тело ритуальному сожжению. Японская экспедиция была вынуждена послать группу шерпов обратно в Кхандбари купить обувь для части носильщиков. Но и потом им пришлось в наиболее опасных участках навесить защитные перила из канатов.
Опыт предыдущих экспедиций весьма поучителен, поэтому носильщики, не имеющие собственной обуви, получают от нас легкие горные ботинки и носки. Те же, у кого есть своя обувь (включая теннисные туфли), получают надбавку к оплате — за амортизацию. Однако наши благие намерения не полностью достигают цели. Многие носильщики, получив обувь, тут же привязывают ее к своей поклаже и продолжают путь босиком: с их точки зрения, было бы преступлением испортить на снегу такие хорошие ботинки — ведь их можно выгодно продать на ближайшем базаре. Зато солнечными очками все с радостью воспользовались. Представители чехословацкого объединения «Окула» были бы весьма удовлетворены такой популярностью их продукции.
В Бункине, конечно, снега еще нет и в помине. На фоне голубого неба плещутся белые священные флажки, укрепленные на длинных бамбуковых шестах перед домиками. На полосках террасированных полей кивают тонкие стебли колосящегося ячменя. Если мы шли до того вдоль обнаженных, рыжих от глины, мертвых полей, ждущих наступления муссонных дождей, то вблизи Бункина через две недели будут убирать урожай, так как это наиболее высоко расположенные поля во всей обширной области. Не тепло, а влага определяет их продуктивность — ведь здесь пояс облаков и туманов, пояс горных «туманных лесов».
Тропа, по которой перед нами прошли первые группы носильщиков, исчезает в девственном лесу. Могучие деревья с искривленными от возраста стволами и густыми, почти сплетенными друг с другом кронами образуют высоко над головой сплошную зеленую кровлю, сквозь которую пробиваются лишь узкие лучи солнечного света, вливавшего пас на тропе меж полями. Холодный воздух перенасыщен влагой и различными запахами. Преобладает запах влажной лесной почвы, обильно сдобренной продуктами распада растительной массы. С этим запахом сливается аромат цветов. Сейчас весна, и девственный лес оживает.
Наконец мы попадаем в гималайский лес в его наиболее первозданном виде, не тронутый ни топором, ни выжиганием. Однако он не кажется нам чем-то экзотическим. Большинство деревьев можно, без сомнения, отнести к родам, встречающимся в наших лесах. Однако виды здесь другие, а главное, их намного больше, чем в европейских лесах. Например, здесь растет одиннадцать видов дуба, основной породы здешних лесов, семь видов клена, ольха, граб, береза и другие деревья, родственники которых нам хорошо известны как декоративные породы, украшающие парки и дендрарии. Деревья в основном вечнозеленые, значительно меньшее количество составляют виды, сбрасывающие листву. Местами вкраплены и хвойные породы, родственные нашим лиственнице, ели и сосне. Только красный тис того же вида, что и у нас. Из всех древесных пород самое большое впечатление — особенно в это весеннее время — производят магнолии и рододендроны. Магнолий здесь три вида, их бледные восковые цветы как бы подчеркивают прохладную атмосферу леса. Из шести видов рододендрона особенно выделяется Rhododendron arboreuin, начинающий зацветать пучками пурпурных цветков.
Облик многих деревьев изменен до неузнаваемости. Густая поросль вьющихся растений, среди которых преобладают ломонос и дикий гималайский виноград, полностью меняет их внешний облик. К этому надо добавить подушки мха, которые укрывают не только стволы, но и ветви, оставляя нетронутыми лишь самые тоненькие веточки. Мхи и вьющиеся растения образуют различные складки и карманы, в которых, как и в трещинах и углублениях ствола, накапливается опад. И это является основой для развития последующих видов растений, образующих целые системы «висячих садов». Одни растения вырастают на теле других. Эти так называемые эпифиты чрезвычайно характерны для влажных горных лесов. Так растут не только орхидеи, но и родственники нашей брусники, в том числе и рододендрон (Rhododendron dalhousiae). Орхидеи — это поистине королевское украшение, свешивающиеся гроздья и каскады их цветов оживляют мрачную атмосферу влажного «туманного леса» с его деревьями, похожими из-за моховых наростов на жуткие призраки.
Но и внизу, под деревьями, масса цветов. Одуряюще пахнет волчье лыко, которого много повсюду. И еще длинный ряд видов, которые имеют только научные названия; их перечисление на бумаге было бы только длинным списком иностранных слов. Все это вместе создает ароматическую завесу, окутывающую и сопровождающую нас с первой минуты вступления под полог леса. Обширные заросли магонии очень декоративны и эффектны, но продираться сквозь них не слишком приятно. Среди кустарников, которые еще не зацвели, есть и знакомые вам, как, например, жасмин, калина и смородина. Травяной покров необычайно разнообразен, но и в нем мы находим виды, родственные нашим: аконит, горец, лилии, много видов недотрог, мытник, горькушу, сверцию из семейства горечавковых.
