то с Долорес. На ночь Бастер оставался с ними, а Люсиль возвращалась к работе в барах и закусочных в ночную смену. Кларисса тоже иногда сидела с ребенком. Соседи помогали, когда видели, что Кларисса уделяет ему недостаточно внимания. Замерзшие зимой грязные подгузники, ребенок, рыдающий от голода. Минни Мей, одна из женщин, у которых убиралась Люсиль, взяла его к себе на несколько недель, потрясенная состоянием малыша.
Люсиль же все чаще вела себя так: начинала встречаться с любым мужчиной, который согласился бы перетерпеть хорошенькую черную девочку с ребенком и без денег, пусть даже на короткое время, и отсиживалась в какой-нибудь крысиной дыре.
Хуже всего было с Джоном Пейджем, аферистом из городка для черных в Канзасе, который, по словам Дороти, был «дерьмом». Люсиль заявляла, что Джон Пейдж не такой. Конечно, дорогуша. Джон таскал Люсиль и ее ребенка по всем трущобам Ванкувера; сменяя их, как только приходила пора платить за жилье. Когда она уехала с ним в Портленд, Долорес вместе с друзьями отправилась на поезде на их поиски. Они нашли ее в больнице на окраине города, куда ее доставили после того, как нашли избитую и всю в крови, все еще крепко прижимающую к себе плачущего ребенка.
Пейдж был арестован в соответствии с законом Манна, который квалифицировал его действия как уголовное преступление по «перевозке в другой штат женщины или девушки с целью проституции, или разврата, или для любой другой аморальной цели». Поскольку Люсиль было всего семнадцать, они наказали Пейджа по всей строгости, отправив в тюрьму на пять лет.
Дома в Сиэтле ситуация не стала лучше. Люсиль по-прежнему уходила по своим делам, оставляя ребенка Долорес, Дороти, Клариссе или еще одной сестре, Норе. Как-то маленький Джонни заболел пневмонией, и одним из его самых ранних воспоминаний было то, как он лежал в больнице, крича и плача после укола пенициллином: «Я помню, как медсестра надевала подгузник… Она вытащила меня из кроватки… и потом поднесла к окну». Добрая медсестра хотела, чтобы ребенок увидел фейерверк четвертого июля. «Помню, что чувствовал себя не очень хорошо… потом она поднесла меня к окну, за которым в небе было просто вух-бах-бабах».
Когда мать и бабушка взяли ребенка на Съезд пятидесятнической церкви в Калифорнии, они оставили его там под присмотром одной из церковных подруг Клариссы, миссис Чамп. Они должны были вернуться, но этого так и не случилось.
Вот такая ситуация сложилась в 1945 году, когда Эл наконец демобилизовался. Миссис Чамп решила усыновить мальчика. Она любила маленького Джонни как родного, да и ее дочь Селестина относилась к нему как к родному брату. Эл видел это, пока сидел у них, попивая кофе. Но он был отцом мальчика и не собирался уезжать без сына. Это было окончательное решение.
Трехлетний мальчик плакал и звал Селестину, когда отец сажал его в поезд, чтобы отвезти обратно на побережье. Элу пришлось наказать мальчишку, устроив ему хорошую порку. В первый, но не в последний раз.
Пока Люсиль снова ушла в загул вместе с Джоном Пейджем, который ждал суда, Эл и его сын на несколько месяцев поселились в квартире Долорес. Услышав историю с Пейджем, Эл сложил два и два и изменил имя своего сына с Джонни Аллена на Джеймса Маршалла – в честь своего умершего брата Леона Маршалла. Несмотря на то что Люсиль всегда фыркала при любом намеке Эла на то, что мальчика на самом деле назвали в честь Джона Пейджа, позже она сказала сыну, что Эл не был его настоящим отцом.
В итоге Джимми, Джонни, Бастер, он же малыш Хендрикс вырос, почти ничего не зная о своих корнях. Когда Джон Пейдж отправился в тюрьму, Люсиль вернулась к Элу со словами: «Я люблю тебя, ты любишь меня – как же мы будем счастливы вместе!»
Эл смирился с этим, так или иначе у них мальчик, которого нужно воспитывать. Прожигая армейскую пенсию, которую он называл «деньгами на кресло-качалку», Эл и Люсиль снова стали ходить по вечеринкам, пока Долорес или Нора играли роль няни. Когда Люсиль снова забеременела, казалось, что на этот раз они все сделают правильно. Эл работал уборщиком в бильярдной, пока не пошел учиться на электрика по программе для военных.
