Она подтолкнула мне корзинку с хлебными палочками.
— Я не собираюсь впадать в шоковое состояние — сказал я.
— Ради меня, — сказала она и пустила в дело ту улыбку и взгляд, которые всегда срабатывали.
— Тьфу ты, — проворчал я, взявшись за хлебную палочку.
— Хороший мальчик, — рассмеялась она.
Жуя хлеб, я мрачно посмотрел на нее.
— Не знаю, как ты можешь к этому так спокойно относиться, — сказала она. — Ты даже не выглядишь потрясенным. Нормальный человек… — она покачала головой. — Но ты ведь не совсем нормальный, да?
Я покачал головой и сглотнул.
— Самый нормальный из всех, кого знаю.
— Все считают себя нормальными.
— А ты? — возразил я. Она поджала губы.
— Вот именно, — сказал я. — И ты хотя бы подумываешь о том, чтобы ответить хоть на какой-нибудь из моих вопросов или это даже не рассматривается?
— Всё зависит от вопроса.
— Ну так назови хоть один, какой мне позволено задать.
Она все еще размышляла над моим предложением, когда официант вышел из-за перегородки, неся мой заказ. Я понял, что мы с Эдит неосознанно наклонились друг к другу через стол, поскольку, когда парень подошел, мы оба выпрямились. Он поставил передо мной блюдо — оно выглядело весьма аппетитно — и быстро повернулся к Эдит.
— Вы не передумали? — спросил он. — Могу я предложить вам хоть что-нибудь? — не думаю, что двусмысленность этих слов была лишь плодом моего воображения.
— Было бы неплохо еще колы, — сказала она, указывая на пустые стаканы, но не отводя взгляда от меня.
Теперь официант уставился мне в лицо, и я видел, что он задается вопросом, почему такая девушка, как Эдит, смотрит вот так на кого-то вроде меня. Что ж, мне это тоже кажется загадкой.
Он схватил стаканы и зашагал прочь.
— Представляю, сколько у тебя ко мне вопросов, — пробормотала Эдит.
— Всего-навсего пара тысяч, — сказал я.
— Не сомневаюсь… Могу я сначала кое о чем тебя спросить? Это будет не слишком несправедливо?
Означало ли это, что она собирается отвечать на мои вопросы? Я охотно согласился:
— Что ты хочешь знать?
Теперь она буравила взглядом стол, ее глаза были скрыты за черными ресницами, а волосы упали вперед, загородив почти все лицо.
Ее слова прозвучали не громче шепота:
— Мы уже говорили о твоих… попытках выяснить, что я собой представляю. Мне просто интересно, продвинулся ли ты в этом.
Я не ответил, и она наконец посмотрела на меня. Я вновь порадовался шарфу, хотя он не мог скрыть красноту, уже поднимавшуюся, судя по моим ощущениям, к лицу.
Что ей сказать? Продвинулся ли я? Или просто наткнулся на другую версию, еще глупее радиоактивных пауков? Как решиться произнести вслух то слово, о котором я весь вечер старался не думать?
Не знаю, что было написано у меня на лице, но взгляд Эдит внезапно смягчился.
— Значит, все настолько плохо? — спросила она.
— Могу я… можем мы не обсуждать это здесь? — я покосился на тонкую перегородку, отделявшую нас от остального ресторана.
— Очень плохо, — пробормотала она скорее самой себе. В ее глазах читалось что-то очень грустное и… почти старое. Усталость, поражение. Больно было видеть ее несчастной.
— Ну, — сказал я, пытаясь придать голосу бодрость, — просто если я вначале отвечу на твой вопрос, то не получу ответа на свой. Ты никогда не отвечаешь. Так что… ты первая.
Ее лицо расслабилось:
— Значит, обмен?
— Да.
Вернулся официант с напитками. На этот раз он поставил их на стол без единого слова и исчез. Я подумал, уж не почувствовал ли он напряжение за столиком так же остро, как и я.
— Пожалуй, мы можем попробовать, — пробормотала Эдит. — Но ничего не обещаю.
— Хорошо… — и я начал с самого легкого: — Что привело тебя в Порт-Анджелес этим вечером?
Она опустила взгляд и аккуратно сложила руки на пустом столе перед собой. Потом посмотрела на меня из-под густых ресниц, а на ее лице появилось подобие улыбки.
— Дальше, — сказала она.
— Но это же был самый простой вопрос!
Она пожала плечами:
— Дальше.
Я разочарованно опустил взгляд. Развернув столовые приборы, я взял вилку и аккуратно подцепил равиоли. Все еще не поднимая глаз, неторопливо жевал и размышлял. Грибы оказались вкусными. Я проглотил и запил колой, а потом посмотрел на Эдит.
— Ну ладно, — и я медленно продолжил, уставившись на нее: — Предположим, чисто гипотетически, что кто-то может знать, о чем думают другие люди, то есть читает мысли — только за несколькими исключениями, — это прозвучало так глупо. Она ни за что не ответит, если даже на первый вопрос не стала…
Но она спокойно встретила мой взгляд и сказала:
— Только за одним исключением. Гипотетически.
Вот черт.
Мне понадобилось около минуты, чтобы прийти в себя. Эдит терпеливо ждала.
— Хорошо, — я старался говорить непринужденно. — Значит, только за одним исключением. Как это работает? В каких пределах? Каким образом этот… кто-то… мог бы найти кого-то другого точно в нужное время? Как она вообще узнала, что я попал в беду? — мои сбивчивые вопросы постепенно становились совсем непонятными.
