ой растительностью. Собрался и я туда с запасом ловушек. Хотя от базового лагеря до цели всего несколько сот метров по прямой, на пути лежит препятствие в виде бурного ледникового потока. Это означало, что нужно сделать многочасовой подъем вверх, к леднику, пересечь его в устьевой части и снова спуститься под скальные башни. Первая попытка спрямить путь и перейти поток вброд прошла довольно успешно. Правда, на другой берег я вылез промокший и промерзший — словом, достаточно наказанный за свою рискованную затею. Как бы то ни было, я у цели. Спускаюсь с морены в углубление у подножия скалы и оказываюсь в хорошо защищенной от ветра, покрытой дерном западинке всего в несколько квадратных метров. Передо мной открылась чудесная картина, напоминающая конец марта у нас, когда после таяния снега появляется первая трава. Не хватает только примул.
Начинаю расставлять ловушки, выискивая места поудобнее, но их не так уж много. Поэтому часть ставлю на склоне морены, где так же кое-где во многих местах пробивались кустики травы. Постепенно забираюсь на гребень моренного вала. Ставлю очередную ловушку и осматриваюсь, выбирая место для следующей, как вдруг перед моими глазами оказывается стоящий столбиком сурок! Он возвышается на камне в каких-нибудь пятидесяти метрах от меня. Всего долю секунды он неподвижен, затем раздается свист, означающий испуг, между камнями мелькает оранжевое пятно, и я снова один на морене.
Шаг за шагом я осматриваю морену вокруг места, где сидел сурок. Ничего! Ни единого следа или входного отверстия, не говоря уже о норке. Раздосадованный, возвращаюсь в лагерь. Не могут меня утешить и те несколько высокогорных полевок, которых я нахожу на следующее утро в ловушках в долинке у скальных башен.
Дни уходят. Уходит и моя надежда добыть сурка. Остальные участники экспедиции только усугубляют мое мрачное настроение своими замечаниями и вопросами: «Все еще ничего?» Постепенно у меня появился своего рода «сурковый комплекс».
Ишмурхская долина — тихое место. Кроме шума реки, ветра и падающих камней — ни звука. Когда молчали сурки, я пытался имитировать сам их свист. Однажды вечером, когда я тренировался в палатке, подражая песне сурка, Радан спросил: «Что это такое?»— и пояснил: «Я уже это где-то слышал…»
Так я узнал, что сурки живут в соседней долине Чап-Даррах; Радан побывал там с нашим передовым отрядом еще в то время, когда экспедиция стояла лагерем на реке Пяндж и подыскивалось удобное место для базового лагеря. В тот же вечер организовалась «охотничья» группа в долину Чап-Даррах.
Как ловить сурков
Базовый лагерь почти пуст. Здесь только солдаты, Екрам и два носильщика, которые сегодня пойдут со мной в долину Чан-Даррах. Остальные выполняют альпинистскую часть программы и находятся сейчас в верхних лагерях. На отлов я пойду один, Екрам и носильщики лишь помогут мне перебросить необходимое снаряжение и тут же вернутся в базовый лагерь.
В предрассветных сумерках влажные палатки покрыты хлопьями свежего снега. При виде их носильщики не хотят вставать и выискивают любой предлог, чтобы подольше не покидать уютную и просторную военную палатку, где постоянно теплится небольшой костер из тополевых прутьев.
«Барай Чап-Даррах», — тороплю я своих помощников. «Хароб, хароб…» — отвечают носильщики, намекая на плохую погоду и указывая руками на тяжелые снежные тучи. Делаю тот же жест, но сопровождаю его словом противоположного значения: «Хоб» — дескать, погода сейчас хорошая. И все же возникает еще одна оттяжка: носильщики перед выходом должны напечь себе лепешек.
Наконец около семи часов выступаем. Дорога то круто устремляется вверх, то идет под уклон. Спускаемся по тропе, по которой несколько недель назад подымались к базовому лагерю. Тогда в лабиринте скал и каменных обломков мы искали наиболее удобный путь. Теперь тропа пробита довольно хорошо — ее протоптали носильщики, все это время ходившие из лагеря к деревне Ишмурх и обратно. В тех местах, где следы на камнях не столь отчетливы, трасса обозначена зелеными пятнами. Это остатки мелкого зеленого жевательного табака, порцию которого носильщики периодически ловким жестом забрасывают себе под язык, а затем сплевывают под ноги.
Недалеко от лагеря встречаем молодого крестьянина. По-видимому, это родственник одного из носильщиков, он несет в лагерь заготовленные заплаты для обуви и небольшой запас лепешек. Просит разрешения идти с нами и даже не говорит об оплате. За скромное вознаграждение он готов нести мои вещи.
Сегодня нам надо спуститься как можно ниже. Мы должны пройти почти всю долину Ишмурх-Даррах примерно до уровня селения Ишмурх и снова начать подъем по долине Чап-Даррах приблизительно до высоты базового лагеря. Тысяча метров (по вертикали) спуска и затем девятьсот метров вверх. Если к этому добавить расстояние по горизонтали, то для одного дня будет порядочно.
После полудня стоим перед подъемом в Чап-Даррах. Носильщики хотят здесь остановиться на ночлег и продолжать путь завтра. Тот, что присоединился к нам по дороге, просит бакшиш и хочет вернуться в Ишмурх. Я даю ему двадцать монет, и, видимо, это хорошо действует на остальных; все хором благодарят и решают, включая получившего, двигаться дальше.
