В XII–XIII вв. процесс социального возвышения супружеской семьи продолжается. Она все определеннее выступает в качестве основного субъекта в хозяйственных, юридических и родственных отношениях. Об этом свидетельствуют разные виды памятников. Так, составители поземельных описей XIII в. сосредоточивают свое внимание не на многосемейных объединениях — даже там, где таковые встречаются, — но непосредственно на малых семьях, которые в них входят[428]. В частно-правовых грамотах все чаще фигурируют самостоятельные хозяйственные акции супругов или одного из них, тогда как случаи санкционирования таких акций со стороны старших или боковых родичей (laudatio parentium) становятся все более редкими[429]. Малая семья — главный субъект права и в составляемых в XII–XIII вв. областных судебниках[430]. Она же в центре внимания в церковных нравоучительных трактатах и светской литературе. О ее преобладании в деревне косвенно свидетельствуют типичный размер жилых построек того времени: обычная площадь дома 70–90 кв. м, что (с учетом хозяйственных нужд) достаточно лишь для малой семьи[431].
Такое укрепление нуклеарной семьи в XII–XIII вв. было подготовлено рядом процессов, охарактеризованных выше. Несмотря на незавершенность понятийного осмысления брака, моногамное супружество постепенно становится нормой. Повысившийся статус церковного брака сказался во всех классах. В каждом из них в XII–XIII вв. складываются, помимо этого, те или иные специфические условия, благоприятствующие созданию малых семей. Так, развитие фьеф-рентных отношений облегчило браки в рыцарской среде, где младшие сыновья были раньше лишены возможности создать законную семью из‑за стремления феодальных родов предотвратить дробление земельных достояний. Одновременно в связи с интенсивной внутренней колонизацией были сняты немаловажные препоны для обособления молодых семей в среде крестьянства. Основание новых городов способствовало возникновению не связанных с прежними родовыми структурами супружеских ячеек горожан. Определенное влияние на дробление многосемейных сообществ оказывало, вероятно, и повсеместное вытеснение барщинной системы, консервировавшей в прошлом крупные домохозяйства[432].
Укрепление престижа малой семьи, все более частое высвобождение ее из рамок сложных родственных структур заметно сказывались на психологическом климате в семье и положении отдельных ее членов. Как мы видели, изменился статус женщины-хозяйки дома, она обрела более широкие возможности в выхаживании младенцев, в уходе за больными и немощными[433]. Вместе с другими социально-культурными изменениями это могло способствовать сокращению детской смертности, увеличению продолжительности жизни взрослых, интенсификации самосохранительного поведения. Все это позволяет говорить, что рост детности, сокращение смертности взрослых шли до известной степени рука об руку с обособлением малой семьи. Поскольку же укреплению супружеской семьи способствовало, в частности, распространение церковного брака, можно констатировать определенную взаимосвязь всех этих явлений между собой.
Напомним, однако, что, судя по памятникам, обособление малой семьи и в XII–XIII вв. не стало ни повсеместным, ни окончательным. Речь не идет, разумеется, о сохранении древних «патриархальных» общностей. Мы уже отмечали несостоятельность концепции «большой семьи» для многих периодов Средневековья. Своеобразие этой эпохи состояло тем не менее в том, что едва ли не на всех его этапах, включая и XII–XIII вв., распад крупных семейно-родовых структур сплошь да рядом сопровождался их воссозданием на новой основе. Например, обособившиеся малые семьи в деревнях нередко воссоединялись в многосемейные родственные сообщества или же соседские консортерии. В XII–XIII вв. подобные многосемейные объединения «новой генерации» не были, видимо, слишком частным явлением, особенно по сравнению с предшествующим и последующими периодами. Но все же они находят отражение в источниках[434]. Памятниками XII–XIII вв. зафиксировано существование крупных родовых образований и в среде знати и рыцарства[435]. Их отличие — в отсутствии прямых домохозяйственных связей при сохранении некоторых имущественных прав, а также прав на военно-политическую взаимопомощь. В частности, сохранялись и были юридически закреплены предпочтительные права на выкуп имуществ для ближних и дальних родственников и на опеку сирот[436], суровые наказания за преступления против родичей до четвертого колена[437] и т. п. Было бы, следовательно, упрощением абсолютизировать процесс обособления малой семьи во Франции XII–XIII вв. Несмотря на достаточную интенсивность, он не был всеобщим, а иногда пересекался встречной тенденцией к воссозданию более крупных структур.