— Гипотетически? — спросила Эдит.
— Именно.
— Хорошо. Если бы… эта кто-то…
— Назовем ее Джейн, — предложил я.
Она невесело улыбнулась:
— Если бы твоя Гипотетическая Джейн была внимательнее, ей не пришлось бы появляться так своевременно, — Эдит закатила глаза. — Я до сих пор не в состоянии понять, как это вообще могло произойти. Как у кого-то получается настолько систематически влипать в такие большие неприятности, причем там, где это наименее вероятно? Знаешь, ты испортил бы криминальную статистику Порт-Анджелеса за десять лет.
— Не вижу в этом своей вины.
Она посмотрела на меня со знакомым разочарованием в глазах:
— Я тоже. Но не знаю, на кого в таком случае возложить ответственность.
— Как ты узнала?
Эдит посмотрела мне прямо в глаза, словно не зная, на что решиться, и я догадался, что она борется с желанием просто сказать мне правду.
— Знаешь, мне ты можешь доверять, — прошептал я и медленно потянулся, чтобы положить ладонь поверх ее рук, но она отодвинула их на дюйм, и моя рука опустилась на стол.
— Я хочу доверять тебе, — призналась она, и голос ее прозвучал еще тише, чем мой. — Но не уверена, что это разумное желание.
— Пожалуйста? — попросил я.
Секунду-другую она колебалась, а потом быстро заговорила:
— Я ехала за тобой до Порт-Анджелеса. До этого я никогда не пыталась сохранить жизнь конкретному человеку, и это оказалось намного хлопотнее, чем я думала. Но, вероятно, только потому, что это ты. Обычные люди, кажется, живут без такого количества катастроф. Я ошибалась, когда говорила, что ты магнит для неприятностей. Это недостаточно ёмкое определение. Ты магнит для бед. Если в радиусе десяти миль есть какая-нибудь опасность, то она обязательно тебя найдет.
То, что она следила за мной, совсем меня не обеспокоило; вместо этого я ощутил странный всплеск удовольствия. Она оказалась здесь ради меня. Эдит смотрела на меня в ожидании реакции.
Я думал о том, что она сказала — и этим вечером, и раньше. «Как ты считаешь, а я могу быть жуткой?»
— Ты и себя относишь к числу опасностей, не так ли? — догадался я.
Выражение ее лица стало жёстким и безэмоциональным:
— Однозначно.
Я еще раз потянулся к ней через стол, не обращая внимания на то, что она снова слегка отстранилась, и накрыл ладонью ее руки. Они не двигались и потому казались похожими на камень — холодные, твердые, а теперь и застывшие. Я снова подумал о статуе.
— Ты спасла меня уже дважды, — сказал я. — Спасибо.
Она хмуро смотрела на меня, поджав губы.
Я попытался разрядить обстановку шуткой:
— Тебе никогда не приходило в голову, что, возможно, я был обречен уже в первый раз, в инциденте с фургоном, а ты мешаешь судьбе? Как в тех фильмах из серии «Пункт назначения»?
Шутка не удалась. Эдит еще сильнее помрачнела.
— Эдит?
Она снова опустила голову, волосы упали на щеки, и я едва расслышал ответ:
— Тогда был не первый раз, — сказала она. — Ты был обречен уже в тот день, когда мы впервые встретились. И чуть не погиб не дважды, а трижды. В самый первый раз я спасла тебя… от самой себя.
Словно снова оказавшись на своем первом уроке биологии, я отчетливо вспомнил убийственное выражение черных глаз Эдит. Фразу, промелькнувшую в тот момент у меня в голове — о том, что можно испепелить взглядом.
— Помнишь? — спросила она и пристально посмотрела на меня. Ее идеальное лицо было очень серьезным. — Понимаешь?
— Да.
Она ждала еще чего-то, какой-то другой реакции. И нахмурила брови, когда я больше ничего не сказал.
— Знаешь, ты ведь можешь уйти — сказала она мне. — Твои друзья еще в кино.
— Не хочу уходить.
Она внезапно разозлилась:
— Как ты можешь такое говорить?
Я похлопал ее по руке, совершенно спокойный. Ведь насчет этого я уже решил: для меня не важно, что она является кем-то… опасным. Но вот она сама важна для меня. Я хочу быть там же, где она.
— Ты не закончила отвечать на мой вопрос, — напомнил я, не обращая внимания на ее гнев. — Как ты меня нашла?
Эдит сердито смотрела на меня пару секунд, словно хотела, чтобы я тоже разозлился. Когда это не сработало, она раздраженно покачала головой и вздохнула.
— Я следила за мыслями Джереми — сказала она так, будто это было обыденным делом. — Не слишком внимательно — как я уже говорила, далеко не каждый способен умудриться быть убитым в Порт-Анджелесе. И не сразу обнаружила, что ты пошел куда-то один. Потом, осознав, что тебя больше нет рядом с Джереми, я поехала по ближайшим улицам в поисках кого-нибудь, кто тебя видел. Нашла книжный магазин, к которому ты приближался, но поняла, что ты туда даже не зашел. Ты направился на юг, и я знала, что скоро тебе придется повернуть обратно. Поэтому просто ждала тебя, наугад заглядывая в мысли людей в пределах слышимости, чтобы найти тех, кто тебя заметил, и определить, где ты. У меня не было причин для беспокойства… но я начала волноваться, — теперь она, погрузившись в раздумья, глядела мимо меня в пространство. — Я начала ездить кругами, по-прежнему… прислушиваясь. Солнце уже садилось — наконец-то,