амой водой, а временами и скрывается под ней. Удержат ли они нас? Не треснут ли, не соскочат ли с каменной опоры? Пока один из нас для страховки придерживает их за концы, другой осторожно продвигается вперед. Посередине, там, где жерди прогибаются особенно угрожающе, течение бьет по ногам. Все сооружение неприятно качается. Изрядно затрудняют продвижение объемистые рюкзаки, набитые ловушками. Но наконец мы на другом берегу и шагаем навстречу… глубокому разочарованию! Рощица, которую мы принимали за остатки естественной растительности, на самом деле представляет собой несколько тополей у ныне сухих арыков, ведущих к развалинам хижин. Под деревьями никакого травяного покрова, лишь серая, твердая, как цемент, земля. Здесь нам рассчитывать не на что. При всем желании мы не можем найти подходящих мест для наших ловушек, заполняющих два рюкзака.
Наступившее утро подтверждает вчерашние опасения: всю добычу составляет один-единственный экземпляр. Оставаться здесь на неделю совершенно незачем. Снова проделываем цирковой трюк — переправляемся по тополевым жердям и штурмуем подъем по долине Тирич. Груз давит на спину, словно мешок с песком, на ногах от усталости будто тяжкие оковы. Вечером в Шаньяке буквально валимся на камни и, голодные, глядим на ту сторону горного потока, где стоит наша палатка, полная продуктов. Три дня мы пробирались по осыпям и леднику, а в результате — одна серебристая полевка! Поймет ли это кто-нибудь у нас дома?
Последующие дни, заполненные работой в Шаньяке, на правом берегу тиричского потока, были и последними днями экспедиции. Когда, уже в Шагроме, мы расставались с Айадудином, это было прощание старых друзей. На пыльном пятачке у моста через Тирич-Гол, там, где начинается крутая тропа из Шагромской долины вниз к седлу Зани-Ан, наш друг устроил нам прощальный ужин. Мы ели яйца и свежие лепешки, пахнущие пеплом горных трав и сдобренные мелким песком, высыпавшимся из ложа жернова — жернова из гранита, обточенного водами потока Тирич-Гол.
Там, где остановилось время
Не дожидаясь восхода солнца, покидаем спящее селение Читрал. Августовская жара охватила горные долины, выгнала людей из душных жилищ на плоские глиняные крыши. Кому не хватило места, вытащили постели на улицу. Даже читралский пограничник спит на своем посту у моста через реку. Наш отъезд нарушает покой этого сонного царства. Небольшой грузовичок и джип, который, судя по его техническому состоянию, побывал в войну на всех фронтах, грохочут и вздымают облака пыли. Отъезжаем мы с легким сердцем: все, что нами было задумано, удалось выполнить. Остался лишь путь домой, который после всего представляется нам приятной прогулкой.
Остались позади ледники и выжженные склоны над рекой Мастудж. Быстро меркнет в дымке блеск ледяного купола Тиричмнра. Мы двигаемся на юг, где нас ждет прохлада хвойных лесов Ашретской долины. Но прежде мы еще завернем на запад, к пограничным горам, где в долинах Брамборет и Рамбур живут остатки народности кафиров — исконных жителей неприступных гор и пограничной области между Афганистаном и Пакистаном. Еще до недавнего времени они сохраняли в неприкосновенности не только антропологические признаки, племенные обычаи, уклад, национальный костюм, но и религию. Они поклоняются целому ряду богов. Религия эта отличается и от ислама, и от религий, исповедуемых индийцами. Она так и называется — кафири, что означает «язычество», а земля, населенная ее приверженцами, получила название Кафиристан, то есть «земля язычников».
Первые упоминания о кафирах (понятно, что это название появилось уже во времена ислама) встречаются в летописях походов Александра Македонского на восток. В начале лета 327 года до нашей эры он двинулся из Кабульской Долины в поход на Индию. По каньону реки Кабул он вышел к сегодняшнему Джалалабаду. Далее его путь проходил вдоль реки Кунар и через пограничные горы между современными Афганистаном и Пакистаном. Он перешел через перевал Нава, севернее Хайберского перевала, и встретил незнакомый народ, о котором в описаниях походов Александра Македонского говорится, что своим общественным строем, традициями и обычаями он напоминает греков. Согласно легенде, от этого народа и произошли кафиры. Вероятно, это и явилось основанием для тех суждений о происхождении кафиров, в которых неоднократно повторяется греческий мотив: кафиров считают потомками солдат Александра Македонского или же участников какого-либо другого греческого похода, происходившего на триста лет ранее. По другой версии, кафиры являются потомками греков, переселенных персами на восточные земли их империи, и т. д. Западное происхождение кафиров обсуждалось много раз.
Но вернемся снова к Александру и к летописям его походов. Там есть несколько упоминаний о Людях, которые весьма напоминают кафиров нашего времени. Римский историк Квинтус Куртиус Руфус, описывая встречу Александра с незнакомым народом, говорит о деревянных надгробьях и о скульптурах из дерева, устанавливаемых в память об усопших. Это похоже на обычаи современных кафиров, которые хоронят своих умерших в деревянных саркофагах, помещая их в деревянные же гробницы, сооруженные не в земле, а на ее поверхности. Традиция устанавливать здесь же деревянные фигуры существует и в наши дни.
