<иц>) и пробыть в каждой более или менее продолжительное время. Но план этот я не мог привести в исполнение, так как в первой же посещенной мной деревне, пробыв там три дня, я заболел и вынужден был вернуться обратно в город (Хабаровск). И только через три недели, израсходовав так непроизводительно время и деньги, мог я снова выехать, но уже на этот раз не располагая деньгами и вынужденный обязательно вернуться к определенному сроку в город, смог я посетить только пять станиц, оставаясь в каждой не более 2‑х дней. (Должен оговориться, что и время было не совсем удобное, так как еще спешно заканчивались некоторые крестьянские работы.)
На эти поездки израсходовано мною около ста рублей своих личных средств, и в настоящее время средствами для дальнейших работ я не располагаю.
Вследствие чего и имею честь обратиться с просьбой в Отделение Русского языка и Словесности Императорской Академии наук об оказании мне материальной поддержки для продолжения моих занятий по собиранию материалов по народной словесности и диалектологии.
Весь собранный мной материал поступит, конечно, в распоряжение Отделения.
Поездку я предполагаю совершить по следующему маршруту:
Посетить все казачьи станицы, начиная со ст<аницы> Надеждинской[13], в которой я уже был, и до ст<аницы> Радде[14] (500 в<ерст> от Хабаровска).
По дороге предполагаю остановиться в некоторых казачьих деревнях, напр<имер>, в Чурках, Улановке и др., так как в них живут в качестве торговцев, содержателей почтовых станков <так!> и т. д. некоторые казаки, рекомендованные мне как отличные певцы и знатоки народной поэзии. Расходы на поездку вычисляю я следующим образом: путь от Хабаровска до ст. Радде и обратно (1000 в<ерст>) почтовым зимним трактом по 6 к<опеек> с версты – 60 р<ублей>.
Кроме того, придется делать заезды в сторону от тракта, пользуясь междудворными и вольными лошадьми. Высчитать точно прогоны невозможно, так как плата зависит от соглашения в каждом отдельном случае.
Но так как благодаря этим отклонениям в сторону явится возможность миновать некоторые станки прямого тракта, то я полагаю, что 100 р<ублей> вполне хватит на весь путь. (Основываю эту цифру на сведениях, собранных за последнюю поездку и пополненных в городе.)
Пробыть в пути предполагаю 2½–3 месяца: декабрь, январь и февраль.
По словам казаков, это время – самое удобное для моей цели, так как именно в это время население наиболее свободно и тогда же устраиваются вечорки, игранчики и др<угие> формы гулянок. В феврале преимущественно бывают и свадьбы.
Расход на продовольствие и ночлег, считая приблизительно 1 р<убль> в сутки, также 100 р<ублей>.
Наконец нужно еще иметь в виду необходимые издержки на угощение (без этого очень трудно обойтись), подарки. Иногда придется, б<ыть> м<ожет>, созвать самому и оплатить вечорку.
На эти расходы, я полагаю, будет достаточно рублей 40–50.
Все остальные расходы, связанные с поездкой (фотографические пластинки, специальная одежда для зимних поездок и т. п.), я буду иметь возможность произвести собственными средствами.
Кроме денежной помощи ходатайствую я перед Отделением Рус<ского> яз<ыка> и Сл<овесности> Императорской Академии Наук о снабжении меня фонографом для записи образцов говора и песенных мотивов.
М. Азадовский
г. Хабаровск, Хабаровская ул. 55
1 ноября 1913 г.[15]
Из письма М. К. следует, что его первая экспедиция протекала в летние месяцы 1913 г., захватывая, возможно, и часть сентября. В Петербург он так и не поехал. В прошении, отправленном 30 апреля 1914 г. заведующему Одногодичными педагогическими курсами, М. К. называет причины, по которым он не смог вернуться к началу занятий на курсах (т. е. осенью 1913 г.): «…Вскоре после подачи прошения[16] я заболел, а потом должен был отбывать учебный сбор в г. Хабаровске в качестве ратника I разряда, который и закончил в середине декабря 1913 года»[17]. О своей поездке по Приамурью М. К., естественно, не упоминает.
Никакими сведениями о военной учебе М. К. «в качестве ратника» мы не располагаем. Думается, этот «учебный сбор» если и состоялся, то обернулся для него простой формальностью, поскольку в октябре он уже занимался составлением подробного послания в Академию наук.