Все это лесное сообщество климатически очень четко ограничено. Нижнюю границу образует пояс, в котором отмечаются температуры не ниже нуля градусов; верхняя граница проходит там, где зимой снег лежит длительное время даже на южных склонах. Особую роль здесь играет высокая влажность воздуха. Осадки выпадают практически круглый год, резко возрастая в период муссонных дождей. Но и в период минимального количества осадков (с ноября по март) влажность сохраняется благодаря постоянным туманам. Общегодовое количество осадков значительно превышает 3000 миллиметров. Подобные климатические условия характерны прежде всего для восточной части Гималаев.
На лесной прогалине разбиваем наш последний лагерь без снега. Влажный вечер, так волнующе напоминающий приход весны у пас в предгорьях, действует на каждого. Это не столько эмоциональная, сколько физиологическая реакция. Организм из условий суровой в этом году центральноевропейской зимы был буквально за одну ночь перенесен в жаркое лето. Дальние переходы без дополнительных витаминов и других средств, помогающих справиться с утомлением, резкое повышение доз ультрафиолетового облучения, частичное обезвоживание — все это было тяжелой нагрузкой. Только в Бункине мы снова оказались в условиях весны, так необходимых организму. Их оптимум был достигнут именно сегодня, и это не замедлило сказаться и на нашем психическом состоянии.
Нежная красота орхидей (или просто их экзотичность?) воодушевила даже наших огрубевших альпинистов. Кто-то вскарабкался на высокий пень и сорвал огромный пучок, который тут же стал объектом фотографирования для всех участников экспедиции. Носильщики словно растворились в лесу. Многие залезли под вывороченные корневища и отлично устроились в этих укрытиях. Люди, живущие в постоянном контакте с природой, обладают органической способностью с нею сливаться. Лишь до поздней ночи светятся, как блуждающие огоньки, разбросанные тут и там костры, указывая, где какая группа расположилась на ночлег.
Когда спустя три месяца мы будем возвращаться через эти места, нам придется мчаться сквозь тучи мельчайшей, но зверски кровожадной мошкары из семейства Ceratopogonidae. И весь девственный лес превратится в рассадник пиявок, которые появляются с первыми муссонными ливнями. Против них клещи, которых я сейчас собираю на моих спутниках по экспедиции, — сущие невинные младенцы!
На высоте 3200 метров выходим на первый снег. Это ощущение надо пережить: шагнуть впервые на настоящий гималайский снег и отпечатать на нем следы своих ботинок! Но довольно скоро это чувство проходит. В конце концов снег как снег, ведь и в Гималаях от снега намокают ботинки и гетры. Вначале он появляется в виде изолированных пятен, немного выше это уже целые снежные языки, а далее снегом завален весь дремучий лес. Чем дальше, тем его больше. Высокий лес из старых деревьев остается внизу под нами и сменяется криволесьем и густыми зарослями рододендронов. Нелегко пробираться между их гладкими и упругими ветвями. Трудно еще и потому, что снег неравномерно покрывает нижние ветви и не видишь, на что ставишь ногу. Поднимаясь заснеженными джунглями, мы двигаемся неуверенно и то и дело проваливаемся между засыпанными снегом ветвями.
Поэтому мы принимаем решение идти по желобу — он не так зарос кустарником, правда, снежный покров в нем значительно толще. К полудню снег становится рыхлым, приходится преодолевать это месиво, идя в нем по колено, а местами и по пояс. Карабкаемся в крепких ботинках, гетрах и теплых брюках. Особенно страдают носильщики — они идут преимущественно в теннисных туфлях или босиком, имея на себе лишь трусы или узкие набедренные повязки под рубахами.
После полудня вокруг гор формируется облачность. Нас обволакивает туман, внезапные порывы ветра швыряют в лицо снежную крупу. Ухудшение погоды вызывает депрессию у носильщиков, особенно у тех, кто легко одет. В несколько взвинченном состоянии добираемся до места привала — это уже выше границы леса (согласно показаниям авиационного высотометра — около 3600 метров). Некоторые носильщики доковыляли из последних сил. Сняв поклажу, они нисколько не скрывают того, что для них поход закончился. Более выносливые садятся возле тюков на корточки, сбившись вместе, как куропатки на заснеженном поле, и ждут очередной платы. А кое-кто, сбросив багаж, просто-напросто убегает по собственным следам назад — вниз, к границе леса, где надеется укрыться, а главное, найти дрова для костра.
С нами остается лишь горстка самых отчаянных. Одни бродят неподалеку, пытаясь расчистить под скалами место для ночлега и разложить костер из свежих ветвей рододендрона. Другие, самые обессиленные, пристраиваются на ночь прямо на экспедиционных тюках. Они привалились друг к дружке, а мы набрасываем сверху полотнище от крыши кухонной палатки. Хотя атмосфера под этим пологом, наверное, не из легких, но все же она помогает скоротать морозную ночь. До утра шуршит по палаткам ледяная крупа.