ложил его голову себе на колено и закрыл ему глаза. На его обычно таком подвижном, знакомом лице застыло выражение отчужденности и непомерной усталости. Путь лежал наверх, по лесной дороге вдоль речки Улла к деревянному дому, где находился полковой командный пункт. Командование полком, или тем, что от него оставалось, принял майор Арнульф фон Гарн. До этого он был командиром отдельного фузилерного батальона. Пока я делал свой доклад, двое связных полкового штаба копали в саду могилу. В нее положили тело Мюллера. Майор фон Гарн и еще несколько человек стояли вокруг. Гарн стал читать «Отче наш», и все присоединились к нему. Потом мы бросили по горсти земли на брезент, в который было завернуто тело, и солдаты закопали могилу.
Наш батальон остался без командира. Его принял обер-лейтенант Мальвиц. В начале августа 1943 г. он командовал 6-й ротой и был тяжело ранен в бедро. Но деревню Иваново он тогда удержал. Я поехал вместе с ним на мотоцикле на наш командный пункт. Приказ был атаковать Лабейки еще раз. После пережитого предыдущей ночью надо было прибегнуть к какой-то уловке. О ротах речи уже не было. Планировалось, что половина батальона пойдет вперед и обойдет сосновый лес справа. Другая половина, вместе с Мальвицем и со мной, должна была продвигаться по траншее на верху крутого берега. Я напомнил себе посмотреть на то место, с которого свалился накануне. После упорного сопротивления, оказанного противником ночью, у нас не было ни малейшей надежды на успех повторной атаки.
Когда мы на этот раз подошли к деревне Лабейки, то стояла полная тишина. Стрельбы не было совсем, хотя противник уже давно должен был заметить наше передвижение. Наконец, перед последним броском, мы закричали «ура», как было предписано уставом, и рванулись вперед. Вплоть до последнего момента мы все еще боялись, что противник подпустит нас поближе, а потом скосит нас всех огнем. Но сопротивления не было. С поднятыми руками красноармейцы выбирались из траншей и сдавались в плен. Было взято сорок пленных, три противотанковых орудия, минометы, пулеметы и одно немецкое штурмовое орудие. Кроме того, было освобождено шесть раненых немецких товарищей. Они были из тех подразделений, которые занимали этот укрепленный пункт еще раньше. Они получили тяжелые ранения, но их не прикончили, и русские медики сделали им перевязку.
Наша радость по поводу маленькой победы у деревни Лабейки оказалась недолгой. Стало известно, что на правом фланге дивизии противник сбил наши слабые заслоны и устремился вперед. Таким образом, надо было снова оттягивать линию фронта назад. Во второй половине дня, когда мы едва успели закрепиться в Лабейках, ситуация резко обострилась. Связь с соседом справа была опять прервана. Дорога от Уллы на Лепель, которая проходила в нашем тылу вдоль реки, была забита транспортом. Все, что могло двигаться, стремилось попасть в небольшой поселок Улла. Все хотели переправиться через находившийся там мост, чтобы получить возможность выйти на следующие дороги и отступать по ним дальше.
Тем временем мы с тревогой ожидали приказа на отход. Когда он наконец был передан по радио, то по всем признакам было видно, что приказ запоздал. Ко времени выхода разрозненных подразделений батальона к реке Улла на дороге уже разворачивались картины повального бегства. Я видел конные упряжки с несущимися вскачь лошадьми, моторные транспортные средства всех видов и среди них бегущих солдат. Судя по всему, позади них шли русские танки. Вид этого бегства, приближавшиеся танки противника, стрелявшие из пушек и пулеметов, все это увлекло за собой поддавшиеся панике остатки батальона.
Ни один командир не мог теперь удержать своих подчиненных. Внезапно исчез обер-лейтенант Мальвиц. Я приказал все еще находившимся вокруг меня людям своей небольшой штабной группы переправляться где-нибудь через Уллу и собираться на другом берегу. Было ясно, что до моста нам уже не добраться. Неожиданно для самого себя я оказался в придорожной канаве, снова в полном одиночестве, с двумя вражескими танками, катившимися мимо меня на полной скорости. Оба были нагружены ехавшими на них пехотицами. Эта фантастическая ситуация настолько поразила меня, что я даже и не подумал стрелять им вслед. Без всякого укрытия, я просто наблюдал за этой сценой. Потом я все-таки сообразил перебежать через дорогу, чтобы добраться до берега реки.
Успокоившись, я решил поискать что-нибудь деревянное, чтобы легче было переправляться. Удалось найти целое бревно. Потом ко мне присоединился санитар. Это был рыжеволосый Белеке из нашего батальона. Я знал его с прошлой осени по памятному для меня бою у кладбища под Ленино. Белеке разделся до майки и трусов и сказал, что плавает плохо. Я подтащил бревно, размером примерно со шпалу, к воде. Потом сказал Белеке, чтобы он сел на него впереди меня и что оно выдержат нас обоих. Белеке за него ухватился. Стало лучше, когда я велел ему вытянуть руки в стороны по поверхности воды. Я сел на бревно позади Белеке во всей своей форме. Под нашим весом оно погрузилось примерно на полметра, и поэтому мы были в воде по грудь.
Ширина реки не достигала и 20 метров, и через нее можно было легко и быстро переправиться. Однако мой поспешно задуманный план предусматривал использование течения, чтобы спуститься по реке вниз. Я хотел переправиться на другой берег и в то же время соединиться с кем нибудь из своих. На правом берегу солдаты и офицеры самых разных званий бросали оружие, боеприпасы, снаряжение и снимали с себя одежду. Я крикнул им, чтобы они искали куски дерева. Но люди были охвачены паникой и бросались в воду, несмотря на то, что некоторые из них не умели плавать.
