ева на Хабаровской улице и позднее в Портовом переулке (а не в Гродековском музее)[12].
Не ограничиваясь докладами и дискуссиями на общенаучные и профессиональные темы, участники кружка встречались и для дружеского общения. Вот как выглядели эти встречи в реконструкции Г. Г. Пермякова, источником для которой послужили воспоминания А. К. Арсеньевой:
«Занятовцы» собирались точно к семи часам. Владимир Клавдиевич не терпел задержек и за минуту опоздания делал замечание. Среда начиналась в гостиной с краеведческого сообщения очередного докладчика. Далее гости рассказывали о новом в науке или предлагали тему для обсуждения и спора. Показывались новые фотографии, карты, книги и рисунки. Это были краеведческие среды с непременной дальневосточной темой. Каждое выступление тут же анализировалось и нередко критиковалось. Самым горячим и неутомимым докладчиком, спорщиком и критиком был Арсеньев. После пяти часов научного шума, как говорила о занятиях Анна Константиновна, ровно в полночь хозяин бил в гонг, и затем следовал ужин до трех и четырех часов ночи. О науке теперь не было и речи. Краеведы меняли амплуа и пели хором, послушные дирижеру Арсеньеву. Иногда, по просьбе собравшихся, Владимир Клавдиевич пел под гитару[13].
В письме к Л. В. от 8 ноября 1959 г. Г. Г. Пермяков добавляет еще ряд деталей:
Анна Константиновна Арсеньева, жена Владимира Клавдиевича, много рассказывала мне о Вашем покойном супруге Марке Константиновиче. Рассказывала, как он бывал у них в Хабаровске в 1913 году на зимних вечерах, как любил пирожные, как выглядел, как хорошо говорил, как одевался (94–47; 1).
Эти живые штрихи отчасти перекликаются с другими дошедшими до нас свидетельствами. «Раз в неделю они собирались друг у друга, – писал, например, Ф. Ф. Аристов, один из биографов Арсеньева, опираясь на воспоминания последнего (ныне утраченные), – перечитывали новейшие журнальные статьи и вели дружеские беседы, которые иногда затягивались до рассвета»[14]. Владимир Клавдиевич любил рассказывать о своих путешествиях по уссурийской тайге и, в частности, о своем знакомстве с Дерсу Узала, читал гостям первые главы будущей книги. Именно в этой дружеской атмосфере и сложился Арсеньев-писатель. В книге Пермякова читаем:
«Шумная десятка» бурно приветствовала введение в книгу Дерсу Узала. Более других это понравилось Лопатину, автору знаменитых «Гольдов»[15].
Арсеньев показал свою работу многим знатокам Дальнего Востока, спрашивая их: «Что неверно? Что непонятно? Что добавить?»
Бывшего «средовца» М. К. Азадовского, сказано далее, Владимир Клавдиевич выделял особо и всегда советовался с ним[16].
Воспоминания самого М. К. уточняют эту картину:
Я буквально почти всю эту будущую книгу прослушал сначала в замечательно увлекательных рассказах В<ладимира> К<лавдиеви>ча. Я слышал отдельные рассказы у него в кабинете, за чайным столом у меня, в палатке на раскопках и т. д. и т. д. Мне кажется, что в рассказывании они были еще более замечательны; во всяком случае, многих характерных и ярких деталей я потом не нашел в печатном тексте[17].
Сохранилась фотография членов хабаровского кружка, на которой изображены, помимо Арсеньева и М. К., К. А. Гомоюнов, А. Н. Спирин и И. А. Лопатин с женой (см. илл. 17).
В монографии, посвященной Арсеньеву, А. И. Тарасова сообщает, что кружок просуществовал один год, а затем «влился во вновь созданное по инициативе Арсеньева Отделение археологии, истории и этнографии при Приамурском отделе РГО»[18]. Отделение возникло в конце 1913 г.; председателем его был В. К. Арсеньев, секретарем – А. Н. Свирин. На одном из заседаний М. К. выступил с сообщением «Археологические древности по р. Амуру (От Хабаровска до Радде)»[19] и рассказал о своих «путевых впечатлениях», связанных с находками в бассейне Амура. В этом выступлении («единственный в моей жизни доклад на археологическую тему», – вспоминал М. К.[20]) сказалось «прямое влияние» Арсеньева[21]. Видимо, тогда же (т. е. в конце 1913 – начале 1914 г.) по инициативе Арсеньева М. К. избирается действительным членом Приамурского отдела Русского географического общества[22].
