[154]. Эта же буря унесла и Бейтела. Дедушка, считавший, что жизнь – просто коротенькая прогулка по кварталу, четыре поворота, и все, – сам выбрал день своего ухода, и Салли Мо решила присутствовать при том моменте, когда доктор сделает ему последний укол[155].
Жизнь восьмилетнего Бейтела оказалась куда короче, и Салли Мо изо всех сил пытается убедить читателя, что умер совсем не Бейтел, а другой, куда менее приятный персонаж, ведь Бейтел – самый добрый и чудесный мальчик на свете и поэтому умереть просто не может. Салли Мо представляет себе, что теперь дедушка встретился с Бейтелом и вместе им хорошо. На похороны дедушки она пойти не решилась, но на похороны маленького друга пойдет обязательно – ей хочется принести подсолнухи, их так любил мальчик.
Глава 23Веселые похороны
Теперь Ослик не боялся. Он знал: похоронить – это значит посадить, как деревце.
За смертью следуют похороны. Самые разнообразные похоронные традиции и ситуации описаны во множестве книг для взрослых – там смертей хватает с лихвой[156]. Детские книги тоже могут и должны говорить о похоронах – но так, чтобы не испугать детей. Страх родителей ответить на вопрос ребенка – высказанный или невысказанный – делу не поможет: вопрос-то никуда не денется. Тут-то и необходима детская книга – она отвечает мягко и нежно.
Для ребенка один из способов поговорить и подумать о смерти – это поиграть в похороны. Обряд происходит в реальном мире, и дети очень любят повторять все, что делают взрослые. В книге «Самые добрые в мире» (2006), написанной Ульфом Нильсоном и проиллюстрированной Эвой Эриксон, история начинается с умершего шмеля. Двое детишек «открывают» собственное похоронное бюро «В добрый путь». Трогательнее всего описано их «разделение труда» – старшая девочка ищет «клиентов» (крота, хомячка, ежа, зайца, селедку из холодильника) и занимается организацией похорон, мальчик помладше сочиняет «надгробные рыдания» (стихи, псалмы, песни – как их ни называй). Есть еще и маленький братик, но тот просто горько и безутешно плачет.
Жизнь так бесконечна, а смерть скоротечна, —
Лишь самый коротенький миг, —
И могила травой зарастет.
И пухом покроется.
И все упокоится[157].
В общем, все как у взрослых. Дети работают на совесть, каждому покойнику полагается гробик, крестик, даже имя, которое отличит его от остальных. Это очень интересная деталь: дети хотят назвать каждого умершего, установить с ним особые отношения, даже маленькой мышке полагается свое имя и своя посмертная память. Дети провели день в игре, назавтра настало время других игр, но понимание того, что жизни без смерти не бывает, осталось навсегда.
А можно, в конце концов, просто вскользь упомянуть о похоронах, говоря о рыбалке, походе за грибами или чистя картошку. Грустно, но дело житейское. Так поступает немецкий писатель Янош в книжке «Письмо для тигра» (1997). Что же произошло и кого хоронят? Это становится понятно не столько из текста, сколько из иллюстраций, сделанных самим Яношем. Лиса съела гусенка и теперь идет на его похороны. Прежде чем ужаснуться – зачем детям читать про такие страсти, – вспомните, как сами играли в детстве в похороны и как хоронили в коробке из-под ботинок умершую птичку. Поэт Михаил Яснов в стихотворении «Крылатое деревце» воспроизводит это щемящее детское чувство, в котором смешивается грусть и надежда.
Я мертвую птицу
Нашел под кустом —
Сначала прикрыл ее
Палым листом,
А после
Подумал немножко:
Вдруг съест ее
Чья-нибудь кошка?
Глубокую ямку
Я вырыл тогда —
Удобную,
Мягкую,
Вроде гнезда,
И холмик
Насыпал ладошкой,
И снова
Подумал немножко.
А вдруг,
Я подумал,
На будущий год,
Как зернышко,
Птица моя прорастет,
Проклюнется,
Солнце увидит —
Крылатое деревце
Выйдет?[158]
К сожалению, умирают не только шмели, кроты, гусята и прочие птицы. Как мы уже видели, умирают еще и дедушки, и бабушки, и тогда маленькому человеку приходится сталкиваться с реальными похоронами. Как в книге писательницы Амели Фрид и художницы Джеки Гляйх «А дедушка в костюме?» (1997). У Бруно умер дедушка, который всегда объяснял ему все жизненные «непонятки». А теперь у кого спрашивать? Старший брат – ненадежный советчик.
