На этом перечень научных исследований в области реки Барун заканчивается. Таким образом, для биолога весь район оставался в полном смысле terra incognita.
Из субтропиков в Арктику
Катманду вызывает восхищение у каждого приезжего. Будь я туристом, с наслаждением побродил бы по старинным улочкам вокруг храма Живой Богини, понаблюдал бы жизнь на рынке перед старым королевским дворцом и совершил бы паломничество к священному Сваямбхунатху. Или постоял бы у ворот Пашупатинатху, которые для нас, иноверцев из Европы, остаются до сего дня за‘ крытыми, как и столетия назад. Поразмышлял бы у его стены, на берегу реки Багхмати, наблюдая, как те, кто окончили свой земной путь, навеки соединяются с нирваной на небольших кострах из очень дорогих здесь дров.
В Катманду тысячи соблазнов, у меня же в этом городе буквально горит под ногами земля. Я здесь один, все остальные уже давно в горах, у селения Дхаран-Базар, и на календаре стремительно приближается дата, когда там соберутся носильщики и караван двинется. Я же ежедневно посещаю правительственное здание Сингха-Дурбар в ожидании продления срока действия паспортов и документов на въезд в восточнонепальские районы. Кроме того, мне нужно выполнить массу мелких дел, которые Иван с Миреком не успели закончить.
Мне очень помог в Катманду Зденек Виднер, чехословацкий эксперт непальской топографической службы. Без его содействия мне было бы трудно в государственных учреждениях попасть в нужные комнаты и встретиться с ответственными чиновниками. Сингха-Дурбар — это гигантский лабиринт, в нем две тысячи дверей без номеров и указателей. Чтобы второй раз не заблудиться и снова найти нужные помещения, я украдкой черчу на выбеленных стенах малозаметные значки и стрелочки. Здание же Гималайского общества — другой объект моих хождений — вообще не соответствует широкой славе этого института и напоминает большой сарай или скорее некий салун из вестерна.
С нетерпением ожидаю момента, когда смогу покинуть Катманду. Правда, меня несколько тревожит мысль о том, как я один буду догонять экспедиционный караван по тропам Малых Гималаев в щегольском пиджаке с изображением старинных гербов на модных пуговицах, видимо, пришитых на нашей швейной фабрике для более представительного вида. К этому надо добавить лакированный чемоданчик в руке и сумку через плечо, до отказа набитую мелкими деньгами — я получил их в банке для расплаты с носильщиками.
Последний самолет регулярной линии Королевской авиакомпании, на котором я успел бы добраться до Бпратнагара к моменту выхода экспедиции, улетел без меня. Следующий полетит только через четыре дня. Следовательно, караван будет уже два-три дня в пути. Но Зденек находит решение: на следующий день рано утром из Катманду в Бпратнагар летит самолет грузового спецрейса, и меня согласны взять с собой.
Старый военный «Дакота», который так и не дождался после окончания войны нормальных пассажирских кресел, набит ящиками и грузами для строительства нового аэродрома в Бпратнагаре. На них кое-как устроился инженер из ФРГ, сопровождающий груз, за ним втиснулся и я. Самолет с ревом мчится по полосе, обрывающейся словно лыжный трамплин. Исчезает бетон под колесами — и мы уже плывем в голубом утреннем небе. Мне впервые удается увидеть ледяную стену Больших Гималаев. Это мой третий полет по этой трассе, но до сих пор все горные вершины были закрыты облаками. На сей раз погода отличная, и очень жаль, что пожелтевшие, исцарапанные, в трещинах стекла иллюминаторов не дают возможности фотографировать. Стараюсь ориентироваться по панорамной схеме, лежащей у меня на коленях. В этом царстве ледяных вершин все же нахожу пирамиду Лонг-Танга, а впереди по курсу самолета просматривается Гауризанкар. Вдруг горизонт начинает наклоняться, и затем становится ясно, что это не выправление курса, а мы поворачиваем обратно.
Открывается дверь пилотской кабины, нам сообщают, что произошла небольшая поломка радиопередатчика. Но даже непосвященному ясно, что один из моторов вышел из строя. Постепенно он совсем перестает работать. Под самолетом чередуются глубокие ущелья и крутые склоны. Горные вершины почти на одной высоте с нами. Но и внутри самолета, набитого ящиками, кое-как закрепленными веревкой, обстановка не особенно утешительна.
Инженер откладывает газету: «Я летаю на Востоке уже пятнадцать лет. Думаю, что и сегодня все обойдется». Он был прав. После полудня мы добираемся до Биратнагара. Я легко примирился с потерей панорамы гор, которые к полудню скрылись в облаках, и, наоборот, зеленые пятна полей в окрестностях Биратнагара кажутся мне на редкость приветливыми.
Низменная часть Непала на крайнем востоке государства представляет собой узкую тридцатикилометровую полосу. По ней проходит шоссе из Биратнагара в Дхаран-Базар, то есть от индийской границы к первым горным склонам. Это единственная автотрасса, связывающая север с югом.
Биратнагар окружен замкнутой душной низиной, занятой рисовыми полями и бамбуковыми рощами и полной малярии. Это одна из самых малярийных областей Непала. В этом году болезнь свирепствует особенно сильно, и информация о положении в районе публикуется на первых полосах газет в Катманду.