Тем временем я с помощью рук «управлял» своим бревном, следя за тем, чтобы не намочить свой автомат. Он был привязан ремнем к шее. Течение было очень быстрым. Неожиданно позади нас по воде ударила пулеметная очередь. Я попробовал оглянуться, чтобы посмотреть, была ли стрельба случайной, или за нами наблюдал противник. Сдвинулся с места, и наполненный водой резиновый сапог свалился с правой ноги. Вода просто стащила его. От досады я стряхнул с себя и левый сапог.
Примерно через километр этого незабываемого путешествия на левом берегу я обнаружил майора фон Гарна, который надевал сапоги. Он переплыл через реку в одиночку и, будучи предусмотрительным человеком, снял сапоги заранее. Мы подплыли к нему и выбрались на берег.
На 205-й странице истории 252-й пехотной дивизии эти события описываются следующим образом:
«26 июня противник в нескольких местах переправился через реку Улла и, продвигаясь по сходящимся направлениям, ворвался на слабо защищенные позиции дивизии с тыла. Измотанные войска, которые не выходили из боя с 22 июня, были лишены сна и испытывали нехватку продовольствия. Израсходовав почти все свои боеприпасы, они попытались отойти с боем через стремительную Уллу. Под сильным огнем противника, не имея в своем распоряжении ни мостов, ни лодок, немногие уцелевшие старались добраться до противоположного берега. Люди, которые не умели плавать, гроздьями цеплялись за тех, кто умел, и увлекали их за собой в глубину. Умевшие плавать перетаскивали раненых через реку и делали это по несколько раз, до тех пор, пока их не покидали силы. Смерть пожала богатый, но жестокий урожай. На утро следующего дня на дорогах стали появляться обнаженные люди, на которых не было ничего, кроме оружия. Было сделано все, что можно, чтобы одеть их заново и поставить в строй».
Вместе с майором фон Гарном мы пошли к дороге, которая шла от Уллы на юг, к дороге беспрецедентного отступления. Белеке покинул нас, чтобы постаратьсянайти наши тылы и снова получить форму одежды. Он был не единственным. По дороге шли солдаты и офицеры всех званий. Все они спешили, многие без одежды или в одном белье, без оружия и без снаряжения. Фон Гарн сказал, что офицер полкового штаба, обер-лейтенант Крюгер, перебросил через реку телефонный провод, с помощью которого смогло переправиться 15 человек, не умевших плавать. Среди них оказался обер-фельдфебель Миллер, единственный человек из нашего батальона, награжденный Рыцарским Крестом. Он рассказал, что переправлялся в майке и в фуражке, в которую спрятал свою ценную награду. Отход прикрывал сохранивший хладнокровие расчет противотанкового орудия, занимавший позицию у дороги. Отважные артиллеристы подбивали один за другим вырывавшиеся вперед танки противника.
Вре еще босиком, я помогал майору собирать людей из наших подразделений. Среди них оказался такой же босой, как и я, лейтенант из противотанкового дивизиона. Жаркое полуденное солнце быстро высушило нашу одежду. Я сохранил свое оружие, патроны, планшет и форму, но факт, что я остался без сапог, меня очень расстраивал. Мне казалось постыдным отдавать приказы босиком. Мы быстро собрали остатки 7-го полка, а то, что еще оставалось от моего батальона, вошло в полк.
Среди штабного имущества полкалнаходились комплекты противохимической одежды. Основные запасы предметов вещевого снабжения находились в тылу на расстоянии 80 километров от нас. До тех пока гаупт- фельдфебель полкового штаба смог бы раздобыть для меня пару приличных сапог, может быть, даже забрать их у раненого, я должен был обходиться бахилами. Они были сделаны из жесткой подошвы и асбестовой ткани и завязывались под коленками сзади. Во Второй мировой войне по прямому назначению их не использовали.
С такой вот временной экипировкой, которая не позволяла даже толком передвигаться, я приступил к исполнению обязанностей офицера связи в штабе 7-го гренадерского полка. В последующие дни, вместе с уроженцем Берлина обер-лейтенантом Крюгером, я принимал участие в выполнении рискованных заданий на трудном и опасном пути нашего отступления.
Лето 1944 г.:ожесточенные оборонительные бои и отступление в Прибалтику
Для 9-го армейского корпуса, в состав которого входила 252-я пехотная дивизия, 22 июня 1944 г. наступило время непрерывного отступления, продолжавшегося полтора месяца. Отходя из района Витебска, войска корпуса прошли около 500 километров и остановились только у западной границы Рейха в Восточной Пруссии. Потери были огромными. Прорыв фронта группы армий «Центр» привел к тому, что корпус утратил связь со своим соседом справа. Однако для нас самое главное заключалось в том, что на левом фланге образовался разрыв с группой армий «Север», которой было передано значительно количество частей и подразделений дивизии. Ширина этого разрыва менялась и временами доходила до 70 километров. Под командованием 9-го корпуса, входившего в состав 3-й танковой армии группы армий «Центр», находились остатки 252-й пехотной дивизии и корпусной боевой группы «D». К ним присоединялись ослабленные части других разгромленных соединений. В нашей дивизии находились 7-й гренадерский полк, отдельный фузилерный батальон и остатки моего батальона, которые вошли в 7-й полк. После того как были оставлены позиции на Двине, полк вошел в состав корпусной группы «D». 30 июня он был возвращен в 252-ю дивизию.»