Алекс Хейли / Wikimedia
Было время, когда я жил в крошечной квартирке в Гринвич-Виллидж, в штате Нью-Йорк. У меня постоянно не хватало денег на аренду жилья, я часто переезжал с места на место и буквально зубами и ногтями хватался за возможность писать для какого-нибудь журнала. Я работал день за днем, неделю за неделей и умудрялся заработать ровно столько, чтобы мне хватало свести концы с концами. Помню ночь, когда в моем кармане лежали восемнадцать центов, а в буфете — две маленьких банки с сардинами. Это все, что у меня тогда было. Восемнадцать центов тогда чего-то стоили, не то что теперь. Той ночью я купил себе на свои первые, заработанные восемнадцать центов капусты на ужин. А две банки сардин спрятал в мешок на черный день. И потом повсюду этот мешок с собой таскал. Помню, я подумал той ночью: „С таким богатством, как восемнадцать центов и две банки сардин мне больше некуда идти, кроме как наверх“. Лет через шесть, когда я стал неплохо зарабатывать, повесил на стену эту картину, как напоминание о том, что никогда не надо отчаиваться, надо верить в себя. Повесил ее, как напоминание о главном уроке моей жизни, как напоминание о моих корнях. Наверное, именно поэтому я и живу так скромно».
Первым интервью Алекса, опубликованным в Playboy стал разговор с джазовым музыкантом и трубачом Майлзом Дэвисом. Потом были интервью с Рокуэллом, Мартином Лютером Кингом и другими.
«У меня не было специального образования, — рассказывал Алекс Эллиоту. — Я ходил в обычную среднюю школу для темнокожих, затем два года посещал колледж для темнокожих и никогда не задумывался о писательстве, как о профессии. Самое сложное, что нам задавали написать — небольшое сочинение на английском языке. И, надо сказать, в этом я преуспел гораздо лучше, чем в чем-либо другом. Мое решение стать писателем во многом определялось семейным воспитанием. Я вырос в семье, которая обладала особым чувством истории. Кроме того, мои родители были учителями, и они изо всех сил старались, чтобы у меня были книги. Я вырос в доме, который был полон книг. Жадно читал с пяти лет. Мой интерес к чтению привел к робким попыткам хоть что-нибудь написать самостоятельно. Я даже начал службу в береговой охране с того, что писал любовные письма девушкам своих товарищей-моряков. По просьбе этих товарищей, конечно. Письма оказались настолько удачными, что меня освободили от необходимости работать коком. Мне теперь просто некогда было готовить бифштексы — я все время писал, понимаешь? Потом я решил попробовать себя в качестве автора, пишущего для газет и журналов. К тому времени, как я продал свою первую статью, я успел обклеить всю свою комнатку, в которой жил, листками с отказами, которые получал из редакций. Ну, а когда набил руку, начал писать для Playboy и других журналов.
Помню, за первую статью получил сто баксов. Для меня это было, как обухом по голове — настолько я привык к отказам. Правда, потом я узнал, что мой материал взяли не столько из-за того, что он был блестяще написан, сколько из-за новости, которую я нашел. Статью почти полностью переписали, но фамилия под ней стояла моя и деньги были заплачены мне. И я вдохновился. Работал, как проклятый…Так докатился до того, что начал книги писать».
Словно вторя Алексу, Хью — пусть и поселившийся в особняке — скажет однажды:
«Я всегда был больше ориентирован на творчество, чем на бизнес. Поэтому для меня загадка, как мой бизнес стал таким успешным. Конечно, в ранние годы у меня были амбиции, но, если бы тогда я обладал еще и даром предвидения, думаю, у меня случился бы сердечный приступ. И все же, я убежден, что хорошо справился с обрушевшейся на меня известностью. Я не забыл, кто я и откуда. Я очень благодарен за все, что со мной произошло. Я сделал свой путь и понимаю, что сам несу ответственность за все, что со мной происходит».
Как начиналась эра интервью или Клинтона не было дома
Именно интервью Алекса с американским джазовым музыкантом и трубачом Майлзом Дэвисом стало первым полноценным интервью, опубликованным в журнале Playboy. Его нашел в почте редактор журнала Мюррей Фишер, работавший вместе с Хефнером с 1962 по 1973 (после Фишера работал Барри Голсон — с 1973 по 1990 и Стивен Рэндалл — с 1990), показал Хью. В интервью Дэвис рассуждал о расовых предрассудках. Издатель Playboy материал одобрил и поручил Фишеру и впредь заниматься поиском интервьюируемых и авторами, которые готовы предоставить редакции Playboy подобные материалы.
Поначалу, найти тех, кто согласится дать интервью было не так-то просто. Именитые люди боялись обсуждать серьезные темы с корреспондентами «порнографического журнала». Многие из тех, кто соглашался, были иностранцами (Жан Поль Сартр[52], Жан Жене[53], Бертран Рассел[54]).