Все шло прекрасно до тех пор, пока не родился их второй сын, Леон, после чего Люсиль не выдержала и снова стала изменять Элу. Эл приходил после работы и видел, что Люсиль возвращалась домой пьяной. Иногда и не возвращалась вовсе. Эл бесился, угрожая разорвать ее на куски, на что Люсиль кричала в ответ: «Ну же, давай, давай, давай».
Люсиль забеременела снова, но на этот раз ни она, ни Эл не могли сказать с уверенностью, кто был отцом, хотя Эл разрешил ей объявить мальчика их общим ребенком. Но когда Джо родился с заячьей губой, косолапостью и одной ногой длиннее другой, мама с папой ругались, выясняя, кто из них виноват. Она сказала, что он толкнул ее, когда она была беременна. Он сказал, что ей надо было прекратить пить и курить.
Летом 1949-го она ушла. Или он вышвырнул ее. Это зависело от того, чей рассказ вы слушали. Джимми, Леона и Джо отправили в Ванкувер к матери Эла, Норе. Джимми учился в той же школе, что и его отец. Дети дразнили его за «маленькую мексиканскую куртку с бахромой», которую Нора сшила для него. Бабушка тоже бывала жестокой. Когда малыш Джо мочился в постель, она могла хорошенько его отшлепать. Джимми любил сидеть и слушать, как она рассказывает нафталиновые истории о предках чероки и их приключениях.
Когда той зимой умер муж сестры Эла, Нора была нужна там, и Джимми с братьями пришлось вернуться домой, к Элу в Сиэтл. И у него был для них сюрприз. Мама была дома. Рождество 1949 года семья Хендриксов провела вместе. А в Новый год Люсиль снова отправилась в загул. Эл взял мальчиков, и они на машине отправились на ее поиски по всем барам города. Они нашли ее пьяной, прижимающейся к какому-то парню. Вышло скверно, разразилась большая ссора. Он тащил Люсиль к машине, пока мальчики, рыдая, смотрели на это.
По дороге домой они чуть не попали в аварию, и разборка продолжалась всю ночь напролет, то и дело вспыхивая в течение следующих дней и ночей. Когда вскоре после этого Люсиль обнаружила, что снова беременна, для Эла это стало концом света – в очередной раз. Маленькая девочка Кэти Айра родилась в конце 1950 года, на шестнадцать недель раньше срока, весила один фунт десять унций – и была слепа. Эл клялся, что ребенок не имеет к нему никакого отношения, и через год ее отдали в приемную семью.
Эл все еще виделся с Люсиль, когда она, жалкая, приползала домой в поисках ночлега. Тогда, будь она проклята, она снова забеременела!
Еще одну девочку, Памелу, вскоре тоже отдали.
Каким-то образом девятилетний Джимми перенес все это так, как делают все дети, спрятав эмоции, чтобы избежать боли, и заполняя свои мысли всем чем угодно. В случае Джимми это были: комиксы, фильмы, телевизор и рисование, в котором он был хорош. Хотя иногда ему не удавалось сбежать от своих чувств, когда он играл в ковбоев и индейцев с другими ребятами на улице, постоянно играя за индейцев. Когда его подстреливали и он падал с лошади, когда танцевал вокруг тотемного столба. Когда его дразнили «сраным краснокожим» и когда он притворялся, что снимает с них скальпы.
Наконец Люсиль ушла навсегда. Пара официально развелась за неделю до Рождества 1951 года, и Эл получил опеку над тремя мальчиками. Однако вскоре он отдал Джо на воспитание, не желая оплачивать больничные расходы, необходимые для лечения врожденных хронических дефектов мальчика. Время шло, и Джо часто встречал Джимми и Леона на улице, а иногда даже своего отца. Но он больше никогда не встречал свою мать. Люсиль ушла, дорогой, уже давно.
Следующие два года пролетели незаметно, обстановка накалялась. Эл теперь тоже все время пил. Люсиль должна была уйти, она долго делала из него дурака, но, боже мой, как же он скучал по ней. Хотя теперь они были разведены, они все еще были вместе. Люсиль приходила и уходила, иногда оставаясь только на день или два, иногда немного дольше. Когда она сказала Элу, что снова беременна, он пригрозил убить ее. «Ты опоздал», – усмехнулась она. Она уже давно поставила на себе крест.
Их четвертый сын, которого они назвали Альфредом Хендриксом, родился в День святого Валентина в 1953 году. Когда стало ясно, что это еще один ребенок с серьезными проблемами в развитии, Люсиль не сопротивлялась и спокойно отдала его на усыновление.