О дальнейших связях М. К. с участниками кружка сведений почти не имеется, что, впрочем, не вызывает удивления: осенью 1914 г. М. К. надолго покидает Хабаровск. Правда, в его поздних письмах к Арсеньеву не раз упоминается И. А. Лопатин, перебравшийся в 1920 г. во Владивосток, где преподавал (в должности приват-доцента) курс этнографии в местном университете; там же был издан его капитальный труд «Гольды». В письме из Читы от 7 апреля 1922 г. М. К. просит Арсеньева передать Лопатину привет[23]. А из письма от 4 августа 1926 г. выясняется, что М. К. способствовал первой научной публикации Лопатина[24]. Обращаясь к Арсеньеву с просьбой прислать ему книгу «Гольды», М. К. пишет: «Рассчитывать на любезность автора мне, увы, не приходится. (Забыл он, как когда-то я устраивал ему печатание „Сказок“ в „Живой Старине“)»[25].
Лопатин к тому времени уже покинул Владивосток, где преподавал с 1920 по 1925 г., и перебрался в Харбин (оттуда – в США). Что именно осложнило отношения М. К. с прежним товарищем по хабаровскому кружку, неясно.
М. К. знал также И. А. Дзюля, начальника станции Корфовская, спутника Владимира Клавдиевича в экспедиции 1908 г. Работая над книгой об Арсеньеве, М. К. 6 июня 1952 г. спрашивал М. К. Крельштейн:
…помнишь ли ты <…> товарища и друга Ринальда Лукича[26] – начальника станции Корфовская, Дзюля? Как его звали, Иосиф Александрович или Иосиф Антонович? И какова его судьба? Когда он умер? (Хотя бы приблизительно.)[27]
Я с ним был хорошо знаком, и мне помнится, что его звали Иосиф Антонович. Но вот недавно в одном журнале я встретил указание, что его звали Иосиф Александрович. Мне он нужен, потому что он был спутником Арсеньева в экспедиции 1908 года. Арсеньев о нем неоднократно упоминает; на Корфовской Арсеньев подолгу живал[28] – в частности, там он и писал свои первые книги. Жил же Дзюль постоянно на Корфовской, п<отому> что там была охота на тигров. К стыду своему, я до недавнего времени не знал, что Дзюль был и писателем – в журнале «Наша охота» он напечатал замечательно интересный очерк о совместном путешествии с Арсеньевым[29] (88–16; 4–4 об.).
В письме к библиографу, литературоведу и деятелю отечественной культуры Е. Д. Петряеву (1913–1987) от 12 августа 1951 г. М. К. вспоминал, что на одном из заседаний Приамурского отдела Географического общества Арсеньев познакомил его с врачом Н. В. Кириловым (1860–1921), этнографом, публицистом, исследователем Забайкалья[30].
В середине 1914 г. в Хабаровске был издан очерк Арсеньева «Китайцы в Уссурийском крае»[31]. Один из первых экземпляров автор подарил своему младшему товарищу с надписью: «Марку Константиновичу Азадовскому от глубокоуважающего его автора В. Арсеньев»[32]. Указаны дата и место дарения: «8/VIII 1914 г. Хабаровск». Азадовский откликнулся на это издание небольшой рецензией, написанной, по всей видимости, осенью 1914 г. – вскоре после его возвращения в Петроград. Рецензия появилась без подписи в ежемесячном журнале «Русская старина», хорошо известном в дореволюционной России, в разделе «Библиографический листок»[33].
Что касается книги Арсеньева «Лесные люди удехейцы» (Владивосток, 1926) с дарственной надписью Азадовскому, то после смерти ученого она перешла к Б. Н. Путилову. Местонахождение других книг с автографами писателя-путешественника, подаренных им некогда М. К., неизвестно.
Находясь в 1915–1917 гг. в Хабаровске, Арсеньев поддерживал связь с семьей М. К. В цитированном выше письме Л. Я. Штернберга от 31 марта 1914 г. упоминается Азадовская, у которой осталась «инструкция» для этнографической работы с орочами. Речь идет предположительно о Лидии Константиновне, которая находилась тогда в Петербурге и по просьбе брата заходила к Л. Я. Штернбергу, передавшему ей некую «таблицу». После отъезда М. К. из Хабаровска Арсеньев навещал (и, видимо, неоднократно) мать Азадовского. «…С согласия Веры Николаевны я познакомился с Вашей библиотекой», – писал ему Арсеньев 22 марта 1915 г.[34] А в октябре 1916 г. Арсеньев читал лекцию «Климат Приамурского края» в Алексеевской женской гимназии Хабаровска[35]. Лекция состоялась по инициативе родительского комитета, членом которого была в то время В. Н. Азадовская (а в шестом классе той же гимназии училась младшая сестра Марка – Магдалина[36]).
Свидетельством многолетних дружеских отношений Азадовского и Арсеньева служит их переписка, начавшаяся в 1915 г. и длившаяся до последних дней жизни Владимира Клавдиевича. Сохранилось восемь писем Арсеньева и четыре письма Азадовского; в действит