Со времен падения империи Александра прошло больше двух тысяч лет. На территории Юго-Западной Азии чередовались различные политические, религиозные, культурные влияния. Наиболее сильным и активным было наступление ислама, но кафиры устояли и против него — в этом в течение столетий им помогали неприступные горы.
В конце XIX века был подписан так называемый договор Дуранда, устанавливающий границу между Афганистаном и тогдашней британской Индией (современный Пакистан). Кафиристан был отнесен к Афганистану, и эмир Абдурахман обратил кафиров в ислам буквально огнем и мечом. С тех пор их земли официально носят название Нуристан — «светлая земля». Религиозное перевоспитание сопровождалось в ряде случаев переносом целых поселений в Центральный Афганистан. Только через 25 лет, во время Амануллаха, смогли переселенцы вернуться на родину. Насильственные меры привели к тому, что традиции и обычаи кафиров были подавлены. Они сохранились лишь в долинах Брамборет и Рамбур на северо-западе Пакистана, у самой афганской границы.
Река, вдоль которой мы едем из Читрала на юг, — это бурлящий ледяной поток. Проехав первый мост, мы попадаем на правый берег, в боковую долину, через которую проходит путь к селению Бирир. Река широкая, а узкий деревянный мостик, висящий на стальных тросах, более пригоден для вьючного животного, чем для автотранспорта. Мы должны выйти из машины и перейти мост пешком, после чего водитель на малой скорости осторожно переправляет джип на ту сторону. Еще десять километров по узкому ущелью — скалистые склоны над нами и под нами. Шофер проявляет на узкой дороге все свое умение. И вот за поворотом появляются первые строения Бирира. Даже без всякого предупреждения можно понять, что мы в селении кафиров. Всего через десять километров пути все изменилось — и природа, и люди. Вместо глиняных построек вокруг нас деревянные строения, обшитые хорошо оструганными досками. Сразу же при въезде в Бирир в гуще деревьев — кладбище с деревянными гробницами. О таких и упоминает Квинтус Куртиус Руфус. Много деревьев, долина почти сплошь залесена. У дороги появляются женщины с открытыми лицами. Это неожиданно для мест, где ислам запрещает женщине выходить из дома без паранджи.
Автомобильная дорога заканчивается у деревянной гостиницы — она вполне может сойти за стилизованное пристанище туристов в горах у нас на родине. У строения несколько женщин в темных платьях, слегка напоминающих укороченную монашескую сутану. На головах — своеобразные уборы, закрывающие и половину спины. Приближаются к нам как бы мимоходом и предлагают фотографировать их за рупии. Видимо, привыкли к иностранным туристам, путь которых заканчивается у гостиницы, где они делают «документальные» фото и спешат дальше. Мы тоже спешим, ведь главная наша цель еще далеко за горами.
Деревня Бирир растянулась по долине от гостиницы до самой афганской границы. Идем вверх против течения реки, группы домов соединены ниточками тропинок, они то исчезают, то возникают вновь. Проходит около часа. Одна из тропок приводит нас к местной школе под открытым небом. Под раскидистым деревом, полным спелых орехов, сидит группа мальчиков разного возраста и учитель. Обходясь без скамеек и без доски, они повторяют вслух то, что прочитал учитель. С жаром и искренним увлечением перекрикивают друг друга. Наш приход нарушает урок, но учитель не сердится — напротив, он кивает одному из учеников, чтобы тот показал нам дорогу. Без этого мы бы еще долю искали тропу, ведущую в скальную расселину — своего рода ворота в узкий, глубоко врезанный каньон. Впереди, по нашим расчетам, еще четыре-пять часов ходьбы. Каньон очень узкий, он круто поднимается в гору, все время изгибаясь, так что впереди ничего не видно и нельзя угадать, сколько нам еще идти. Весной здесь бегут талые воды, а сейчас дно завалено окатанными камнями и щебнем. Наконец каньон кончается крутым уступом, преодолев который мы попадаем в пояс леса из прекрасной сосны, но главным образом из кедра. Между деревьями — пояс осыпи и сверкающего щебня из белого известняка, сопровождающий нас вплоть до седловины, высота которой приблизительно 3000 метров. Несколько ниже седла, но уже на другом склоне высятся леса удивительно стройных пихт с удлиненными иглами. Между ними впервые просматривается долина Брамборет. Тропа круто спускается вниз. Лес редеет, переходит в отдельные группы деревьев, между которыми по-прежнему преобладают кедры.
Наконец мы на дне долины. Она великолепна. Кругом известняковые скалы, поросшие хвойным лесом. Внизу все в зелени — на полях зреет кукуруза, благоухают луга, гигантские ореховые деревья полны зрелых плодов.
Брамборет — поселение кафирского племени калашу, одно из тех, что сохранили свой первоначальный облик. Особенно интересны жилые дома. Основой служит сооружение из толстых бревен, щели между ними заложены камнями. И так чередуются слой дерева и слой камня, причем деревянные брусья образуют как бы переплет. Большинство таких строений двухэтажные: низ занят хозяйственными помещениями, на втором этаже живет семья. Часто второй этаж значительно обширнее первого и образует над ним своего рода навес. Основная часть дома дополняется различными висячими прис