Кончаются обработанные поля, дорога входит в девственный лес, полный любопытных обезьян. Здесь это уже остатки лесов, но в других низинных районах Непала сохранились обширные массивы тропических листопадных лесов с тиграми, носорогами и слонами — джунгли, воспетые Киплингом. Как богаты были эти леса, видно из исторического документа, описывающего визит английского короля Георга V, который в 1911 году провел по приглашению магараджи Чандрасе десять дней на охоте в непальских лесах. В охотничьем лагере, уже тогда освещавшемся электричеством, для нужд «высочайших» охотников было сосредоточено 600 слонов и 10 тысяч солдат из племени турков. Король за эти десять дней собственноручно застрелил десять носорогов, двадцать одного тигра и двух медведей. Кроме того, в лондонский музей была отправлена коллекция трофеев, которую составляли шкуры, рога, бивни еще многих носорогов, тигров, медведей, слонов и других ценных животных. (Магараджа получил в качестве компенсации за эту охоту английский орден, 2000 современных ружей и 5 миллионов патронов.)
Низменность кончается внезапно, без перехода в первые горные поднятия. У самого подножия прилепился населенный пункт Дхаран-Базар, один из наиболее оживленных торговых центров Восточного Непала. Сюда спускаются горцы с корзинами апельсинов, бананов, сахарного тростника и риса, а обратно наверх путешествует все, что не может родиться на террасированных горных полях. Поэтому каждый день на базаре шумно и многолюдно, и сюда, к Дхарану, сходятся со всех концов нити пеших троп, как бы продолжая шоссе — единственный путь, связывающий с окружающим миром. Это идеальное место для старта экспедиции.
Наконец мы все вместе — экипажи экспедиционных машин «Татра-148» и «Авиа-30», доставивших сюда девять тонн снаряжения, и три человека, прилетевших самолетом. Всего 19 чехословацких граждан. Старшина шерпов Анг Темба из Намче-Базара, начинавший свою карьеру еще мальчишкой в легендарной экспедиции на Эверест, руководимой полковником Хантом (1953 год), участник второй французской экспедиции на Макалу (1971 год), привел свой отряд из десяти проводников и четырех их помощников. Прибыл и Базра Гурунг, лейтенант непальской королевской армии, офицер связи, приданный экспедиции.
В воздухе стоит поистине летний зной, хотя сейчас начало марта. Кузовы машин, еще недавно проходивших через снега украинских равнин и льды горных перевалов на своем длинном пути из Европы, сейчас раскалены так, что к ним не прикоснуться рукой. Девять тонн багажа выгружено и распределено. Снова все проверяем: наверху будет необходима каждая мелочь, и потому ничто не должно быть упущено. Шерпы еще добавляют большой рюкзак с молитвенными флажками и другими предметами религиозного культа. До поздней ночи шумно на нашем привале за Дхаран-Базаром. Тишина и покой нарушаются последними, самыми напряженными предстартовыми приготовлениями.
4 марта трогаемся в путь. Длинный хвост из более чем трехсот носильщиков тянется вокруг столика, у которого Мило Неуман записывает в толстую тетрадь их экзотические имена, а старшина Анг Темба вешает им на шею бирки с обозначением вида багажа. Само собой, не обходится без споров и крика, но недаром у шерпов большой опыт в организации караванов. Так или иначе, но, когда голова каравана уже высоко над Дхаран-Базаром, находит свое место на спине носильщика последняя поклажа.
В хвосте процессии носильщиков идут четыре женщины, заметно отличающиеся от жительниц Дхаран-Базара. Все у них иное — статные фигуры, скуластые лица и темные платья с длинными юбками, не совсем подходящие для такой жары. На головах — уложенные в несколько слоев мохнатые полотенца, привязанные косами на голове так, чтобы голову не давил лобовой ремень от багажа. Анг Темба поручил им хозяйственное снаряжение, довольно объемистое, но не столь тяжелое. Дружески здороваясь с нами, женщины складывают руки и при этом несколько раз повторяют: «Намаете, намаете». Они сразу же объединились с нашим поваром, Ангом Ками-старшим, и на всем пути помогают ему по кухне. Через несколько дней выясняется, что это шерпские женщины из Намче-Базара. Незаметно и ненавязчиво они увеличили состав наших шерпов. Тхома Чиринг представлена нам как законная жена шерпа Карма Тхеле; Нима Янг Джи — как подруга старшины; Анг Пхурба — двоюродная сестра и тезка нашего почтальона. Затруднение возникает при представлении Пхурбы Янг Джи. Шерпы долго совещаются, и наконец Анг Темба с улыбкой поясняет, что она «просто подруга всех остальных». Позже к нам присоединяется еще жена Анга Намаяла с их семимесячным сыном — он стал самым молодым участником экспедиции. С утра до вечера мать несет его на спине, и его головка мотается по ее плечам. С утра до вечера в пути, в жару и непогоду, а ночью — сон под открытым небом. Месяц пути без элементарных условий, необходимых грудному малышу. Так вырастают истинные шерпы! Эта пара будет сопровождать нас до селения Седоа, где кончается оседлая жизнь. Там мать с сыном будут ждать конца экспедиц