Такая вдумчивая и откровенная мама достаточно необычна в детской книжке, и все же Маулина не из тех, кто готов смириться с болезнью матери, как не смирилась она с разводом родителей. Ее обычный ответ на все проблемы – это истошный, дикий МЯВ, то есть чудовищный вопль, от которого «новая квартира обрушится, […] с кустов облетят листья, деревья от крика согнутся до земли, у машин включится сигнализация и треснут стекла»[120]. Но маминому выздоровлению не поможет и самый страшный МЯВ…
Маулина зла на отца – после его развода с мамой она перестала с ним разговаривать, отказывается даже произносить его имя или называть его папой и зовет его «Тот Человек». Она, как и Конор, предоставлена сама себе, и все-таки ей намного легче: у нее есть дедушка, который понимает, насколько ей страшно, до чего беспомощной она себя ощущает. Появляется и друг Пауль, и помощница по дому Людмила, есть приятели из старой школы и две черепахи. И даже собака Пауля. Вот какая разветвленная система поддержки – и она, разумеется, помогает.
Но там, где у Маулины целое море помощников, Конору приходится справляться самому, рассчитывая на помощь разве что монстра. Он, конечно же, стоит всех помощников Маулины – но и ей, и Конору больше всего хочется уничтожить окружающую ее неправильную, несправедливую действительность.
Но иногда внутри что-то скапливается, ищет выхода, и тогда взрыв неизбежен. Иначе все застоится, а потом начнет разрастаться, плесневеть и вонять. Тогда выход один – развести огонь и все сжечь[121].
Маулине больше «повезло»; у нее гораздо быстрее, чем у Конора, возникает взаимопонимание с мамой. На протяжении трех книг их отношения меняются, развиваются, становятся по-настоящему близкими, и скоро они уже начинают понимать друг друга без слов.
«Я рада, что мы столько времени проводим вместе», – не говорю я. «Я тоже», – не говорит мама.
«Буду стараться как можно чаще быть с тобой», – не говорю я. «Знаю. И это здорово!» – не говорит она.
«Очень хочется тебя видеть как можно больше. Пока ты не умерла», – не говорю я[122].
Реальности эти книги не приукрашивают. Понятно, чем в них все заканчивается.
Глава 19(Не)возможность разговора
Смерть – это только равнины.
Жизнь – холмы, холмы.
Прямой разговор о смерти с ребенком или подростком невероятно сложен для родителей, поэтому они стараются такой разговор не заводить и начинают отвечать на вопросы ребенка, только когда этого уже совершенно невозможно избежать. В одном популярном взрослом французском детективе отец считает, что смертельно болен, и пытается подготовить дочь к своему уходу:
– Просто взрослые боятся разговаривать о смерти с детьми.
– Почему?
– Чтобы не напугать их; хотя, если не говорить об этом, еще страшнее. Люди всегда боятся того, что им не знакомо[123].
В детских книгах болеют и умирают преимущественно мамы, и есть среди них и такие, кто с самого начала откровенно и прямо говорит со своим ребенком о смерти. В книге шведской писательницы Юханны Тидель «Звезды светят на потолке» (2003) мама пытается объяснить своей семилетней дочери, что происходит. В таком возрасте понять и принять смерть близкого очень трудно.
Понимаешь, Йенна, я заболела. Не так, как на прошлую Пасху, когда меня тошнило, помнишь? Нет, не так, а сильнее. Серьезно заболела. Сегодня ходила к врачу и…[124]
Мама от дочки правду не скрывает, и вот сейчас дочери уже тринадцать, как Конору и Маулине. А ситуация стала совсем безысходной.
…у Йенниной мамы нет волос на голове, только детский пушок. Иногда она ходит с костылями, утром и вечером принимает таблетки, а в душевой у них специальный стул, чтобы маме было легче мыться. Она может умереть[125].
Йенна не знает, что делать. Как помочь? Как жить дальше? У нее, Йенны, своих проблем хватает – подростковый возраст с первой влюбленностью и медленно растущей грудью. Страх за маму (вдруг она умрет) переплетается со стыдом – мама еле ходит на костылях и выглядит ужасно. Любовь и ненависть; как разберешь, что где – вот одноклассница и соседка Уллис свою маму ненавидит за то, что та пьет. И мама Йенны умирает, оставляя после себя чувство огромной пустоты – причем хорошее (а не плохое) вспоминать гораздо больнее. Ведь мамы больше нет. Йенне надо учиться жить без нее, простить маму за то, что та умерла, примириться и с ее смертью, и со своей жизнью. Когда-то девочка написала:
«Мама, если ты умрешь, я покончу с собой». Йенна писала эти слова всерьез. Она думала, что ей не хватит сил жить дальше. И сейчас так думает. Но она должна жить[126].
