«Полноценно дышать мы начинали, когда освобождались от работы и снимали с себя униформу, — вспоминала Шарон. — В 1964 году не было закона о минимальной заработной плате, поэтому чаевые и были нашей зарплатой».
Когда спустя годы женщины всей страны начали активно бороться за свои права, первое, что Шарон и ее коллеги-«кролики» потребовали у Хефнера — дать им возможность снять туфли на каблуках.
«Для многих из нас это было пыткой — по восемь часов на каблуках. После двух дней работы ноги страшно болели и опухали, — рассказывала Шарон. — Хеф согласился с нами, туфли на каблуках не отменил, но сократил количество рабочих дней.
И все равно…Сегодня, когда я вспоминаю те дни, понимаю, что клубы Хефнера были заведениями высочайшего класса. Все здесь было направлено на качественное обслуживание гостей. Руководство придавало значение каждой мелочи, каждой черной пластиковой — такие были в клубах Playboy — зубочистке».
«Правда ли, что когда вы открыли свои клубы сначала в Чикаго, а затем и в Нью-Йорке, вы столкнулись с проблемой расизма?» — поинтересовался у Хефнера один из журналистов.
«Да, это действительно было, — признался Хеф. — И в Майами, и в Новом Орлеане — повсюду, где бы мы не запустили свой клуб, возникали вопросы расовой сегрегации. Но, ведь это несусветная глупость — думать, что темнокожий человек отличается от белого. Если и отличается, то только пигментацией кожи».
Мы тогда сказали: «Ребята, так дело не пойдет. Вы обязаны гостеприимно принимать всех подписчиков Playboy, всех членов клуба. Нас не поняли, поэтому мы выкупили франшизы и стали управлять клубами сами. Как только мы так поступили, вопрос расизма в клубах был закрыт».
«— Вы не боялись так открыто выступать в шестидесятые годы против расовой сегрегации, против запрета абортов?
— Я всю жизнь боролся с барьерами, понимаете. Сначала с барьерами внутри себя, затем с барьерами вокруг. Эта борьба стала частью концепции Playboy».
Примечательно, что именно в журнале Хефа были едва ли не впервые в то время размещены снимки темнокожих девушек: в 1964 — Дженнифер Джексон, в 1965 — Джин Белл, в 1971 — Дарин Стерн.
Шоколадный разворот. Темнокожие модели в эпоху расовой сегрегации
Окончившая колледж в Чикаго, девятнадцатилетняя Дженнифер Джексон искала работу. Именно тогда кто-то рассказал ей о мистере Хефнере — журналисте и издателе, который, наверняка, смог бы ей помочь.
«Когда я переступила порог чикагской штабквартиры Playboy, меня попросили написать заявление. Для меня за счастье была должность секретаря, но не успела я опомниться, как меня нарядили в костюм кролика, а один из фотографов журнала стал ходить за мной буквально по пятам и уговаривать раздеться для съемки в журнале», — рассказывала журналистам спустя годы Джексон.
/ Wikimedia
Как и в случае со многими девушками, для того чтобы уговорить Дженнифер, потребовалось время.
«Наконец я сдалась. Согласилась показать не все, что показывают сейчас, а только верхнюю часть тела. Поверьте мне, тогда и это было очень рискованно. Если бы я знала, что будет интернет, я бы никогда этого не сделала. А тогда… Тогда я подумала, что это разовая акция».
Вспоминая Хефнера, Дженнифер охарактеризовала его так: «Думаю, это был сутенер, высококлассный сутенер».
В свою очередь редактор отдела художественной литературы в журнале Playboy Эми Грэйс Лойд, уже выйдя в отставку, уверяла журналистов:
«Целомудреннее и застенчивее человека, чем Хефнер, я никогда в своей жизни не видела. И это при том, что вокруг было столько девушек с силиконовой грудью».
Получив титул «Мисс март 1965», Дженнифер была на седьмом небе от счастья.
«В то время шла война во Вьетнаме. Мне было приятно, что выписывавшие Playboy темнокожие военные увидят там свою девочку. Если бы вы знали, сколько писем я получила и, если бы вы знали, сколько раз я потом плакала. Многие из тех, кто писал мне, были убиты, а те, что вернулись, были искалечены, если не физически, то психологически точно».
Знали о фотографии и гордились своей дочерью и родители Джексон.
«Сегодня сложно это понять, но тогда подобный снимок был сродни разорвавшейся бомбе. Это было очень значимое событие для людей моей расы. Все, что до сих пор видели люди — темнокожих горничных в кино. Когда Хефнер опубликовал в журнале мою фотографию, стало ясно: мы не менее красивы и достойны лучшего, чем любая другая женщина, каким бы ни был цвет ее кожи».
Эта история была бы не совсем полной без продолжения, рассказанного Дженнифер в том же интервью. Она как нельзя лучше характеризует законы и порядки в те дни, когда Хью Хефнер бесстрашно вел борьбу за гражданские права.
«Как-то я приехала в Ричмонд, штат Виргиния, остановилась в отеле. Сотрудник на ресепшене меня пропустил, но уже на следующее утро администратор заявила: „Если бы мы знали, что в номере цветная, незамедлительно вызвали бы шерифа“».