Алекс Хейли вспоминал, что Мартин Лютер Кинг категорически не хотел разговаривать о гражданских правах с журналистом издания, на обложке которого кривляются голые девицы, однако Хейли удалось его убедить.
«Когда мы начинали работать, жанр интервью еще не был таким популярным, как теперь. Впрочем, не было и такого количества журналов. Поначалу к нам относились с недоверием, — вспоминали интервьюеры Playboy, — затем привыкли. Люди стали заглядывать к нам, будучи уверенными в том, что мы донесем их слова до читателей, ничего не исправляя и не фильтруя. Были и такие ребята, которых мы просто не могли застать на месте, вроде президента Билла Клинтона[55]».
В сентябре 1980 года журналист Playboy Дэвид Шефф взял интервью у британского музыканта, певца, поэта, композитора, одного из основателей и участников группы The Beatles[56] Джона Леннона[57] и его супруги Йоко Оно[58].
О творческом кризисе, о перерыве в работе, о счастье жить с Йоко Оно и многом другом рассказывал своему собеседнику Джон.
«Я уважаю ремесленников, но не хочу становиться одним из них, поэтому я решил уйти. А от меня продолжали ждать пластинок, как продолжали ждать от тех, кто привык выпускать их каждые шесть месяцев, потому что так быть должно и точка. Меня же волновало то, что я потерял свободу художника, став заложником образа. Я выполнил все обязательства, которые меня удерживали и ушел. А уходя ощущал себя 65-летним мужчиной, которому говорят: „Твоя жизнь кончена. Пора играть в гольф“».
Через два месяца после этого интервью убийца Джона Марк Дэвид Чепмен словно бы повторил эту фразу: «Твоя жизнь кончена», и выпустил в Леннона пять пуль, четыре из которых попали в цель.
/ Shutterstock
«Леннон был моим героем, — скажет спустя время Хью Хефнер в интервью американскому обозревателю Норму Кларку. — Когда мы открыли первое казино в 1966 году, The Beatles были там частыми гостями. Ринго Старр[59] был завсегдатаем наших кинопоказов в особняке в семидесятые. Как-то Леннон пришел ко мне в особняк на вечеринку. У них была размолвка с Йоко, дела у Джона шли плохо, он был в отвратительном настроении и много пил в тот вечер. Короче говоря, произошел скандал. Леннон затушил сигарету о висевшую на стене картину Матисса[60], попросту говоря, прожег ее насквозь. Мои друзья увидели это — меня в тот момент рядом не было — и выставили его за дверь. Дело прошлое. Что касается двух других участников The Beatles, с ними я никогда не встречался, но получал от них открытки к праздникам».
Близкие друзья Хью говорили, что прожженную картину Хефнер повесил в своей библиотеке, где проводил много времени, и уже после смерти Леннона воспринимал дыру в холсте, как автограф.
Для Playboy писали не только в жанре интервью. Это были заметки, репортажи, спортивные и кинообзоры. Журналист Эрик Кенигсберг рассказал читателям о жестоком убийстве трансгендера, Марк Боал — об обезвреживании бомб в Ираке. Для журнала писали такие журналисты, как Дэвид Шефф, Лорен Харис, Камиль Бромли, Брэд Дэррах и другие.
«Война во Вьетнаме, длившаяся почти восемнадцать лет, велась главным образом между северо-вьетнамскими войсками и южновьетнамской армией, поддерживаемой силами США. По сути, противостояние это было частью холодной войны между Соединенными Штатами с одной стороны и Советским Союзом и КНР, поддерживавшими коммунистическое правительство Северного Вьетнама с другой».
Playboy
на войне во Вьетнаме. «У оператора Ларри дрожал палец».
В 1968 году американский писатель, военный корреспондент The Washington Post Уорд Джаст[61] писал:
«Война во Вьетнаме — это война Playboy с теми, кто эту войну поддерживает».
«Война во Вьетнаме — это то, против чего мы решительно выступали, — вспоминал Хью Хефнер в одном из интервью. — Мы были противниками этого с самого начала. Это была аморальная война. Те, кого поддерживали сторонники этого кровопролития, были ничем не лучше тех, с кем мы воевали».
Несмотря на обещание, которое давал своим читателям основатель журнала на заре своей карьеры, а именно: «Мы не будем обсуждать государственные дела и решать мировые проблемы», Playboy не смог оставаться в стороне от происходящего. В одном из интервью Хью Хефнер сказал:
«На самом деле, как я сейчас понимаю, я начинал борьбу еще на детской площадке. Там тоже было социальное неравенство и многое из того, что беспокоит меня сегодня».
Постепенно журнал превратился в площадку для яростно споривших политиков и стал любимым журналом американских военных.
Cолдаты писали в редакцию, жаловались на самоуправство старших по званию, описывали психологические сложности перехода из положения простого гражданина своей страны в солдата и обратно, благодарили.