что она страдает.
Она все еще прятала лицо в ладонях.
Я попытался говорить нормальным голосом:
— И ты должна уйти прямо сейчас?
— Да, — она уронила руки. Я продолжал касаться ее предплечья. Она посмотрела туда, где находилась моя ладонь, и вздохнула. Внезапно настроение Эдит изменилось, она улыбнулась: — Это, наверное, даже к лучшему. Осталось еще пятнадцать минут этого проклятого фильма по биологии — думаю, я больше не в состоянии это выдерживать.
Я вздрогнул и отдернул руку, неожиданно обнаружив стоящего за плечом Эдит Арчи — выше ростом, чем мне казалось, с короткой щетиной темных волос, с черными как чернила глазами.
Эдит, не отрывая взгляда от меня, поприветствовала брата:
— Арчи.
— Эдит, — ответил он, пародируя ее тон. У него был мягкий тенор, такой же бархатистый, как голос Эдит.
— Арчи, это Бо… Бо, это Арчи, — представила она нас с суховатой улыбкой на лице.
— Привет, Бо. — его глаза сверкали, как черные бриллианты, но улыбка была дружелюбной. — Приятно наконец-то с тобой познакомиться, — он слегка выделил «наконец-то».
Эдит бросила на него мрачный взгляд.
Нетрудно было поверить, что Арчи вампир. Стоящий в двух футах от меня. С темными голодными глазами. Я почувствовал, как капля пота скатывается по шее.
— Э… привет, Арчи.
— Ты готова? — спросил он у Эдит.
Ее голос звучал холодно:
— Почти. Встретимся в машине.
Арчи ушел, не сказав ни слова; его походка была настолько плавной и грациозной, что мне снова подумалось о танцорах, хотя движения выглядели не вполне человеческими.
Я сглотнул:
— Следует ли сказать «желаю повеселиться», или это неуместно?
— Подходит не хуже всего остального, — усмехнулась она.
— Тогда желаю вам повеселиться, — я пытался говорить с энтузиазмом, но Эдит, разумеется, не поверила.
— Я попытаюсь. А ты постарайся поберечь себя, пожалуйста.
Я вздохнул:
— Сберечь себя в Форксе — сложная задача.
Она сжала зубы:
— Для тебя — действительно сложная. Обещай.
— Обещаю постараться поберечься, — продекламировал я. — Я собирался воспользоваться стиральной машиной… или это слишком опасное занятие? Я имею в виду, что могу свалиться в нее или еще как-то пострадать.
Она сузила глаза.
— Хорошо-хорошо. Я сделаю все возможное.
Она встала, я тоже поднялся.
— Увидимся завтра, — вздохнул я.
Она задумчиво улыбнулась:
— Тебе кажется, что это очень нескоро, не так ли?
Я угрюмо кивнул.
— Завтра утром я буду на месте, — пообещала она, а потом, подойдя ко мне, легонько прикоснулась к моей руке и развернулась, чтобы уйти. Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду.
Очень не хотелось идти в класс, и я подумывал прогулять с пользой для здоровья, но понял, что это было бы безответственно. Я догадывался: не увидев меня на уроке, МакКейла и остальные решат, что я ушел с Эдит. А она и так беспокоится насчет времени, которое мы открыто проводили вместе… и если что-то случится… Я не собирался размышлять о том, что это означает или насколько может быть болезненно. Я просто искал способ как можно надежнее обеспечить ее безопасность. В общем, надо было идти на занятие.
Я был уверен, и, казалось, она тоже, что завтра для нас все изменит. Она и я… если мы намереваемся быть вместе, то нам придется встретиться с этим в открытую. Нельзя продолжать неустойчиво балансировать на грани «почти-вместе». Рано или поздно мы упадем, и только от Эдит зависит, в какую сторону. Я был согласен на всё даже до того, как сделал осознанный выбор, и готов довести дело до конца. Потому что ничто не приводит меня в ужас сильнее, не причиняет больше боли, чем мысль о том, что я никогда больше не увижу Эдит.
То, что ее не было рядом со мной на биологии, не помогло мне сосредоточиться. Напряжения и электричества не возникало, но я был слишком занят мыслями о завтрашнем дне, чтобы уделить достаточно внимания уроку.
На физкультуре МакКейла, казалось, простила меня. Пожелала хорошо провести время в Сиэтле. Я осторожно объяснил, что отменил поездку из-за проблем с пикапом.
Она вдруг снова надулась:
— Ты пригласил Эдит на танцы?
— Нет. Я же говорил тебе, что не пойду.
— Тогда чем ты будешь заниматься?
Я весело соврал:
— Устрою стирку, а потом буду готовиться к тесту по тригонометрии, а то я его провалю.
Она нахмурилась:
— Эдит будет помогать тебе «готовиться»?
Я прямо-таки услышал, как она взяла последнее слово в кавычки.
— Если бы, — с улыбкой сказал я. — Она намного умнее меня. Но она куда-то уехала на все выходные со своим братом, — забавно, что эта ложь далась мне намного легче, чем обычно. Возможно потому, что я лгал не для себя, а ради кого-то другого.
МакКейла оживилась:
— О, знаешь, ты все еще можешь пойти на танцы с нами. Это было бы здорово. Мы все будем танцевать с тобой, — пообещала она.