«А дедушка в костюме?» – спросил Бруно и вытянулся на цыпочках, чтобы заглянуть в гроб. «Дедушка ушел от нас», – сказал Ксавер. Но это было неправдой. Дедушка никуда не ушел. Он уже много часов лежал тут, совсем тихо, – и даже не пошевелился ни разу[159].
Мальчик пытается понять, что происходит – зачем нужны кладбище, священник, духовой оркестр с грустной музыкой. Какое это все имеет отношение к дедушке? А вот трактир с вкусной едой и пивом – это бы дедушке понравилось. Но главный вопрос – где же теперь он сам? Брат говорит, что на кладбище, папа – что на небесах. Мама утверждает, что они оба правы. Мальчик пытается рассуждать логически – и тогда оба правы быть не могут. Мамино объяснение – тело на кладбище, а душа на небесах – тоже не слишком устраивает: ведь сперва надо понять, что такое душа. Тут Бруно додумывается сам: «Душа – это то, что я так сильно люблю в дедушке»[160].
Книга последовательно проводит маленького героя через все стадии горя – недоумение, неверие в случившееся, чувство оставленности, гнев. И ко всему примешивается немножко радости – теперь можно забрать себе кораблик, который дедушка обещал «оставить в наследство». Мысли о посмертии тоже тут – а хватит ли всем душам места на небесах? Сложная книжка, и похороны дедушки – только отправной пункт для раздумий о жизни и смерти. В послесловии писательница и педагог Марина Аромштам пишет:
И будет правильно, если взрослый прочитает ее малышу вслух – даже если тот уже освоил азы чтения. У ребенка должно возникнуть чувство, что в своих переживаниях он не одинок: и потому что мальчик Бруно чем-то на него похож, и потому что рядом любимый, понимающий малыша взрослый[161].
Глава 24И вкусные поминки
Стоявшие на столе тарелки были доверху наполнены едой. Гарри никогда не видел на одном столе так много своих любимых блюд.
Жизнь тесно переплетена со смертью, и отчетливее всего эта связь проявляется в ритуале поминок – еда, символ жизни, приходит на помощь именно тогда, когда чья-то жизнь уходит, сменяется смертью. В книге норвежской писательницы Марии Парр «Вафельное сердце» (2005) умирает двоюродная бабушка героя, сестра дедушки, которую Трилле зовет «баба-тетя». Родной бабушки у него нет уже давно, и баба-тетя делает именно то, что положено делать бабушке, – вкусно кормит, балует, иногда немножко воспитывает и вяжет шерстяные, невероятно колючие свитера. И главное – печет вафли, вкуснее которых нет на свете. Отношения с двоюродной бабушкой для героя очень важны и всегда связаны с этими самыми вафлями.
Мы провели у бабы-тети полдня и помогали во всем. Когда мы приехали, начался дождь, и на улице стало темно. А внутри баба-тетя красиво накрыла на стол, и все было так тепло и уютно, что у меня заныло в животе. Сидеть на диване у бабы-тети и есть горячие вафли под шум дождя на улице – лучше этого нет ничего на свете. Я попытался вспомнить что-нибудь лучше этого, но не вспомнил[162].
Мальчик хорошо понимает, что такое смерть, и страшно ее боится. Когда его лучший друг Лена, постоянно попадающая во всякие передряги, срывается со скалы, Трилле точно знает – если с подружкой что-нибудь случится, он просто не сможет жить дальше. Лена отделывается всего лишь сломанной рукой, но для Трилле это важный урок страха за того, кто ему так дорог. И почти сразу его настигает новое испытание – смерть бабы-тети. Как он сам говорит: «Что-то внутри меня разбилось… Плакали даже дед и папа. Это было хуже всего. Весь мир изменился, потому что в нем не было больше бабы-тети»[163].
Трилле очень трудно смириться с потерей. Мертвый человек в гробу, похороны (хотя сама по себе эта процедура Трилле не в новинку) не отвечают на самый главный вопрос – где теперь умерший? На небе, как все объясняют ребенку, или в земле, куда опустили гроб? Та же дилемма, что и у Бруно. Другой вопрос, который наверняка задает себе каждый ребенок, попавший на поминки, – почему (и зачем) на поминках люди так много едят (и пьют). У Бруно есть ответ:
После похорон все пошли в трактир. Оттого что так много плакали, все, очевидно, проголодались. И теперь жадно ели жаркое с картошкой. И пить всем тоже хотелось, и они пили много пива.
И то и другое, казалось, действовало как лекарство против грусти, так что со временем все развеселились. Они рассказывали друг другу истории о дедушке и смеялись[164].
Еда на поминках символизирует продолжение жизни для всех, кроме умершего. Как говорит героиня еще одной книги, о которой мы поговорим позднее: «Похороны, решила я, все-таки для живых»