Куда и кому именно было отправлено это послание, не вполне ясно: то ли непосредственно в Академию наук, то ли Л. В. Бианки с просьбой передать лично А. А. Шахматову (под руководством которого занимался Бианки). Тем более что Лев Валентинович еще ранее пытался обратить внимание академика на своего товарища и многообещающего молодого ученого. 29 ноября 1913 г. Бианки писал Шахматову:
Глубокоуважаемый Алексей Александрович, как-то я и мой товарищ по факультету В. А. Сидоров обратились к Вам с просьбою о том, не найдете ли Вы возможным возбудить перед Вторым Отделением Ак<адемии> Н<аук> ходатайство о пособии кандидату нашего Университета[18] М. К. Азадовскому на поездку по станицам Амурского края. Теперь я имею возможность передать Вам прошение М. К. Азадовского и некоторые материалы его и, совместно с товарищами В. А. Сидоровым и Л. С. Троицким, очень прошу Вас ознакомиться с этими материалами.
Не могу взять на себя смелости оценивать присланные М<арком> К<онстантиновичем> материалы и вообще судить о своевременности его планов. Разрешу себе только несколько слов о самом М. К. Азадовском на основании моего личного знакомства с ним.
Если вообще имеют ценность наблюдения над литературным и языковым творчеством населения Восточной Сибири, если важно спасти от полного забвения остатки древних элементов в языке и фольклоре сибирских переселенцев, то, по моему искреннему мнению, Ак<адемия> Н<аук> не пожалеет, оказав в этих целях поддержку именно М<арку> К<онстантинович>у. Присланные М<арком> К<онстантинович>ем материалы не дадут, я боюсь, правильного представления даже о подготовке М<арка> К<онстантиновича> к наблюдениям, т<ак> к<ак> эти материалы изложены наспех и вообще при оч<ень> неблагоприятных условиях (отсутствие необходимых справочников и т. д.). Но как бы то ни было, я могу, по моему глубокому убеждению, обратить В<аше> внимание на то, что М<арк> К<онстантинович> – человек редкой преданности делу изучения Сибири и полон энтузиазма к той области знания, в которой он начал работать. Я нисколько не сомневаюсь, что знания и подготовка М<арка> К<онстантиновича> будут неуклонно расти, так как его влечет к поездке с ист<орико>-лит<ературными> и лингв<истическими> целями отнюдь не голое стремление к продвижению, но научный интерес.
Не сомневаюсь также, что М<арк> К<онстантинович> с благодарностью примет все указания, какие Вы нашли бы нужным сделать ему в целях большей продуктивности его наблюдений (сократить, напр<имер>, свой маршрут, обратив внимание на те или иные явления в языке, и т. п.).
Очень извиняюсь, что затрудняю Вас чтением этого пространного письма, но прошу верить, что мною руководит самое искреннее желание помочь Вам приобрести для науки очень полезного работника, воодушевленного прекрасными общественными стремлениями и, мне кажется, обладающего многими данными для того, чтобы оправдать надежды, которые на него были бы возложены.
С искренним уважением и преданностию
Л. В. Бианки[19].
Это свое письмо Бианки, по-видимому, отдал, вместе с ходатайством М. К., прямо в руки академика, поскольку уже на другой день, 30 ноября, возглавляемое Шахматовом Отделение русского языка и словесности на своем очередном заседании принимает решение:
…выслать по телеграфу Марку Константиновичу Азадовскому <…> двести пятьдесят рублей на поездку в Сибирь для собирания материалов по народной словесности и диалектологии в Амурском крае, о чем и просить Правление А<кадемии> Н<аук> выпискою из протокола[20].
4 декабря отделение официально информирует Азадовского о принятом решении[21]. А 8 или 9 декабря М. К. откликается телеграммой: «Глубоко благодарен за оказанное доверие выеду по получении денег командировочного листа Азадовский»[22].
Переписка с Петербургом продолжалась. Вероятно, в декабре М. К. заканчивает статью «Амурская „частушка“»[23], написанную по материалам его летней поездки и содержащую приблизительно 40 текстов. «Все частушки записаны в станицах по ср<еднему> Амуру и приведены с особенностями местного говора», – указано в примечании. При всей свой краткости, газетная статья содержит ряд общих наблюдений и выводов (о природе частушки, ее бытовании в данный исторический момент, соотнесенности «сибирской» и «российской» частушки, вытеснении старой народной песни за счет частушек и др.)[24].
Именно эту статью М. К. считал началом своей научной деятельности, своего рода «точкой отсчета». С «Амурской „частушки“» начинается перечень опубликованных работ в его первой библиографии[25].
Задержавшись в Хабаровске до осени 1914 г., М. К. продолжает сотрудничество с «Приамурьем», причем некоторые его публикации появляются под псевдонимом или вообще без подписи. Выявить их пыталась в свое время Л. В., внимательно изучившая комплект «Приамурья» и предположившая, в частности, авторство М. К. в отношении статьи «Поэзия Огарева», появившейся – в связи со столетним юбилеем – под псевдонимом Д. Карамазовский