Чем старше становилась Дженнифер, тем больше раскаивалась в том, что однажды сфотографировалась для Playboy. Чувство стыда не покидало ее. Поначалу она боялась, что не найдет достойную работу, а после, когда поселилась в Сиэтле, родила троих ребятишек и стала инспектором Службы защиты детей, переживала, что о ее поступке узнают ее дочь и сыновья.
«И они узнали. Одному из моих сыновей — когда ему было десять — фотографию показал в интернете приятель. Я не знала, куда глаза девать от срама. А дочь… Дочь сказала: — Это так круто, мама!»
Из интервью Алекса Хейли с Мартином Лютером Кингом[45] для журнала Playboy:
«Два года назад, помню, я вернулся домой после отбытия одного из своих сроков в тюрьме Олбани, штат Джорджия, и моя старшая дочь Иоланда спросила меня: „Папа, почему ты так часто сидишь в тюрьме?“ Я сказал ей, что участвую в борьбе за улучшение условий для цветных, а значит, и для всех людей. Я объяснил, что, поскольку все так, как есть, кто-то должен протестовать против несправедливости, что кому-то нужно сесть в тюрьму, потому что многие южные чиновники стремятся сохранить законы, согласно которым мы — цветные — считаемся вторым сортом. Я пытался объяснить своей дочери что кто-то должен бороться, чтобы сделать мир лучше для всех детей. В то время ей было всего шесть лет, но она уже знала о сегрегации из-за опыта, который у нас был.
Никогда не забуду сцену, которую мне довелось наблюдать в Бирмингеме, когда белый полицейский пристал к маленькой негритянской девочке семи или восьми лет, которая шла на демонстрацию со своей матерью.
„Что вам нужно?“ — хрипло спросил полицейский, и девочка, глядя ему прямо в глаза, ответила: „Фидом“ (freedom — свобода). Она даже не могла произнести толком это слово, но знала его. Это было прекрасно! Много раз, когда я оказывался в крайне непростых ситуациях, воспоминание об этом малыше приходило мне в голову и поддерживало меня».
«Это так круто, мама!» Приблизительно те же слова, что и дочь Дженнифер, сказала своим родителям американская и афроамериканская модель Дарин Стерн, когда в октябре 1971 года вышел очередной выпуск журнала Playboy с ее, Дарин, фотографией на обложке. Тот журнальный номер стал настоящим хитом.
Дарин родилась в семье, которая вместе с сотнями других семей была вынуждена бежать с Юга на Север, спасаясь от жестокого обращения и в надежде обрести возможность просто спокойно жить. Только за три года: с 1916 по 1919 годы в Чикаго нашли приют от полусотни до семидесяти пяти тысяч темнокожих южан. Но и здесь им не удавалось избежать притеснения
К тому времени, как Дарин поступила в Чикагский колледж, Playboy процветал. Мистер Хеф уже открыл свой первый клуб на Уолтон-стрит. Сюда и пришла работать Дарин. Здесь же девушка, нарушив существующие правила, познакомилась со своим будущим мужем — человеком состоятельным — и ушла работать в банк.
Сложно сказать, почему Дарин осталась незамеченной, когда трудилась почти под носом у Хью. Как бы то ни было, а в Playboy ее привел фотограф.
«Он увидел меня в банке, подошел и деликатно попросил разрешения сфотографировать. Я согласилась. Когда родители увидели обложку, были очень рады. Вдвойне рады они были тому, что на обложке не все видно», — рассказывала Стерн.
Появившуюся в Playboy, Дарин начали приглашать и в другие журналы. Издатели хотели такой же славы, как у Хефнера, боялись существующих законов и, как ни старались, не могли перебороть предубеждения.
«Меня приглашали на кастинг, были вежливы и в то же время я чувствовала, как косо на меня смотрят, — вспоминала Дарин. — Я чувствовала себя униженной, поскольку мне постоянно казалось, что мне делают одолжение».
Развод, постоянные переезды из города в город, переживаемые стресс за стрессом не могли не сказаться на здоровье женщины. В 43-летнем возрасте у Дарин обнаружили рак молочной железы.
В 1994 году темнокожей красавицы не стало.
Обложка же с ее фотографией в 2005 году была внесена Американским обществом редакторов журналов в список сорока самых важных обложек за последние четыре десятилетия. К сожалению, для того, чтобы увидеть и понять то, что Хью видел и понимал сразу, многим требовались годы.
С начала шестидесятых годов Playboy предложил своим подписчикам новую рубрику — «Секс в кино». Читателям демонстрировали пикантные сцены, запечатленные фотографами журнала на съемочных площадках. Перед читателями предстали обнаженные Марчелло Мастроянни и Настасья Кински, Рудольф Нуреев и Мишель Филипс, Марлон Брандо и Мария Шнайдер
Несколько сцен из фильма «Обещания! Обещания!» режиссера Кинга Донована с американской бродвейской и голливудской киноактрисой Джейн Мэнсфилд[46] также появились в Playboy.
Джейн была давней любимицей редакции.
В 1955 году она стала «подружкой» месяца, а затем ее фотографии еще несколько раз появлялись на страницах издания.