Мамы Маулины и Йенны нашли нужные слова, в конце концов они нашлись и у мамы Конора, но как подготовить ребенка, если разговор приходится начинать кому-то другому, не тому, кто болен? Чаще всего взрослые просто отмахиваются от детей, потому что объяснить ситуацию очень трудно и ничего приятного в этих объяснениях нет. Да и тревожить детей не хочется. Героиня книги Ютты Рихтер «Щучье лето» (2004) Анна наблюдает за мамой двух своих приятелей, Даниэля и Лукаса. Гизела больна, «сидит на больничном», но дети не понимают, что с ней и насколько это серьезно.
Но никто не мог нам ничего объяснить. Говорили только, что Гизеле лучше себя поберечь, что у нее нет ничего серьезного и что врачи ей помогут. Когда мы задавали вопросы, взрослые пожимали плечами и говорили: все образуется. Не беспокойтесь. Все образуется[127].
Только когда болезнь становится совершенно очевидной, мама Анны объясняет девочке, что у Гизелы рак и лечение очень тяжелое – от него выпадают волосы и все время тошнит. Больше всего маму Анны беспокоит, как бы та не проболталась мальчикам, сыновьям Гизелы – им ничего знать не положено, они еще маленькие.
Но дети всегда обо всем догадываются, даже если им никто ничего не объясняет[128]. Старший, Даниэль, понимает, что с мамой неладно. В помощи Бога и ангелов-хранителей он уже почти разуверился, как и Анна, – ведь она так горячо молилась, чтобы отец остался в семье, а он все равно ушел. Теперь надежда только на поимку огромной щуки – а вдруг Щучий бог волшебным образом спасет Гизелу. Еще можно помечтать, что это не твоя настоящая мама, а настоящая живет совсем в другом месте и совершенно здорова. Но как мечтать, если настоящая мама умирает и ты об этом догадался? Дело именно в том, что Даниэлю приходится догадываться, тогда как остальные – знают. Как ни тяжело знать, но это легче, чем догадываться. Только когда никакой надежды не остается, мама Анны объясняет сыновьям Гизелы, что та умирает. И пытается утешить их самым большим в мире мороженым – как будто это действительно утешение…
Разговор с детьми о смерти нелегок даже для профессионалов – психологов, учителей, наставников. Психотерапевту, который чувствует в подростке тягу к смерти – каковы бы ни были на это причины, – приходится иногда начинать такой разговор первому. Подобные диалоги достаточно редки в детской литературе, поэтому хочется привести пример откровенного разговора психотерапевта с юной пациенткой из романа Мари-Од Мюрай «Спаситель и сын. Сезон 3» (2017). Он начинается с шокирующей декларации подростка:
– Хочу умереть раньше, чем папа с мамой.
– Это и было второе желание?
– Да. Мне было бы так больно, если бы родители… А так, если я умру первой…
– …тебе не придется оплакивать их смерть. А они все равно тебя разлюбят из-за твоих плохих отметок, так что не слишком огорчатся, что ты умерла раньше них[129].
Подростку не вредно увидеть абсурдность только что высказанной мысли. И психотерапевт умело извлекает скрытый смысл подобных утверждений:
– Твои вопросы – отличная отправная точка для психотерапии. Давай-ка мы их соберем воедино. Правда ли, что меня любят за то, что я радую родителей хорошими отметками? Будут ли они меня любить, если я буду хуже учиться? Я живу только для того, чтобы меня любили родители? Будет ли мне смысл жить, если они умрут?[130]
В этом случае мысли о смерти родителей, да и о собственной смерти, достаточно абстрактны. Но все же эти мысли никак нельзя оставить без внимания и обсуждения.
Глава 20Смерть и сиротство
Она давно уже решила, что уедет умирать к старшему брату в Фергану, чтобы Милочка не видела ее смерти и постепенно бы про нее забыла. Память у Милочки была небольшая, долго не держала в себе ни людей, ни события.
Людмила Улицкая[131].
Дочь Бухары
Когда родители умирают, мир ребенка словно останавливается, и ему нужно как бы заново воссоздать жизнь, построить новые отношения с миром, снова завести часы жизни. А что происходит с памятью об ушедших? Иногда детские книги говорят о самой страшной трагедии ребенка как бы между прочим, а то и с легкой усмешкой. Вот что, например, случилось с родителями Джеймса в книге Роальда Даля «Джеймс и Чудо-Персик» (1961):