Поскольку, однако, регенерация многосемейных объединений, как и консервация крупных родовых структур знати, лишь изредка предполагала совместное проживание и домохозяйственную общность, психологический климат внутри малой семьи при этом не изменялся и его благоприятные в демографическом плане особенности сохраняли свое значение.
Возвращаясь теперь к поставленному в начале главы вопросу о демографическом механизме, обеспечившем рост населения в XI–XIII вв., мы должны констатировать, что этому росту способствовали, хотя и не в равной мере, почти все элементы режима воспроизводства населения. Изменилось брачное поведение, увеличилась рождаемость, сократилась детская смертность, повысилась продолжительность жизни. Среди этих феноменов до некоторой степени выделяется роль брачной модели. Именно она обусловливала сравнительно низкий возраст первого брака, высокий уровень брачности, относительную малочисленность молодых холостяков. Изменения в брачной модели, происшедшие в XII–XIII вв. и приведшие к большей распространенности церковных браков, благоприятствовали росту брачной плодовитости. Вместе с улучшениями в выхаживании детей и ростом забот о здоровье взрослых это и обеспечило демографический подъем. Брачная модель выступала, таким образом, как особенно заметное звено в демографической регуляции.
Общее изменение режима воспроизводства населения (РВН) было взаимосвязано с глубокой социальной перестройкой того времени. Экологический оптимум, характерный для всей Западной Европы в Х — XIII вв., создавал благоприятные предпосылки агрикультурного роста. Реализация этих предпосылок стала возможной благодаря интенсивному развитию сеньории и политической стабилизации, способствовавших расширению освоенных земельных площадей и основанию новых сельских и городских поселений. Сложившаяся общественная структура, несмотря на ее иерархический характер, не исключала в то время социальной мобильности, что благоприятно сказывалось на психологическом климате. Социально-культурное обновление, изменения в массовой картине мира предполагали обострение интереса к внутренним переживаниям, увеличение роли душевных импульсов во всех сферах жизни, включая, естественно, и демографическое поведение. Демографическая эволюция выступала, следовательно, как органическая часть социального развития в целом.
Пытаясь обобщить все эти наблюдения, мы вновь оказываемся перед необходимостью уточнить принятые до сих пор понятийные категории. Используемое для описания взаимосвязи социальных и демографических процессов в Средние века понятие традиционного ТВН явно недостаточно для передачи своеобразия ситуации XI–XIII вв. Отсюда потребность во введении более конкретного понятия, которое смогло бы передать социально-демографическую специфику данного периода и ее отличие от того, что характерно для более раннего и более позднего времени. Таким понятием мы считаем «вид воспроизводства населения» (ВВН), суммирующий в себе отличия рассматриваемого периода.
Основные конкретно-исторические характеристики ВВН во Франции XI–XIII вв. достаточно очевидны и сопоставимы с тем, что учитывалось выше при описании ВВН каролингского времени. Это уровни брачности, рождаемости, смертности (т. е. РВН), взятые в сочетании с основными тенденциями в социально-экономическом и социально-культурном развитии, т. е. со сравнительными характеристиками экологической эволюции, динамики хозяйства, типа социальной структуры, социальной мобильности, социально-психологической и социально-культурной эволюции. Мы надеемся проверить продуктивность применения такого понятия ВВН, сопоставляя в дальнейшем ВВН, характерные для разных периодов демографической истории Франции.
Глава 4. Спад и восстановление XIV–XV вв
1. Постановка вопроса
Динамика народонаселения во Франции XIV–XV вв. освещена в медиевистике еще подробнее, чем для XI–XIII вв. Удивляться этому не приходится. Демографические катастрофы, начавшиеся с середины XIV в., до такой степени поразили воображение современников, что те оставили о них гораздо больше свидетельств, и притом в самых разных памятниках: фискальных, хроникальных, литературных и др. Немало сохранилось и количественных оценок, естественно привлекших особое внимание. Опираясь на них, медиевисты воспроизводят общий демографический тренд XIV–XV вв., его локальные особенности, краткосрочные демографические спады и подъемы. Число исследований такого рода весьма велико: только за последние 20–30 лет специалисты по истории Франции опубликовали добрую сотню книг и статей по этой тематике[438]. Вместе с работами о так называемых «запустениях» и внутренних миграциях они составили внушительный корпус материалов, достаточных для характеристики демографической динамики едва ли не во всех основных французских провинциях. Основные результаты проделанных исследований обобщены в табл. 4.1.