Чап-Даррах сильно отличается от долины Ишмурх. Эта короткая и очень крутая, особенно в нижней части, долина сдавлена с двух сторон склонами из конгломератов. Именно этот конгломератный пояс создает существенную преграду, образуя узкое ущелье, по которому стремительный и бурный ледниковый поток обрушивается каскадом, заполняя все дно. Чтобы проникнуть в долину, надо преодолеть обрывистый, в пятьдесят метров высотой, порог в ее борту. Екрам, на счету которого 6000-метровая вершина Кох-и-Меена, выступает в качестве апробированного альпиниста и всеми силами помогает носильщикам. На некоторых участках он даже выбивает для них ступени в скалах, и с таким рвением, что из-под ледоруба летят искры, а главное, он постоянно их подбадривает. Слов я не понимаю, улавливаю лишь интонации, но по результатам могу судить о воздействии. Наконец мы преодолеваем порог и останавливаемся уже на втором «этаже» долины. По-видимому, в нее ведет и другая, менее трудная тропа. Отсюда просматриваются сложенные из камня умелыми руками пастухов ограждения и укрытия. В весенние месяцы тут, видимо, пасут овец и коз, но сейчас трава полностью выжжена солнцем. О пребывании здесь крестьян свидетельствуют и протоптанные кое-где тропы. Решаем двигаться по ним, это хотя бы немного ускорит наше восхождение. Тропа вьется над быстриной по крутому осыпному склону. На каждом шагу нога срывается с тропы, вызывая лавину щебня, который осыпается в пропасть под нами. Особенно тяжело приходится носильщикам в их ветхой, бесформенной обуви. Искренне им сочувствую.
Следующий уступ долины образован скалой, и на этом отрезке пути требуются уже приемы профессиональных альпинистов. Дальше по этому берегу пройти не удается. Спускаемся к воде и долго ищем место для переправы. Стремительная ледниковая река озадачивает необычной глубиной. По нашим окоченевшим ногам бьют камни, крупная галька с шумом уносится течением вниз по долине. Мы по пояс в воде, к тому же хлынул колючий ледяной дождь. Очутившись наконец на другом берегу, не тратим времени на обувание: неподалеку, всего в нескольких сотнях метров, нависающие скалы обещают надежное укрытие от непогоды. Бежим к ним босиком. Для носильщиков это не самое страшное, но для меня — настоящий ад.
Что бы мы делали без Екрама? Без него невозможно было бы уговорить носильщиков двинуться дальше. Один из них и в самом деле выбился из сил. Но вот преодолен еще один высокий, покрытый травой уступ, и мы уже стоим у края выположениого, со слабым уклоном участка, образующего днище долины. Покрытый скудной растительностью, это в то же время самый большой зеленый участок, встреченный нами в этой части гор. Я озадачен, так как до сих нор был уверен, что лугов здесь нет и быть не может. Только позднее я выяснил, что это классическая высокогорная полынная степь, в которой среди зеленовато-серых пятен полыни, известной ‘под названием «полынь афганская», встречается гималайский ковыль.
Мы на высоте 3700 метров. И как бы в знак приветствия раздается свист сурка, и на наших глазах великолепный оранжевый экземпляр исчезает между камнями.
Сразу же над последним преодоленным уступом, на северной стороне поляны, разбиваем лагерь. Неподалеку, всего в двухстах метрах от палаток, виден только нижний край осыпи. Из-под камней выбивается небольшой источник, так что водой мы обеспечены. Это весьма кстати: к ледниковому потоку нужно спускаться не меньше чем на двадцать метров по крутому склону. Кроме того, в его воде такое количество взвешенного песка, что использовать ее для приготовления пищи практически невозможно. Увидеть остальные окрестности пока трудно — все закрыто низкими черными тучами, осыпающими нас зарядами мокрого снега.
Носильщики сгружают с себя поклажу, получают деньги и консервы на обратный путь и быстро уходят — хотят до наступления темноты успеть к укрытию, где мы пережидали ливень после переправы через реку. Остаюсь один. Так начинается моя охотничья робинзонада. Сколько времени она продлится — неделю, дольше? Все зависит только от сурков.
Первая ночь не приносит ничего. Спал я очень плохо, шквалистый ветер трепал стенки палатки, а между его порывами обрушивается то ливень, то мокрый снег. Честно говоря, нелегко сохранить спокойствие в такой обстановке. Со склонов над поляной с грохотом срываются камни. Время тянется медленно. В пять часов рассветает. Откидываю полог палатки — кругом все скрыто непроницаемо плотными, темными дождевыми тучами. Неужели из-за погоды я потеряю свой последний шанс?
Воскресное утро. Тщетно стараюсь разглядеть хоть что-нибудь вокруг и берусь за дневник.
Около половины седьмого непогода наконец утихает. Выбираюсь наружу. Первая моя цель — скопление норок неподалеку от источника, где я вчера увидел сурка. Вблизи этого места выбираю удобный камень для наблюдения и стрельбы. Жду. Время идет. Начинаю промерзать и чувствую, как постепенно меня охватывает раздражение. Ничего, по-прежнему ничего! Выйдут ли вообще сурки из нор в такую погоду? И вдруг вижу двоих сразу! Целюсь, нажимаю курок — выстрела нет! В спешке я забыл о предохранителе. Снова целюсь. Выстрел — оба сурка исчезают. Бегу к норам и уже издали вижу: о