Перед глазами встало лицо Джереми, и тон моего голоса стал резче, чем необходимо:
— МакКейла, я не пойду на танцы, понятно?
— Замечательно, — отрезала она. — Я всего лишь предложила.
Когда физкультура наконец-то закончилась, я без энтузиазма побрел на парковку. Не хотелось идти домой пешком под дождем, но я не представлял себе, каким образом Эдит могла бы доставить сюда мой пикап. С другой стороны, существует ли что-то невозможное для нее?
И он там был — стоял на том месте, где утром она припарковала свой «вольво». Я с удивлением покачал головой и, открыв дверь, нашел ключ в замке зажигания, как и было обещано.
На моем сиденье лежал сложенный лист бумаги. Я забрался внутрь, захлопнул дверцу и только потом развернул его. Затейливым каллиграфическим почерком Эдит там было написано всего два слова:
Будь осторожен.
Взревевший мотор заставил меня вздрогнуть от неожиданности, и я рассмеялся над собой.
Когда я приехал домой, дверь была заперта, а засов не задвинут — точно так же, как я оставил утром. Зайдя в дом, я направился прямо к стиральной машине. Там тоже всё выглядело по-прежнему. Я начал рыться в поисках своих джинсов и, найдя их, проверил карманы. Пусто. Возможно, я всё-таки повесил ключи на место, подумал я, качая головой.
За ужином Чарли казался рассеянным, и я предположил, что он волнуется о чем-то по работе, или о баскетбольной игре, или ему просто очень нравится лазанья — по нему сложно сказать.
— Пап, ты знаешь… — начал я, отрывая его от размышлений.
— Что, Бо?
— Думаю, ты был прав насчет Сиэтла. Наверное, я подожду, пока со мной сможет поехать Джереми или кто-то другой.
— А, — удивленно сказал он. — Хорошо. Так что, ты хочешь, чтобы я остался дома?
— Нет, пап, не меняй своих планов. У меня сотня дел: домашнее задание, стирка. Еще нужно в библиотеку и в магазин за продуктами. Буду ходить туда-сюда весь день… Так что поезжай и развлекись.
— Ты уверен?
— Абсолютно. Кроме того, в морозильнике осталось угрожающе мало рыбы — всего года на два, может, на три.
Он улыбнулся:
— Бо, с тобой определенно легко жить.
— Могу то же сказать о тебе, — рассмеялся я. Смех прозвучал неестественно, но Чарли, кажется, этого не заметил. Я чувствовал себя таким виноватым за этот обман, что чуть было не последовал совету Эдит и не рассказал ему, где буду. Чуть было.
Машинально складывая выстиранное белье, я думал о том, не ставлю ли этой ложью Эдит выше собственного отца — в конце концов, я защищал ее, а его оставлял лицом к лицу с… не знаю точно, с чем. Я просто исчезну? Или полиция найдет… часть меня? Я понимал, что не в состоянии полностью представить себе, каким ударом это будет для него, и что потерять ребенка — даже ребенка, которого он не часто видел последние десять лет, — это трагедия более страшная, чем я способен постичь.
Но если я скажу ему, что буду с Эдит, если впутаю ее в то, что последует, то как это поможет Чарли? Облегчит ли его потерю возможность кого-то в ней обвинить? Или только подвергнет его еще большей опасности? Я помнил, как Роял смотрел на меня сегодня. Помнил черные блестящие глаза Арчи, стальные руки Элинор и Джесамину, по какой-то неясной причине казавшуюся самой пугающей из всех. Разве я и в самом деле хочу, чтобы отцу стало известно что-то такое, что может заставить их почувствовать исходящую от него угрозу разоблачения?
Поэтому единственное, чем я в силах был помочь Чарли, — это завтра прикрепить к двери записку со словами «я передумал», а потом сесть в пикап и поехать в Сиэтл. Я знал, что Эдит не рассердится, а отчасти даже надеется именно на это.
Но знал и то, что не стану писать такую записку. Не мог даже представить, как это делаю. Когда Эдит придет, я уже буду ждать.
Так что, пожалуй, я действительно выбираю ее, ставя выше всего остального. И хотя я понимал, что должен мучиться угрызениями совести, чувствуя свою неправоту, вину, сожаление — ничего подобного я не испытывал. Возможно, потому, что это совсем не ощущалось как выбор.
Но всё это имело бы значение, если бы наше свидание закончилось плохо, а я был почти на девяносто процентов уверен, что такого не произойдет, — уверен отчасти из-за того, что по-прежнему не мог заставить себя бояться Эдит, даже когда пытался представить ее в виде той Эдит с острыми клыками из моего кошмара. Я достал ее записку из заднего кармана джинсов и перечитывал снова и снова. Эдит хотела, чтобы я был в безопасности, и в последнее время приложила много усилий для моего выживания. Не в этом ли ее подлинная сущность? И если «слетят предохранители», неужели эта часть Эдит не возьмет верх?
Стирка была не тем занятием, которое могло занять мои мысли. Сколько я ни пытался сосредоточиться на той Эдит, которую знал и любил, но всё же не мог не представлять себе, на что похоже это «закончится плохо». Что при этом ощущаешь. Я посмотрел достаточно фильмов ужасов, чтобы иметь кое-какие устойчивые представления, и эта смерть не казалась